Александр Кучинский - Преступники и преступления. Законы преступного мира. Побеги, тюремные игры Страница 26

Каторжник Клименко сбежал из Александровской тюрьмы, чтобы отомстить конвоиру. Арестант уже имел за плечами побег, который завершился неудачно. Рядовой по фамилии Белов, служивший на кордоне, выстрелил по беглецу и тяжело его ранил. Оклемавшись в тюремной больнице, Клименко вновь покинул тюрьму и двинулся прямиком на знакомый кордон. На этот раз солдаты палить не стали и просто задержали беглеца. Как и надеялся Клименко, конвоировать его поручили Белову. Тащи, мол, своего крестника назад в тюрьму — получать опять награду.

Радостный солдат прихватил ружье и отправился в путь. По дороге он разговорился с арестантом, который потешал служивого забавными историями. Наконец Клименко попросил у солдата покурить. Белов поставил ружье у ноги, поднял воротник, защищаясь от холодного ветра, и начал раскуривать трубку. Беглец бросился к нему, вырвал ружье, свалил солдата на землю и выстрелил. Белов умер мгновенно. Убийца преспокойно продолжил путь, дошел до Александровской тюрьмы и сдался надзирателям. Он рассказал о выстреле и о том, где можно найти труп Белова. Вскоре Клименко был повешен.

Если узник Сахалина задумал сбежать, остановить его уже невозможно. Характер окружающей среды, надзор, внутренняя дисциплина и расхлябанность солдат — союзники беглеца. Возможность покинуть тюрьму предоставляется практически ежедневно. Арестант может незаметно проскочить через открытые тюремные ворота или же скрыться во время общих работ в тайге, где за десятками каторжников присматривает один-два солдата. Бежать тяжело лишь из карцеров, кандальных и рудников (рудник постоянно оцеплен часовыми, которые имеют право стрелять без предупреждения). Хотя для опытных узников вообще не существует никаких преград. Они бегут из тех же карцеров и рудников.

Любопытна арестантская доля Соньки — Золотой Ручки, знаменитой питерской воровки. Она гастролировала по лучшим отелям России и Европы, бессовестно обчищая номера богатых постояльцев. Настоящее полное имя Соньки удивительно по своей сложности и важности — Шейндля-Сура Лейбова Соломониак. Прибыльные гастроли Золотой Ручки оборвались в 1880 году, когда ее арестовали и приговорили к ссылке в Сибирь. В Красноярском крае питерская знаменитость трудилась всего четыре года, а затем исчезла. Ее след обнаружили в Смоленске. Беглянку вновь «упаковывают» в тюремные стены. В Смоленском допре все еще красивая и элегантная Сонька влюбляет в себя местного надзирателя Михайлова и вместе с ним 30 июня 1886 года убегает.

На свободе беглая авантюристка пробыла четыре месяца. Беглянку заковывают в кандалы и отправляют не куда-нибудь, а на остров Сахалин, подальше от центральной части России. Из Одесского порта в плавучей тюрьме Сонька отправилась в Александровск. В Александровской ссыльно-каторжной тюрьме она ухитрилась добыть солдатскую шинель. То ли украла, то ли выманила у влюбчивого служивого. Переодевшись солдатом, она почти открыто вышла из ворот тюрьмы и направилась в тайгу. Беглянку ловили лишь сутки. За это время в Александровском посту кто-то убил местного лавочника и похитил у поселенца Юрковского 56 тысяч рублей. Следствие доверилось своей интуиции, которая чувствовала в этих злодеяниях руку Золотой Ручки.

На следующий день разбойница уже лежала на отшлифованной лавке и с визгом принимала порцию плетей. После чего Золотую Ручку заковали в ручные кандалы и заперли в одиночной камере, где она прожила почти три года. Этот срок здоровья ей не прибавил. Сахалинская каторга окончательно стерла былую красоту и обаяние. Выйдя из тюрьмы, Сонька — Золотая Ручка оседает на Александровском поселении. Под конец своих дней она решается на свой последний побег, который скорее напоминал робкую отлучку. Из Александровского поста больная, выцветшая Сонька побрела в тайгу и через три километра рухнула на землю. Охрана нашла ее уже мертвой.

Три рубля и десять суток

Вечный и вездесущий дух аферизма коснулся побегов еще во времена каторги. Старый арестант, закаленный не только суровым климатом, но и десятками побегов, искал среди ссыльных новобранцев богатого (относительно, разумеется) каторжанина и уговаривал его пуститься в бега. Новички почти всегда имели деньги и теплые вещи. Они еще не успевали просадить и те, и другие за картами.

Неопытный арестант соглашался, подписывая этим свой смертный приговор. Вырвавшись в тайгу, опытный беглец убивал доверчивого спутника, забирал его скромное имущество и со спокойной совестью возвращался обратно в тюрьму. Он не ложился под плеть и не получал прибавку к сроку, ибо он пробыл на свободе всего сутки.

Осталась нераскрытой судьба арестанта Лагиева, который в конце прошлого века убил ректора Тифлисской семинарии. На Сахалине Лагиев служил учителем, но очень недолго. В пасхальную ночь 1880 года он, некто Никольский и еще четверо бродяг пустились в бега. Через несколько дней по сахалинской каторге прошел слух, что троих беглецов, уже переодетых в гражданское, видели на берегу у Муравьеве кого поста. Лагиева и Никольского среди них не было. Многие считали, что оба были убиты. Деньги и гражданское одеяние (Никольский был сыном местного священника) — стоящая причина для убийства.

Часто афера проворачивалась с целью выманить из местной казны три рубля, которые причитались солдату за поимку беглеца. Бывало, что арестант и охранник заключали тайную сделку. Первый уходил в тайгу или к морю, второй же этому не препятствовал. Через день-два, когда по следу беглеца пускали отряд солдат, беглый узник и служивый встречались в оговоренном месте. Они возвращались в тюрьму, солдат получал премию и делился с напарником. Доход от аферы, согласитесь, небольшой. Поэтому охрана сманивала бежать сразу нескольких арестантов. Сценарий «поимки» был тот же. Только теперь вооруженный винтовкой солдат вел сразу троих-четверых беглецов, получая за свою расторопность в три-четыре раза больше.

Доходило и до абсурда. Конвоир приводил из дремучей тайги сразу семерых бродяг, которые выглядели далеко не дохляками. А однажды худосочный местный житель, вооруженный только длинной палкой, вернул в тюрьму сразу одиннадцать беглецов. И получил за это тридцать три рубля. Вероятно, себе он оставил лишь половину.

Каторга отошла в прошлое, а вместе с ней — и денежная премия. Создатели и хранители ГУЛАГа посчитали, что финансовый интерес пагубно влияет на идейный конвой. На смену трехрублевке пришел внеочередной отпуск. Если солдат пленял или убивал беглого зека, то на десять суток отправлялся домой. Уставный «беговой отпуск» стал весомым стимулом для лагерной охраны, которая в основном состояла из солдат срочной службы. А какой солдат не мечтает стать отпускником? Легендарные «десять суток» нашли свое место и в песенном блатном наследии. Примером может служить одна из последних песен на эту тему, нашумевшая (в прямом смысле) в середине 1997 года. Ее автор Иван Кучин в стихотворной форме изложил судьбу зека-беглеца, уходившего от погони и рвущегося через заснеженную тайгу:

И ефрейтор один тоже мать вспоминал,Среди черных осин все бойчее шагал.Десять суток цена. Кто назначил ее?Вот мелькнула спина, и поднялось цевье.Сухо щелкнул затвор.Оглянулся зека. «Сука!»—выдохнул он и взглянул в облака.А вверху пустота, лишь вдали по кривойПокатилась звезда, словно в отпуск домой.

И все же побег как предмет аферы все еще продолжал и, возможно, еще продолжает существовать. Подбить заключенного на «рывок», то есть на трехлетнюю прибавку к сроку, в теперешней зоне невозможно. Но появился иной способ спровоцировать побег. Мой знакомый, в прошлом начальник конвойной роты, вспоминал характерный случай.

В 1972 году в одном из лагерей Казахстана сорокалетний урка во время перехода в промзону успел переброситься двумя-тремя фразами с младшим сержантом. В конце недели сержант должен был заступить на ночное дежурство на седьмую вышку. Зек это знал и предложил охраннику сделку: «Я убегу через твою зону. Ты ничем не рискуешь. Ты просто на минуту отвернешься. Если я уйду, братва передаст тебе сто рублей». Охранник немного подумал и сказал: «Беги». Дождавшись, когда знакомый сержант заступит на седьмую вышку, зек подобрался к проволочному заграждению и прокусил проход. Затем пересек контрольную полосу и подбежал к последнему заграждению. Урка закинул веревку со стальным крюком на стену и, подобно альпинисту, стал шагать наверх. В это время «вертухай» действительно смотрел в другую сторону и, казалось, не замечал беглеца. Но едва тот подобрался к краю забора и ухватился за него руками, сержант резко повернулся, вскинул автомат и начал целиться. Выждав секунду-другую, он нажал на спуск. Длинная очередь скосила зека, упавшего по ту сторону заграждения.