Илья Вагман - 100 знаменитых загадок истории Страница 29

Клад Приама представлял собой серебряный двуручный сосуд, наполненный золотыми украшениями, чашами и вазами – всего более 10 000 вещей. Генрих сделал фотографию женских украшений, надев их на свою жену. Эта фотография Софии обошла тогда все крупнейшие газеты мира.

Помимо 1000 золотых бусин, в клад входили: шейные гривны, браслеты, серьги, височные кольца, налобная золотая лента и две золотые диадемы с 2271 золотым кольцом, 4066 пластинок в форме сердечка, 16 изображений богов из золота, 24 ожерелья, золотые пуговицы и иголки. Был здесь и массивный золотой соусник весом в 601 г, который предназначался, вероятно, для ритуальных жертвоприношений, много посуды из золота, серебра, электрона и меди. Кроме золотых вещей, в троянской находке были обнаружены кости диких и домашних животных, хлебные зерна, горох, бобы и кукуруза, глиняные сосуды, часть которых имела форму животных, огромное количество каменных орудий и топоров. Сам Генрих Шлиман выше всего ценил ритуальные топоры-молоты, найденные в 1890 году, украшенные декоративными позолоченными фризами. Они настолько совершенны, что некоторые ученые сомневаются в том, что их могли сделать в середине III тысячелетия до н. э.

Возраст изделий вызывает уважение: 2000 лет до н. э. – за 1000 лет до возникновения Рима, за 1500 – до появления славян, за 1700 – до Александра Македонского.

Сокровища, замаскированные капустой и овощами, в больших корзинах переправили в Афины, а затем в Германию. Высокая Порта сочла себя ограбленной и возбудила против Шлимана дело об утайке им сокровищ. В 1874 году в Афинах состоялся суд, присудивший немецкого археолога к уплате денежного штрафа. В 1875 году Шлиман выплатил Турции 50 тысяч франков отступных за отказ от притязаний на клад, описанный в книге «Атлас троянских древностей» (1873 г.). Книга принесла Шлиману большую известность, разделив весь ученый мир на его сторонников и противников.

Необычной оказалась судьба троянских сокровищ. Шлиман хотел подарить их Элладе, но греческий парламент дара не принял. Тогда находки были предложены разным музеям Европы: Британскому национальному, Лувру и другим. Шлиман предложил их и Эрмитажу, но Россия ответила отказом, возможно, из-за его развода с Екатериной Лыжиной, совершенного вопреки законам православной церкви. 180 предметов, извлеченных при раскопках, Шлиман в 1883 году все же передал в Петербург, остальная часть коллекции досталась согласно завещанию его жене. София должна была передать ее в дар немецкому народу. Она выполнила волю покойного мужа: коллекция десятки лет экспонировалась в Берлинском музее древней истории. Перед Второй мировой войной директор музея упаковал ее в чемоданы, которые хранил в бункере в районе Тиргартена. С началом бомбардировок сокровища были перенесены на территорию зоопарка. Вскоре Берлин был взят, и директор музея, пытаясь спасти ценности от уничтожения, передал их советским войскам. 17 мая 1945 года секретный груз был отправлен в Москву. Только немногие лица знали, что в трех чемоданах упакован всемирно известный клад Приама, имеющий еще и другое название: золото Шлимана. Человек, отдавший ценности СССР, до самой смерти молчал об этом, следуя полученной инструкции. Молчали и давшие подписку о неразглашении руководители Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, где, по распоряжению Сталина, сокровища хранились в режиме особой секретности. Официальные органы на все запросы о судьбе коллекции упорно утверждали, что она погибла во время битвы за Берлин.

Правда открылась только в 1989 году, когда вдова человека, подписавшего протокол о передаче основной части коллекции, опубликовала дневники мужа.

В 1993 году Б. Ельцин официально признал, что коллекция Шлимана находится в России. Государственная Дума проголосовала против возвращения сокровищ немецкому народу.

Шлиман был не первым человеком, искавшим Трою около Гиссарлыка. Почему же поиски начались именно в этом районе? Дело, по-видимому, в том, что еще сохранялась смутная память о расположении Трои где-то в районе пролива Босфор. Впервые подобное предположение было высказано задолго до Шлимана французом Шуазелем-Гуфье (1785 г.). В XVIII веке ле Шевалье вел поиски там, где Геллеспонт (Дарданеллы) отделяет от Турции Европу. В 1822 году Макларен утверждал, что этот холм и есть древняя Троя. А американский консул Фрэнк Калверт пытался убедить директора Британского музея организовать в 1863 году экспедицию для раскопки руин на холме Гиссарлык. Там же вел поиски и австриец Хан в 1864 году. Шлиман прямо ссылается на Калверта, что противоречит широко распространенному мифу об археологе, нашедшем Трою, опираясь исключительно на текст Гомера.

Освобожденные от земли в ходе очередных раскопок руины показали, что здесь существовало какое-то поселение размером всего 120 х 120 м. Ничего «гомеровского» тут не было и в помине. Г. Шлиман понимал, что требуется нечто экстраординарное, чтобы привлечь внимание общественности. И в мае 1873 года он находит богатейший клад, принадлежавший, по его первоначальному убеждению, гомеровскому царю Приаму. Работа Шлимана сразу завоевала широкую известность. Но нашлось немало историков, отнесшихся к его находке скептически. Указав на множество странностей, окружающих «открытие», критики объявили всю историю клада грубым вымыслом: Шлиман либо собрал все эти вещи за очень долгое время, либо купил большую их часть. Некоторые данные ставят под серьезное сомнение подлинность находки даже в глазах почитателей немецкого археолога. Например, Шлиман упорно не хотел называть точную дату своего открытия. Оказывается, подробные отчеты были сделаны позже, при этом дата несколько раз менялась и осталась неясной. Никаких убедительных доказательств того, что он раскопал «гомеровскую Трою», Г. Шлиман не представил.

Кроме того, неизвестно точное место нахождения клада: в разное время археолог описывал его по-разному.

Не исключено, что Г. Шлиман тайком провез драгоценности в Турцию и объявил, что «нашел» их в развалинах на холме Гиссарлык – именно в том месте, куда уже чуть раньше некоторые энтузиасты поместили античную Трою.

Недоверие усиливало и то, что он опирался на свидетельство своей жены и уверял, что Софья присутствовала на раскопках в момент обнаружения сокровищ. Между тем стало известно, что 27 мая (в первоначальном тексте Шлиман называет именно такую дату «находки») ее, возможно, вообще не было в Трое; предполагают, что Софья в тот день находилась в Афинах. Позднее Шлиман пишет директору античного собрания Британского музея Ньютону: «Госпожа Шлиман покинула меня в начале мая. Клад был найден в конце мая; но поскольку я всегда хотел сделать из нее археолога, я написал в своей книге, что она была рядом и помогала мне». Подозрения еще более усиливаются оттого, что Г. Шлиман, оказывается, вел какие-то загадочные переговоры с ювелирами, предлагая им изготовить копии золотых «античных» украшений. Он объяснял свое желание тем, что хочет иметь дубликаты на случай, если «турецкое правительство потребует половину сокровищ». Не совсем ясно, вел ли Шлиман эти переговоры с ювелирами после «находки клада» или же до нее. А если это следы изготовления «клада Приама»? Г. Шлиман писал: «Ювелир должен хорошо разбираться в древностях, обещать не ставить своего клейма на копиях. Нужно выбрать человека, который меня не предаст». Агент Г. Шлимана не пожелал брать на себя такое сомнительное дело, тем не менее порекомендовал ему парижскую фирму. Сейчас трудно определенно утверждать, что «копии» действительно были изготовлены. В то же время слухи о них никогда с тех пор не умолкали. А Уильям М. Колдер III, профессор античной филологии университета штата Колорадо, назвал Шлимана эгоцентричным, дерзким фантазером и патологическим лжецом. Проблема усугубляется тем, что по самому золоту установить абсолютную датировку изделия пока невозможно.

Но даже если клад был подлинным, почему его следует считать золотом Приама? Ведь на золотых вещах, «найденных» Г. Шлиманом, нет ни единой буквы. Тем более, никаких имен. Так что вряд ли стоит делать вывод, что «найдена Троя».

Сейчас ставится под сомнение и основной постулат, побудивший немецкого энтузиаста вообще заняться археологией. Последние находки вынуждают признать, что Троя – скорее, азиатское поселение, и населяли ее вовсе не греки… На это указывает и планировка, и особенности укреплений, и наличие гавани, и следы кремации тел на кладбище у городских стен, и единственный обнаруженный образец письма (отнюдь не греческого происхождения). Упоминание о городе было найдено в хеттских хрониках – там он назван Вилусой. Так что, пожалуй, впредь именовать Трою греческим городом не стоит. От смерти Шлимана появление «Троянских древностей» отделяет семнадцать лет. Эти годы были временем издевок и насмешек в его адрес, обвинений в обмане, официального возбуждения турками дела о присвоении добытого золота. Шлиман не был ученым-археологом. Под холмом он думал обнаружить один древний город, а их оказалось тринадцать, возникших один над развалинами другого. Переворачивая в ходе работы пласты земли, энтузиаст многое разрушал. Позднее оказалось, что город, по времени возникновения сопоставимый с гомеровским, лежал вовсе не во втором или третьем слое снизу, как думал Шлиман, а в шестом. Его-то как раз он сильно попортил… Дальнейшие исследования показали, что найденные ценности никак не могли принадлежать Приаму: клад относится к эпохе ранней бронзы, т. е. старше троянских событий на 1000–1200 лет. Тем не менее, имя царя гомеровской Трои, данное Шлиманом сокровищу, осталось с ним навечно.