Андрей Хорошевский - 100 знаменитых символов советской эпохи Страница 77

Наши же конструкторы постоянно совершенствовали и улучшали конструкцию ракетных установок. В августе 1941 года на вооружение была принята 36-зарядная установка БМ-8 на шасси ЗиС-6 для стрельбы осколочными снарядами РС-82. В первые годы войны ракетные установки монтировались не только на шасси ЗиС-6, но и на гусеничном тягаче СТЗ-5, на шасси лёгкого танка Т-40, а также на американских грузовиках «Шевроле», «Интернейшнл» и других. Чтобы унифицировать шасси и облегчить снабжение запчастями, в 1943 году на вооружение была принята ракетная установка БМ-13Н («Н» означало «нормализованный образец»), базировавшаяся на американском грузовике «Студебеккер». Эти автомобили в большом количестве поступали в СССР по ленд-лизу, а позже их выпуск из импортируемых деталей был налажен на заводе имени Сталина в Москве. «Студебеккеры» были широко распространены в Советской Армии, отличались хорошей проходимостью, скоростью и надёжностью, так что не случайно именно этот грузовик был выбран как единое шасси для ракетных установок. Весной 1944 года в войска поступила новая боевая машина БМ-31–12, предназначенная для стрельбы особо мощными снарядами М-30 калибром 300 мм. Кстати, эти машины, в отличие от БМ-13, солдаты часто называли «андрюшами».

После войны «катюши» и «андрюши» ещё долго оставались на вооружении Советской Армии. Затем им на смену пришли новые машины, более мощные и современные. Но и после этого «катюши» всегда пользовались особой любовью и уважением у ветеранов Великой Отечественной войны. О том, что такое наступление на хорошо укреплённые позиции врага, говорить много не нужно. А после того как «катюши» обрушивали град снарядов на врага, пехотинцы нередко входили в населённый пункт или на позиции противника, не встречая никакого сопротивления. «Катюши» не просто подавляли врага, не просто выполняли свою задачу, они помогали очень многим просто выжить в той страшной войне.

Гимн

Весь мир насилья мы разрушимДо основанья, а затемМы наш, мы новый мир построим, —Кто был ничем, тот станет всем.

Разрушить — разрушили, и действительно до основания. Построить — как будто бы построили, не совсем, правда, понятно, что именно, но что-то построили. Пришла пора заняться новым гимном страны, поскольку «Интернационал» уже устарел и потерял актуальность. Несмотря на то что во время Великой Отечественной войны наверняка были дела куда более неотложные, проблемой нового официального государственного символа занимались многие высшие руководители страны, вплоть до самого Верховного главнокомандующего. Есть мнение, что это был своеобразный психологический ход, по силе сравнимый со знаменитым парадом 7 ноября 1941 года в Москве. Итак, лето 1943 года, разгар войны, недавно закончилась кровопролитная Сталинградская битва, под Курском лоб в лоб сталкиваются танковые армады, Ленинград пока ещё в блокаде, а «великий вождь» уже думает о будущем и «даёт» стране новый гимн…

Впервые идея сделать торжественную песню официальным символом страны, наряду с флагом и гербом, пришла в голову голландцам. Вот уже более 400 лет старинная песня «Вильгельмус ван Нассау» исполняется в качестве государственного гимна голландского королевства. Российская империя и Советский Союз таким постоянством похвастаться не могли. Первым неофициальным гимном страны считается написанный в 1791 году марш «Гром победы, раздавайся, веселися, храбрый росс!» на слова Г. Р. Державина. Позже гимном стала размеренная и торжественная мелодия «Коль славен наш Господь в Сионе» композитора Д. С. Бортнянского.

В 1833 году Николай I объявил закрытый конкурс на создание первого оригинального гимна России. Лучшим был признан вариант композитора А. Ф. Львова на стихи В. А. Жуковского, под названием «Молитва русского народа». Правда, этот опус сильно напоминал английский гимн, а первый стих вообще был калькой слов английского гимна. Но «God save the King» в те времена был своеобразным «Интернационалом» почти всех королевских династий Европы. Кроме «Боже, царя храни!» в торжественных случаях исполнялась хоровая песня «Славься!» из оперы М. И. Глинки «Жизнь за царя».

С февраля 1917 года и в первые месяцы после Октябрьской революции в качестве гимна использовалась «Марсельеза», а позже официальным гимном СССР стал «Интернационал». И наконец летом 1943 года правительством СССР было принято решение о создании нового государственного гимна взамен «Интернационала», который должен был остаться гимном партии. Образовали специальную комиссию, председателем которой стал К. Е. Ворошилов. Комитет по делам искусств представил в комиссию список поэтов, рекомендованных для участия в конкурсе. В их число попали В. И. Лебедев-Кумач, С. И. Кирсанов, М. В. Исаковский, М. Ф. Рыльский, М. А. Светлов, Н. Н. Асеев, К. М. Симонов, Д. Бедный, в общем весь поэтический «бомонд» того времени. Это и понятно, работу курировал сам Сталин, так что к написанию текста нового гимна были привлечены самые известные поэты страны. А вот детского поэта Сергея Михалкова и известного корреспондента газеты «Известия» Габриэля Эль-Регистана «лучшими» в тот момент не считали и потому в списки претендентов для участия в конкурсе не включили.

«Я и мой давний друг Габо (Габриэль Аркадьевич Уреклян, выступавший в печати под псевдонимом Г. Эль-Регистан) большую часть времени находились на фронте и лишь наездами бывали в Москве, — вспоминал Сергей Михалков. — Габо останавливался в гостинице „Москва“, я — на своей квартире.

Зайдя как-то в ресторан „Арагви“ за „подкреплением“, я встретил там группу известных московских поэтов. Товарищи собрались в ресторане пообедать после „важного“ совещания у К. Ворошилова.

— Что за „важное“ совещание? — поинтересовался я.

— Будет создаваться новый Гимн Советского Союза. Объявлен конкурс на лучший текст! — последовал ответ. — Были приглашены все „песенники“!

По возвращении в гостиницу я поделился этой новостью с Габо.

— Но почему же не пригласили меня? — не без некоторой обиды задал я вопрос своему другу.

— Ты же сам сказал, что пригласили „песенников“, а ты детский поэт! — ответил Эль-Регистан.

— Но я же всё-таки сочинил несколько песен! — возразил я…».

Так что первоначально Михалков и Эль-Регистан участвовать в конкурсе на написание текста гимна не собирались, да их, в общем-то, никто не звал. Всё сложилось благодаря какому-то мистическому везению. В ночь с 11 на 12 октября Габриэль Эль-Регистан вдруг вскочил с постели и бросился к письменному столу. Чистого листка бумаги под рукой не оказалось, и тогда он схватил гостиничный счёт и на обороте написал четыре строки будущего гимна.

Эль-Регистан не единственный человек в истории, кому главное произведение иди открытие в жизни привиделось во сне. О том, что Дмитрию Ивановичу Менделееву приснился его периодический закон, знают, наверное, многие. Примерно то же самое произошло и с Ярославом Гашеком — однажды он встал с постели и записал на бумажке: «Идиот в армии». А потом из этих слов родился один самых знаменитых романов в истории.

Но вернёмся к главной теме этой статьи. Наутро Габриэль Эль-Регистан примчался к Сергею Михалкову и прямо с порога объявил: «Мне приснился сон, что мы с тобой стали авторами Гимна! Я даже записал несколько слов, которые мне приснились!». Эль-Регистан и Михалков написали текст и отправили его Дмитрию Шостаковичу, который, в числе других композиторов, участвовал в конкурсе на написание мелодии гимна. После этого военные корреспонденты возвратились к своим основным обязанностям — уехали на передовую писать фронтовые заметки.

Всего на конкурс было представлено около 500 вариантов нового гимна. Конкурсная комиссия работала без выходных и ежедневно выносила один и тот же вердикт: «Представленные варианты Гимна пока не отвечают необходимым требованиям. Надо продолжать работу». Сергей Михалков и Габриэль Эль-Регистан побывали на одном из прослушиваний, проходившем в Бетховенском зале Большого театра, а затем снова уехали на фронт. И вдруг они получили срочный приказ: «Немедленно вернуться в Москву и явиться в Кремль к Ворошилову».

«Товарищ Сталин обратил внимание на ваш вариант текстов! — сказал Ворошилов Михалкову и Эль-Регистану. — Очень не зазнавайтесь! Будем работать с вами!». Сталину действительно понравился текст Михалкова и Эль-Регистана, прежде всего потому, как это ни странно, что его фамилия упоминалась в гимне всего один раз, тогда как тексты других авторов больше напоминали оду «в честь великого Сталина», чем гимн государства. Хвалебных и «величальных» песен и без того хватало. Высказал вождь и свои предложения (от которых, как говорится, нельзя было отказаться). Таким образом у Михалкова и Эль-Регистана появился третий соавтор. «Вот, посмотрите, замечания товарища Сталина, — объявил Клим Ворошилов „волю“ вождя авторам. — Вы пишете: „Свободных народов союз благородный“. Товарищ Сталин делает пометку: „Ваше благородие?“ Или вот здесь: „…созданный волей народной“. Товарищ Сталин делает пометку: „Народная воля?“. Была такая организация в царское время. В Гимне всё должно быть предельно ясно. Товарищ Сталин считает, что называть его в Гимне „избранником народа“ не следует, а вот о Ленине сказать, что он был „великим“». Также по предложению Сталина был добавлен куплет о мощи и силе Красной Армии и о борьбе с фашизмом.