Дмитрий Мамичев - Преступники и преступления. С древности до наших дней. Заговорщики. Террористы Страница 8

Отношения Агриппины с Нероном неотвратимо ухудшались, пока не дошли до открытой вражды и ненависти. Разъяренная Агриппина сочла, наконец, нужным напомнить Нерону, что власть он получил из ее рук с помощью преступления, но еще жив четырнадцатилетний Британник, законный наследник Клавдия.

Угроза на Нерона подействовала, и по его приказу Британник был отравлен на пиру в присутствии Агриппины.

Трагический финал беспримерной в римской истории борьбы матери и сына Тацит описывает так:

«Нерон, поняв в конце концов, что мать ему в тягость, решает ее умертвить и начинает совещаться со своими приближенными, осуществить ли это посредством яда, или оружия, или как-либо иначе.

Сначала остановились на яде. Но если дать его за столом у Нерона, то внезапную смерть Агриппины невозможно будет приписать случайности, ибо при таких же обстоятельствах погиб и Британник; а подкупить слуг Агриппины, искушенной в „злодеяниях и научившейся осторожности“ представлялось делом нелегким; к тому же, опасаясь яда, она постоянно принимала противоядия.

Что же касается убийства с использованием оружия, то никому не удавалось придумать, как в этом случае можно было бы скрыть насильственный характер ее смерти; кроме того, Нерон боялся, что избранный им исполнитель такого дела может не выполнить приказания.

Наконец, вольноотпущенник Аникет, командующий флотом и воспитатель Нерона в годы его отрочества, ненавидевший Агриппину и ненавидимый ею, изложил придуманный им хитроумный замысел. Он заявил, что может устроить на корабле особое приспособление, чтобы, выйдя в море, он распался на части и потопил ни о чем не подозревающую Агриппину: ведь ничто в такой мере не чревато случайностями, как море; и если она погибнет при кораблекрушении, найдется ли кто столь злокозненный, чтобы объяснить преступлением то, в чем повинны ветер и волны? А Нерон потом воздвигнет погибшей матери храм, алтари и вообще не пожалеет усилий, чтобы выказать себя любящим сыном.

Этот ловко придуманный план был одобрен. Благоприятствовали ему и сами обстоятельства, ибо один из праздников Нерон справлял в Байях (около Неаполя). Сюда он и заманивает мать, неоднократно заявляя, что следует терпеливо сносить гнев родителей и подавлять в себе раздражение, и рассчитывая, что слух о его готовности к примирению дойдет до Агриппины, которая поверит ему с легкостью, свойственной женщинам, когда дело идет о желанном для них.

Итак, встретив ее на берегу, он взял ее за руку, обнял и повел в Бавлы (так называлась вилла у самого моря). Здесь вместе с другими стоял у причала отличавшийся нарядным убранством корабль, чем император также как бы проявлял уважение к матери.

Нерон пригласил ее к ужину, надеясь, что ночь поможет ему приписать ее гибель случайности.

Хорошо известно, что кто-то выдал Нерона и предупредил Агриппину о подстроенной западне, и она, не зная, верить ли этому, отправилась в Байи на конных носилках.

Там, однако, ласковость сына рассеяла ее страхи; он принял ее с особой предупредительностью и поместил за столом выше себя.

Непрерывно поддерживая беседу то с юношеской непринужденностью и живостью, то с сосредоточенным видом, как если бы он сообщал ей нечто исключительно важное, он затянул пиршество; провожая ее, отбывающую к себе, он долго, не отрываясь, смотрит ей в глаза и горячо прижимает ее к груди, то ли, чтобы сохранить до конца притворство, или, быть может, потому, что прощание с обреченной им на смерть матерью тронуло его душу, сколь бы зверской она ни была.

Но боги, словно для того, чтобы злодеяние стало явным, послали ясную звездную ночь с безмятежно спокойным морем.

Корабль не успел отплыть далеко; вместе с Агриппиной находилось только двоеее приближенных — Креперей Галл, стоявший невдалеке от кормила, и Ацеррония, присевшая в ногах у нее на ложе и с радостным возбуждением говорившая о раскаянии ее сына и о том, что она вновь обрела былое влияние, как вдруг по данному знаку обрушивается утяжеленная свинцом кровля каюты, которую они занимали; Креперей был ею задавлен и тут же испустил дух, а Агриппину с Ацерронией защитили высокие стенки ложа, случайно оказавшиеся достаточно прочными, чтобы выдержать тяжесть рухнувшего потолка.

Не последовало и распадения корабля, так как при возникшем всеобщем смятении очень многие, не посвященные в тайный замысел, помешали тем, кому было поручено привести его в исполнение.

Тогда гребцам был отдан приказ накренить корабль на один бок и таким образом его затопить; но и на этот раз между ними не было необходимой для совместных действий согласованности, и некоторые старались наклонить его в противоположную сторону, так что обе женщины не были сброшены в море внезапным толчком, а плавно соскользнули в воду.

Ацерронию, по неразумению кричавшую, что она Агриппина, забили насмерть баграми, веслами и другими попавшимися под руку корабельными принадлежностями, тогда как Агриппина, сохранившая молчание и по этой причине неузнанная (впрочем, и она получила рану в плечо), сначала вплавь, а потом на одной из встречных рыбачьих лодок добралась до берегаи была доставлена на свою виллу.

Там, поразмыслив над тем, с какой целью была она приглашена лицемерным письмом, почему ей воздавались такие почести, каким образом у самого берегане гонимый ветром и не наскочивший на скалы корабль стал разрушаться сверху, словно наземное сооружение, а также приняв во внимание убийство Ацерронии и взирая на свою рану, она решила, что единственное средство уберечься от нового покушения — это сделать вид, что она ничего не подозревает.

Она направляет к сыну вольноотпушенника Агерина с поручением передать ему, что по милости богов и хранимая его счастьем она спаслась отпочти неминуемой гибели и что она просит его, сколь бы он ни был встревоженопасностью, которую пережила его мать, отложить свое посещение: в настоящее время ей нужен только отдых.

После этого, все с тем же притворным спокойствием, она прикладывает к ране целебные снадобья и к телу — согревающие компрессы, а также велит разыскать завещание Ацерронии и опечатать оставшиеся после нее вещи, только в этом действуя без притворства.

А Нерону, поджидавшему вестейо выполнении злодеяния, тем временем сообщают, что легкораненная Агриппина спаслась, претерпев столько бедствий такого рода, что у нее не может оставаться сомнений, кто является их подлинным виновником.

Помертвев от страха, Нерон восклицает, что охваченная жаждою мщения, вооружив ли рабов, возбудив ли против него воинов или воззвав к сенату и народу, она вот-вот появится, чтобы вменить ему в вину кораблекрушение, свою рану и убийство друзей; что же тогда поможет ему, если не придумают чего-нибудь Бурр и Сенека!

И он велит их срочно разбудить и приказывает им немедленно явиться к нему; неизвестно, были ли они заранее посвящены в его замыслы.

И тот и другой долго хранят молчание, чтобы зря не перечить ему или, быть может, считая, что дело зашло так далеко, что если не опередить Агриппину, то ничто уже не спасет Нерона от гибели.

Наконец Сенека, набравшись решимости, взглянул на Бурра и обратился к нему с вопросом, можно ли отдать приказ воинам умертвить Агриппину.

Тот ответил, что преторианцы связаны присягой верности всему дому Цезарей и, помня Германика, не осмелятся поднять руку на его дочь: пусть Аникет сам выполняет обещанное.

Тот, не колеблясь, предлагает возложить на него осуществление этого злодеяния.

В ответ на его слова Нерон говорит, что тогда ему, Нерону, будет даровано самовластие и что столь бесценным даром он будет обязан вольноотпущеннику; так пусть же он поторопится и возьмет с собою людей, готовых беспрекословно повиноваться его приказаниям.

А сам Нерон, узнав о прибытии Агерина, посланного Агриппиной, решает возвести на нее ложное обвинение. Пока тот говорит, Нерон подбрасывает ему под ноги меч, а затем приказывает заключить его в оковы, собираясь впоследствии клеветнически объявить, будто мать императора, задумавшая покуситься на его жизнь и опозоренная тем, что была уличена в преступном деянии, сама себя добровольно предала смерти.

Между тем распространяется весть о несчастном случае с Агриппиной, и всякий, услышав об этом, бежит на берег. Одни поднимаются на откосы береговых дамб, другие вскакивают в лодки, которые там были; третьи входят в воду, насколько позволяет их рост. Некоторые простирают вперед руки; сетованиями, молитвенными возгласами, растерянными вопросами и сбивчивыми ответами оглашается все побережье. Собралась несметная толпа людей с факелами, а когда стало известно, что Агриппина жива, собравшиеся вознамерились пойти к ней с поздравлениями, но разбежались при виде появившегося с угрозами воинского отряда.