Александр Аннин - Измени свою жизнь Страница 4

Еженедельная исповедь по воскресеньям обязательна для всех. И в чем же, скажите на милость, каяться, когда здесь нет, казалось бы, возможности всерьез согрешить? А согрешил всерьез – и всё, нет тебя больше в стенах монастыря, неумолим здешний устав… Значит, те, кто еще здесь «держатся» – почти святые?

Архимандрит Вассиан лишь тонко усмехнулся в ответ на мои слова (а разговор был, когда я впервые прибыл в монастырь с мыслью тут навеки поселиться). Батюшка сказал мне тогда: «От греховных помыслов да воспоминаний не спрятаться ни в каком, даже самом глухом монастыре. А еще, бывает, впадет человек в уныние – самый тяжкий грех! Не веришь, что самый тяжкий? Ну-ну… Сам скоро на себе испытаешь всю его тяжесть непосильную для души. Как я когда-то испытал. Да не день, не два и не месяц длится это уныние бесовское, так-то брат…».

Некоторым, как мне показалось, не дают покоя воспоминания о прежней сладкой (то бишь греховной) жизни. Другие страдают всерьез и по серьезному поводу…

Один молодой монах, иеродиакон, так мучился воспоминаниями о неразделенной любви – из-за которой он, собственно, и ушел в монастырь – что не выдержал искушения, когда его давняя возлюбленная приехала за ним в монастырь. Он просто сбежал. А ведь больше пяти лет подвизался сурово и постнически! Видимо, за эти годы жизнь сильно побила дамочку, вот и вспомнился ей человек, безответно любивший ее когда-то всем сердцем… А может, дамочке покоя не давала мысль, что мужчина посмел предпочесть ей (самой ей!) служение Христу и добровольный уход от мира. Ну и, конечно, сама возможность совратить рукоположенного монаха весьма привлекательна для тех, в ком «частица черта» сидит от самого рождения.

Помню, когда я стал трудником «всерьез и надолго», впал я в предсказанный архимандритом Вассианом период тоски и уныния. И сам собой появился у меня с моим напарником по заготовке дров, братом Алексием (теперь он уже священник в городе Бежецке, помогай ему Бог!) такой своеобразный ритуал: темным осенним вечером, после трапезы и братских молитв «на сон грядущим» мы обходили вокруг построек монастыря, вспоминали что-то, ободряли друг друга…

И как раз в этот период повадились две ужасно симпатичные девчонки из Осташкова ездить в монастырь на каждую что ни есть вечернюю службу – стоят чинно, кланяются, крестятся, как положено. Да-да! И как только мы с братом Алексием свой «обход» начинаем, так – здрасьте, пожалуйста! – вот они, навстречу, под ручку вышагивают, глазами стреляют. Ну, встретились – разошлись, первыми заговорить девушки все же не осмелились. Русская провинциальная закваска (или, если хотите, особенность, аномалия).

На пятый или десятый такой вот «вечер встреч» я не выдержал, спросил:

– Девчонки, последний теплоход в город давно ушел. Вы, вообще-то, как домой добираться будете?

– А вы, ребят, нас к себе ночевать пустите, а? И вообще, ходим-ходим, каждый божий вечер видимся, давайте уж знакомиться! Вы же не монахи, вы рабочие за ради Христа, мы же различаем, все-таки.

Н-да… Будь эти девушки понахальней да понастырней, так, пожалуй, и кончилась бы наша недолгая монастырская стезя – раньше времени. Но, помимо неистребимой какой-то застенчивости (да-да, именно застенчивости, несмотря на прямое предложение вместе заночевать!), так вот, помимо всего этого, не учли девушки, что мы тогда еще неофитами были. Это не хухры-мухры! Нас хоть железом каленым пытай (так нам казалось тогда), но на блудный грех мы не пойдем!

Конец ознакомительного фрагмента.