Станислав Бычков - Изумрудное оперение Гаруды (Индонезия, записки) Страница 7

Из дневника спутника Магеллана — Пигаффеты известно, что в 1522 году под Маджапахитом подразумевалась лишь небольшая деревня. С деревни началось, деревней и кончилось. Но то, что было между ними, вошло в историю Индонезии как ее самая славная страница доколониальных времен. 

3. МАУЛУДАН В ДЖОКЬЯКАРТЕ

 Знаменателен тот исторический факт, что Маджапахит пал под натиском молодого султаната. Выполнившие свою историческую роль политико-религиозные представления индийского происхождения уступили дорогу динамичному исламу с его доступностью для широких масс, идеей «равенства» всех перед богом, доведенным до предела принципом единобожия, а значит, и единовластия.

Проводниками новой веры на индонезийской земле были обитатели арабских поселений, появившихся на берегах Зондских островов в VII-VIII столетиях. Они стали первыми очагами исламизации, которая растянулась на века, а в некоторых местах, например на Калимантане, продолжается и сейчас. Колонии арабов вырастали вдоль оживленных морских путей, связывавших Ближний и Дальний Восток. Ислам и торговля шли рука об руку, помогали друг другу пробивать дорогу в новые места.

Эта взаимосвязь, кстати, заложила основу для превращения в будущем малайского языка в государственный язык Индонезии. В период распространения и утверждения ислама в Юго-Восточной Азии малайский язык был языком главного торгового центра региона — Малакки. Поэтому он стал средством общения сначала купцов, а потом и народов островов Южных морей. Впоследствии, когда перед лидерами национально-освободительного движения Индонезии встала проблема выбора государственного языка, то малайский оказался самым подходящим на эту роль. Его издревле знали в той или иной мере на всех островах, а выбор его государственным не ущемлял национальных чувств ни яванцев, ни сунданцев, ни какой-либо другой крупной этнической общины, поскольку родным он был только для немногочисленной и не претендующей на политическое или какое-то иное лидерство одной из народностей острова Суматра. Благодаря этому мудрому решению республика лишена доставляющей хлопоты многим развивающимся странам языковой проблемы.

И все же веру в Коран индонезийцы переняли не от арабов, а от индийских торговцев из Гуджерата. Их миссионерская роль особенно возросла после утверждения в XIII веке на делийском престоле мусульманской династии, Гуджератцы не только торговали на индонезийских берегах, но и стремились получить доступ к дворам местных правителей, женились ради этого на их дочерях, распространяли сведения о могущественном и противостоящем «белолицым кафирам» мусульманском мире.

Это их имел в виду Марко Поло, первым из европейцев посетивший Индонезию в 1292 году. Знаменитый венецианец в своей «Книге» отметил, что «у сарацинов есть здесь оседлость», а горожан они «обратили в Магометову веру». Примерно там, где побывал Марко Поло, в наши дни была найдена могила одного из правителей, датированная 1297 годом. Надпись на могильной плите выполнена арабской вязью.

Как и в случае с индуизмом или буддизмом, новое вероисповедание восприняла вначале только правящая верхушка. И тоже не сразу, а постепенно, шаг за шагом. Показателен в этом отношении пример Малаккского султаната — первого значительного исламского государства в Юго-Восточной Азии.

Основатель Малакки, принц-индуист Парамесвара в 1414 году женился на дочери султана северосуматранского княжества Пасай, с тем чтобы укрепить свои позиции в борьбе за сферы влияния против Сиама. Одним из условий брачной сделки был переход Парамесвары в мусульманскую религию. Церемония не заняла много времени: принц совершил омовение, смыл все прегрешения прежней жизни и произнес краткую, каноническую фразу: «Нет бога, кроме аллаха, а Магомет — пророк его!» В соответствии с новой верой принял он и новое имя — Мегат Искандар Шах. В дальнейшем правители Малакки стали титуловаться султанами.

Похожие истории имели место при дворах яванских князей. В исламе, подстегивающем торговлю, проповедующем веру в одного бога, объявляющем «священной» войну против иноверцев, они видели средство обогащения, укрепления своей абсолютной власти, знамя борьбы против европейцев, оправдание территориальной экспансии.

Первыми обратились к исламу торгующие морские города северных княжеств Явы — Демак, Тубан, Гресик, Джепара. Они имели давние торговые связи с Малаккой. Поставляли туда главным образом рис. Ради успеха дела яванским купцам было важно подкрепить деловые отношения единой с малаккским двором верой. Кроме того, многие яванцы служили в наемном войске султана Малакки. Солдаты удачи тоже приобщались к исламу и потом, возвратясь домой, были готовы с помощью оружия сбросить индуистское ярмо Маджапахита.

Народ принимал новую веру, надо полагать, охотно. В отличие от мудреных индуизма или буддизма с их множеством богов, сложными, полумистическими ритуалами, многочисленной братией мздоимствующих священнослужителей она была предельно проста: веруй в одного аллаха, общайся с ним в любое время, где угодно, без посредничества третьих лиц. Самый нищий крестьянин получил равную с самим государем возможность пять раз в день обращаться к богу. Для простых смертных ислам стал откровением. В этом одна из причин безболезненного утверждения религии скудных и суровых аравийских пустынь в пышных и благодатных тропиках.

Обращение в ислам не означало категорического отказа от предшествующих верований. Признав Коран священным, индонезийцы остались приверженными и своему анимистическому обычаю населять мир духами, и унаследованной от индуистско-буддийских времен привычке к торжественно-праздничным религиозным обрядам. В маулуд — третий месяц по исламскому календарю — в Индонезии, как и во всех мусульманских странах, отмечается день рождения пророка Магомета. Первым церемонию «маулудан» ввел на Яве правитель Демака Сунан Калиджага в 1479 году.

За долгие века господства индийских вероучений яванцы привыкли к пышным и многодневным фестивалям с музыкой, танцами, представлениями, красочными жертвоприношениями, полными глубокой символики ритуалами. Чтобы новая религия, отдающая предпочтение аскетизму, строгой молитве, отрешению от мирских удовольствий, не показалась артистичным и любящим праздник индонезийцам слишком уж пресной, султан, говорит предание, распорядился усадить перед мечетью традиционный оркестр гамелан и сопроводить молебен подношениями аллаху даров из цветов и фруктов.

Завороженные волшебными звуками, люди сбежались к минарету «со всех концов и уголков Демака и стали целыми деревнями обращаться в ислам». Нестройным поначалу хором они произносили клятву верности — сахадат-тайн: «Нет бога, кроме...» Но поскольку гортанное арабское название этой присяги оказалось для них труднопроизносимым, то они тут же переделали его на свой лад и стали называть Секатеном. Так церемония маулудан и вошла в религиозную жизнь исламской Индонезии. В наши дни он наиболее пышно отмечается в Джокьякарте на Центральной Яве.

Миновать этот город в путешествии по острову — значит не получить верного представления об Индонезии. Нет в стране другого города, который был бы так богат культурными традициями. Он лежит в плодородной долине Кеду. В IX веке он был колыбелью буддийской династии Шайлендра, восемь столетий спустя — центром исламского государства, принявшего древнее название Матарам.

В 1812 году восставшую против чужеземного ига Джокь-якарту разграбили англичане. Описывая это событие в своем дневнике, уже известный нам Стэмфорд Раффлз отметил: «...штурмовали непрерывными атаками, одной за другой, пока не захватили артиллерийские батареи противника, повернули его же оружие против него и в 9 часов взяли дворец, а султана пленили». Через 136 лет султанская цитадель, называемая здесь «кратон», вновь оказалась во вражеской осаде. В 1946 году Джокьякарта стала временной столицей независимой Индонезии, поскольку в Джакарте еще хозяйничали голландцы. Когда голландские танки в декабре 1948 года окружили кратон, то находившийся в нем султан Хаменгку Бувоно IX, горячий сторонник независимости, отказался вести с ними переговоры, кроме как по вопросу о «выводе интервентов из города».

Велика роль Джокьякарты и в культурной жизни республики. В большинстве искусствоведческих работ по Индонезии в центре внимания неизбежно оказывается Ява, а на Яве — Джокьякарта. Выше говорилось о величественном Бо-рободуре, блистательном Прамбанане, величавом Мендуте. Хотя эти монументальные памятники расположены не в самом городе, их нельзя рассматривать в отрыве от него, поскольку они связаны прочными нитями истории и традиций. Грандиозные, высокохудожественные сооружения воспринимаются с Джокьякартой единым целым, как Кремль с Москвой, Колизей с Римом или Акрополь с Афинами.