Вадим Кондратьев - Боевое ремесло Страница 2

Аналогичная картина наблюдается и при рассмотрении 39 скелетов братской могилы времен Войны Роз в местечке Таутон 1481 г.

Нечерепные травмы констатированы на 13 из них. При среднестатистическом количестве 2,2 травмы на человека у половины отмечено по одной нечерепной травме, а у другой половины — от двух до девяти. Всего на скелетах констатированы 43 травмы, нанесенные заточенными и тупыми предметами.

Режущим оружием:

шея —19 %;

грудь — 3 %;

спина — 6 %;

руки — 60 %;

ноги — 12 %.

Тупым оружием всего шесть:

шея —17 %;

грудь — 0 %;

спина — 0 %;

руки — 66 %;

ноги — 17 %.

Частота травм костей в убывающем порядке: правая локтевая, правая бедренная, левая локтевая, левая лучевая, левая плечевая, шейные позвонки, правая и левая лопатки, левая ключица, правая плечевая, правая лучевая, правая и левая пястные кости, левая бедренная, левая большеберцовая, левая малоберцовая, правая коленная чашечка, фаланги, правое и левое запястья.

Травмы черепа констатированы в количестве 113 на 27 черепах (от одной до тринадцати штук на каждом).

Большая часть — в передней и задней части. Из них 65 % заточенными предметами, 25 % — тупыми, предположительно 10 % — колющими.

Распределение локализации травм от разных инструментов

Описанное положение дел подтверждают и другие, весьма любопытные массовые останки, которые в отличие от захоронений в Висбю не тронуты даже актом погребения. Так, скелетные останки Золотаревского побоища находятся практически на тех местах, где людей застигла смерть. И специфика травм в абсолютном большинстве идентична травмам, наблюдаемым на описанных выше останках.

Более того, современные уголовные материалы представляют нам схожую картину применения холодного оружия как в ситуациях одиночного нападения, так и в ситуации массовых драк. Сценарий один и тот же: сбивание с ног и добивание.

Теперь о заблуждениях насчет клинкового оружия.

Приходится вспоминать некоторые снобистские высказывания о 5-килограммовых мечах и высокомерное ерничание про «прутики и линейки», недостойные настоящих крутых фехтовальщиков. Эти досужие рассуждения о «тяжелых мечах древности» приводят нынешних дрыномашцев к мысли о необходимости введения в правила весового клинкового стандарта в 1400–1500 г. Дескать, настоящим историчным, правильно одетым рыцарям надлежит рубиться реально-пацанскими шнягами с весом порядка полутора килограммов.

После таких заявлений становится ясной «компетенция» этих экспертов, дотошно заучивающих аутентичные книжные пряжечки, чепчики и поддевочки. Они почему-то не догадываются обратиться к главной составляющей своего исторического фехтования — параметрам реального оружия.

Мне, человеку, занимающемуся боевым фехтованием в его прикладном и утилитарном аспекте, приходится вторгаться в их богемную музейно-справочную вотчину и напоминать про известную коллекцию Уоллеса, содержащую одноручные мечи IX–XV веков.

А456 Меч, IX век, длина 76 см, вес 1,140 кг

А457 Меч, XII век, длина 82 см, вес 1,195 кг

А458 Меч, XIII век, длина 85 см, вес 0,68 кг

А459 Меч, XIV век, длина 85,7 см, вес 1,160 кг

А460 Меч, конец XIV века, длина 76,2 см, вес 1,360 кг

А461 Меч, конец XIV века, длина 75,2 см, вес 0,930 кг

А462 Меч, конец XIV века, длина 74,5 см, вес 1,450 кг

А463 Меч, конец XIV века, длина 60 см, вес 1,13 кг

А464 Меч, конец XIV века, длина 79 см, вес 0,945 кг

А465 Меч, начало XV века, длина 87 см, вес 1,255 кг

А464 Меч, середина XV века, длина 88 см, вес 1,340 кг

И еще несколько аутентичных мечей из «Мюллера».

XII век, длина 1022 мм, клинок 887, вес 0,881 кг

XII век, длина 1065 мм, клинок 930, вес 1,320 кг

XIII век, «меч ландграфа Конрада», длина 1165 см, клинок 947, вес 1,350 кг.

Как говорится, без комментариев. Несмотря на это, «историчники» ежегодно танцуют на граблях и шествуют по 999-му кругу обсуждений костюмов, вооружений, правил и прочих «насущных» вопросов, всякий раз выдумывая что-то эксклюзивное, отличающееся от здравомыслия и рациональности.

Ерзая по двойным и тройным стандартам историчности, они так и не решаются обратиться к самой элементарной логике. Впрочем, может быть, это я по своей наивности просто не способен оценить всей прелести сказки «про белого бычка».

Для понимания моей точки зрения на историчность-аутентичность нарисую метафору, которая великолепно иллюстрирует все эти «страсти по историчности».

Игра есть такая… древняя-древняя, аутентичная-преаутентичная, в которую играли века назад и продолжают играть сегодня, причем абсолютно аутентично. Но уже со вменяемыми нынешними технологиями, которые делают ее смотрибельной и достойной олимпийского списка.

Керлинг называется.

И всем, в принципе, наплевать с высокой горки, что камни нынче шлифуют не вручную, а лед заливают искусственный, ровненький, намного глаже, чем на озерах и реках.

И никто не блажит о несоответствии современного цивилизованного керлинга летописным источникам, аутентичности и антуражности… Просто играют и собирают тысячи зрителей.

Это так, информация к размышлению. Дело в том, что сам факт рассмотрения вопроса о включении керлинга в профессиональные олимпийские виды спорта уже предусматривает неантуражную медицинскую и техническую комиссию.

И если с медициной там как везде, то техническая комиссия ограничивается все-таки разумными рамками целесообразности, современных норм и технологий.

Так, обувь должна отвечать ряду требований нынешнего керлинга. И она отвечает: безопасности-термоизоляции, практичности-гигиеничности и практичности-смотрибельности. Иначе керлинг никогда бы не вышел из рамок местечковой народной забавы.

А суть и принципы этой древней игры остались прежними. Правила и приемы тоже.

А вот если бы умничающие «законодатели керлинга» уперлись рогом в аутентичные кожаные рукодельные тапочки из сыромяти и в антуражные корявые швабры из багульника с западного склона горы Емсберг… то мы так и не узнали бы, что такое керлинг.

В лучшем случае мы бы случайно прочли в каком-нибудь географическом журнале о живописной скандинавской экзотике:

…Еще существуют странные люди, которые катают по льду корявые груботесанные булыжники, будучи обутыми в кустарные растоптанные вонючие валенки…

Из-за этого расшибают себе носы, ломают руки и головы, но не надевают нормального снаряжения, так как археологами не раскопаны нормальные безопасные вещи…

Увы, в историческом фехтовании так и продолжаются абсурд, разброд и шатание с извечными стонами про историчность. Именно поэтому историческому фехтованию еще долго ползти до вразумительного единоборства.

Примерно как до Луны на нартах…

Боевое фехтование

Мальчик с прутиком всегда представляет себя великим воином. Это нормально.

Главное, чтобы мальчик не состарился с этим прутиком и детскими заблуждениями.

Из наставления молодым берсеркам

Однажды нашего далекого предка осеняет, что под вражеский удар лучше подставить руку, чем голову. Правда, рука не меньше головы ощущает боль, и даже самый дремучий предок быстро осознает, что вместо руки лучше подставить что-нибудь твердое (палку, кость, лопату).

Именно в этот момент мы и получаем рождение фехтовальной техники (если, конечно, предок успел ударить в ответ и выжить, чтобы осмыслить опыт).

Подобную механику мне приходилось наблюдать на становлении бойцовского опыта у детей. Ребенок сам по себе идеальный объект для чистого эксперимента, ибо он есть незаполненная матрица, на которой четко отслеживаются все новые записи и результаты обработки практической информации.

Вывод прост. Когда становится возможным удар оружием и контрдействие на этот удар подобным или иным оружием, тогда и возникает то, что мы называем боевым фехтованием. Уровень такого фехтования зависит от многих причин (тип вооружения, серьезность подготовки, мышление, опыт), но сам факт его давнишнего существования вполне очевиден. Особенности же техники боевого применения (фехтования) зависят от применяемого вооружения. Подчеркиваю: реальная боевая техника зависит только от параметров инструмента, а не от эпохи, вида нарядов или стиля декоративной ритуальности.

Отрадно наблюдать появление людей новой формации, которые четко отличают «историческое переодевание» от «исторического фехтования». Им хватает логики, чтобы понять, что для умения стрелять из немецкого автомата не обязательно надевать правильную немецкую форму, ибо стреляет не форма, а человек.