Димитрий Чураков - Политическая система СССР в период Великой Отечественной войны и послевоенные десятилетия. Учебное пособие Страница 5

Перестройка государственного механизма на военный лад начинается уже в первые часы после нацистской агрессии. Некоторые мероприятия были продуманы заранее, другие – стали ответом на быстро меняющуюся ситуацию. Уже в первый день войны 22 июня Политбюро, а затем Президиумом Верхового совета СССР принимаются четыре важных документа, определивших характер мобилизационных мероприятий. Это указы: № 95 «О мобилизации военнообязанных»: № 96 «Об объявлении в отдельных местностях СССР военного положения», № 97 «О военном положении»; № 98 «Об утверждении Положения о военных трибуналах». В указе «О военном положении», со ссылкой на Конституцию, разъяснялось, что военное положения в отдельных местностях или во всей стране может вводиться для обеспечения общественного порядка и государственной безопасности. В местностях, объявленных на военном положении, вся полнота власти в части обороны передавалась военным. За неподчинение распоряжениям военных властей и за совершаемые преступления предусматривалась уголовная ответственность по законам военного времени. Нарушителями должны были заниматься специальные трибуналы, приговоры которых обжалованию не подлежали. Важное положение содержалось в заключительном пункте указа, пояснявшем, что юрисдикция данного указа «распространяется так же на местности, где в силу чрезвычайных обстоятельств отсутствуют местные органы государственной власти и государственного управления СССР». Речь шла об оккупированных врагом территориях.

На следующий день, 23 июня Политбюро приняло постановление «О Ставке Главного Командования вооруженных сил Союза ССР». Без проволочек оно было оформлено совместным закрытым постановлением СНК и ЦК ВКП (б). Ставка, таким образом, стала первым созданным в годы войны чрезвычайным органом управления. В ее компетенцию входило руководство вооруженными силами. Председателем Ставки был назначен Нарком обороны Тимошенко. Так же в нее были включены Сталин, Молотов, К. Е. Ворошилов, С. М. Буденный, Жуков и Кузнецов. Советская историография не любила подчеркивать этот факт, но, как легко увидеть, большинство «рядовых» членов ставки были по своему положению, а главное по авторитету в стране несоизмеримо выше ее формального руководителя. Это не могло не создавать определенные трудности. Видимо, понимал положение вещей и сам Тимошенко, который подписывался под исходящими из Ставки документами не как ее Председатель, а расплывчатой формулой: «От ставки Главного Командования Народный Комиссар Обороны С. Тимошенко».

Позже состав и даже название этого важного органа военного управления претерпевало неоднократные изменения. Так, 10 июля, как официально разъяснялось, в связи с образованием Главных командований отдельных направлений (Северо-Западного, Западного и Юго-Западного) он был переименован в Ставку Верховного Командования. Обращает на себя внимание тот факт, что в этот же день вместо Тимошенко Председателем Ставки становится Сталин. Тогда же в нее был введен Б. М. Шапошников, как очень скоро выяснилось – с дальним прицелом: 30 июля он возглавит Генштаб, сменив менее опытного в штабной текучке Жукова. Чуть раньше, 19 июля 1941 года, своего высокого поста лишится Тимошенко. Вместо него НКО возглавит лично Сталин. Наконец, 8 августа Сталин буден назначен Верховным Главнокомандующим. Соответственно Ставка Верховного Командования будет преобразована в Ставку Верховного Главнокомандования. Тем самым, организация управления армией приобретает свой законченный вид. Как подчеркивал в этой связи A. M. Василевский, в результате проведенных реорганизаций «значительно улучшилось руководство Вооруженными Силами, их строительством и обеспечением».

Важную роль в переводе политической системы и страны в целом на военные рельсы сыграла упомянутая выше «Директива о мобилизации» от 29 июня 1941 года. По справедливому замечанию ведущих современных историков, в ней была сформулирована «основная программа действий по превращению страны в единый боевой лагерь». Директива предельно лаконично, но емко формулировала суть происходящих событий. «Вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз продолжается. Целью этого нападения является уничтожение советского строя, захват советских земель, порабощение народов Советского Союза, ограбление нашей страны, захват нашего хлеба, нефти, восстановление власти помещиков и капиталистов… В навязанной нам войне с фашистской Германией, – отмечалось в ней, быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение». Документ отмечал, что, несмотря не всю серьезность нависшей над Родиной угрозы, «некоторые партийные, советские, профсоюзные и комсомольские организации и их руководители еще не осознали значения этой угрозы и не понимают, что война резко изменила положение», что «Родина оказалась в величайшей опасности». Требовалось сбросить пелену иллюзий и благодушия и, засучив рукава, браться за сложное дело организации отпора агрессору.

В документе звучал призыв «драться до последней капли крови», «проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу». Тыл предстояло укреплять «подчинив интересам фронта свою деятельность». Для помощи раненым предлагалось приспосабливать помещения школ, клубов и даже государственных органов. С дезертирами, паникерами, диверсантами звучал призыв расправляться беспощадно, придавать суду военного трибунала. Как особое оружие врага назывались провокационные слухи. Директива реально оценивала ситуацию, признавала возможность оставления врагу части советской территории. В документе звучал призыв в случае вынужденного отхода Красной Армии «не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего». Колхозников призывали угонять скот, вывозить зерно. Все, что невозможно было эвакуировать, должно было «безусловно уничтожаться». Директива требовала в захваченных районах создавать невыносимые условия «для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу». Для этого предполагалось разжечь во вражеском тылу партизанскую войну, как это было в годы Отечественной войны 1812 года. Директива заканчивалась словами, направленными непосредственно коммунистам: «Задача большевиков, – говорилось в ней, – сплотить весь народ вокруг Коммунистической партии, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Красной Армии, для победы».

Логическим следствием Директивы становится почти сразу после ее принятия создание упомянутого выше Государственного Комитета Обороны. Потребность в нем диктовалась исключительно условиями войны. В постановление от 30 июня, с которого он начинает свою историю, так и значилось, что ГКО создается «ввиду создавшегося чрезвычайного положения и в целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину». В документе всего три коротких параграфа. В первом – перечислялся состав ГКО: Сталин (председатель), Молотов (заместитель), Ворошилов, Г. М. Маленков, Берия. Во втором параграфе звучало требование «сосредоточить всю полноту власти в государстве в руках» нового органа. Наконец, в третьем параграфе все граждане, все партийные, советские, комсомольские и военные организации обязывались «беспрекословно выполнять решения и распоряжения» ГКО, которые, по сути, приобретали силу законов военного времени. В руках ГКО была сосредоточена «вся полнота власти в государстве». Никогда больше – ни до, ни после войны – не существовало органа с такими полномочиями, просуществовавшего свыше 4 лет и не предусмотренного Конституцией.

В исторической науке существуют разные точки зрения на то, кому принадлежит идея создания ГКО. Далеко не все историки согласны, что она исходила от самого Сталина. Некоторые авторы называют таких деятелей, как Молотов, Маленков, Берия. В частности, согласно мнению Юрия Жукова, создание ГКО являлось своеобразным дворцовым переворотом. Сталин же был включен в его состав лишь для придания ГКО видимости легитимности и большей работоспособности. Лишь тогда, когда Сталин осознал, что отстранять его от власти никто не намерен, он включился в работу в полную силу. Помимо свидетельств на этот счет Хрущева и Микояна, имеются еще, к примеру, записи B. C. Семенова, одно время являвшегося заместителем министра иностранных дел. В 1964 году он занес в дневник рассказ, якобы услышанный от К. Е. Ворошилова на одном из Кремлевских приемов:

«Сталин поверил немцам. На него так подействовало вероломство немцев: нарушить договор спустя несколько месяцев после подписания!.. Это подло. Сталин так расстроился, что слег в постель… Только постепенно Сталин овладел собой и поднялся с кровати. И вот в это время Вячеслав Михайлович стал говорить, что надо прогнать Сталина, что он не может руководить партией и страной. Мы ему стали объяснять, что Сталин доверчив и у него такой характер. Но Молотов слышать не хотел, он не понимал особенности Сталина».