Дневник - Преподобный (Беляев) Никон (Николай) Оптинский Страница 4

Духа надо держаться, буква убивает, а дух животворит (см. 2 Кор. 3, 6). Если видеть в монашестве одну форму, то жить не только тяжело, но ужасно. Держитесь духа.

Смотрите, в семинариях духовных и академиях какое неверие — нигилизм, мертвечина, а все потому, что только одна зубрежка без чувства и смысла. Революция в России произошла из семинарии. Семинаристу странно, непонятно пойти в церковь одному, встать в сторонке, поплакать, умилиться, ему это дико. С гимназистом такая вещь возможна, но не с семинаристом. Буква убивает.

Меня иногда смущали мысли о том, что монашество уклонилось от своего идеала. Я это высказал.

— Да, да, уклонилось. Однако диаволу и это не очень нравится, коли он так восстает против современного монашества. Этим монашеством держится весь мир. Когда монашества не будет, то настанет Страшный Суд.

Батюшка дал нам четки и сказал:

— Вот вам оружие, нещадно бейте этим невидимых врагов. Прежде всего, имейте всегда страх Божий, без него вы ничего не достигнете. Теперь для вас начинается новая жизнь. Хоть вы и жили в Скиту, да все было не то. Теперь везде разговор идет у бесов: «Были почти наши, теперь пришли сюда спасаться, как это можно?» — и тому подобное. Но не бойтесь.

У о. Архимандрита скоропостижно скончался келейник о. И. Это я сказал Батюшке.

— У меня вчера был этот о. И. Мне, как духовному отцу, все известно про него. Последнее время на него прямо напал бес и довел его до того, что он решил уходить в мир. Приходит ко мне и говорит:

— Благословите уходить. — Я ему:

— Разве могу я благословить на такое дело? Представь себе, что ты едешь на пароходе ночью, на море буря, пароход летит на всех парусах. И вот ты говоришь мне: «Благословите броситься в эту бездну и темь…» Вот тоже и теперь.

— Да это, Батюшка, не то!

— Да, не то, это еще хуже. Сам посуди: с твоим здоровьем ты долго не проживешь, что было, то прошло. Оставайся здесь.

И вот видите, что случилось? Это всегда так. Бесы видят, что человеку недолго жить, вот они и стараются его вытащить из монастыря, надеясь его там перед смертью погубить, столкнуть в бездну. Одно нарушение обета уже гибельно.

Был здесь один случай, что какой-то сын миллионера поступил в Скит. Прежде жил очень разгульно, вскоре ему надоела монашеская жизнь, и он ушел. И какую жизнь влачит этот несчастный теперь?! Ходит в цилиндре с тросточкой по Невскому проспекту и более ничего. Но о. И., слава Богу, умер на кресте. Верую, что спасен.

Сейчас был у Батюшки и попросил у него позволения прийти к нему вечерком. Батюшка благословил прийти в 8 часов. Когда я был уже в дверях, Батюшка начал говорить про смирение:

— И о. Макарий, и о. Амвросий, и о. Моисей, и все наши старцы всегда говорили: «Смиряться, смиряться». Подобно тому, как ап. Иоанн Богослов под конец своей жизни только и говорил: «Чадца! Любите друг друга!» Так и наши старцы твердили: «Смиряться!» Эти две добродетели — любовь и смирение — как бы обуславливают одна другую, равно как теплота и свет. Как огонь невозможно вообразить без теплоты и света, так и здесь.

Сейчас был у Батюшки, удалось побеседовать минут двадцать-двадцать пять.

— Сомнения у меня, Батюшка…хульные помыслы…

— Да, сомнения, равно как и блудные помыслы и хулы, надо презирать, не обращать внимания на них. Презирайте их, и враг — диавол не выдержит, уйдет от вас, ибо он горд, не вынесет презрения. А если будете входить с ними в разговоры (ибо все блудные помыслы, хулы и сомнения не ваши), то он закидает вас, завалит, убьет. Верующий человек, любящий Бога, не может хулить, а тем не менее замечает в себе две нити: «любить» и «хулить». Очевидно, что есть какая-то сила злая, навевающая сомнения. Заметьте, ведь это — серафимский ум. Поэтому нисколько не удивительно, что он может возбудить, поднять сомнения, да еще какие. Не обращайте на них внимания.

Сколько было искренно верующих людей, которые сильно пострадали от того, что принимали эти сомнения, рассматривали, рассуждали. Возьмите наших писателей, Белинского — какая разница у него в первой и во второй половине его жизни. Лермонтов тоже был сильный ум, Тургенев и другие, Пирогов, хотя «этот» его под конец совсем раздавил, как червяка…

Поэтому надо презирать эти сомнения, хулы и помыслы блудные, тогда они вам нисколько не повредят. Особенно если будете открывать их старцу — наставнику. Но открывать их надо не подробно, иначе можно повредить и себе, и старцу. Особенно блудные помыслы: засыпать скорее, зарыть надо навозом (кажется, так сказал Батюшка) эту смердящую яму, а не копаться в ней. Ну, теперь, что же у вас есть? Какие сомнения, помыслы?

— Да вот, Батюшка, из братии у одного я вижу то, у другого другое.

— Ну, это диавол всегда так. Он иногда нам представляет взгляд брата совсем другим, не таким, какой он на самом деле. Тебе кажется, что брат посмотрел на тебя злобно, оскорбительно для тебя, а на самом деле этого вовсе нет. Так диавол может представить нам что-либо другое.

Вот какой был здесь случай. Был здесь один иеромонах о. В. и еще монах о. А., монах хорошей жизни. Он почти не выходил из келии вследствие своей болезни, вел особую жизнь. Однажды о. В. идет к себе в келию, а у крыльца о. Анатолия [Зерцалова] видит — стоит о. А., взгляд у него какой-то злобный, враждебный, под благословение не подходит. О. В. посмотрел на него и прошел мимо с великим удивлением. Идет он и только что начал заворачивать за церковь, ему навстречу с совершенно противоположной стороны идет о. А. Лицо у него веселое, подходит он под благословение. О. В., еще больше удивляясь, спрашивает: «Где ты был?» — «У о. Т.» — «Как? Я тебя сейчас видел около крыльца батюшки о. Анатолия». — «Это тебе померещилось. Сам видишь, откуда я иду». Тогда о. В. пошел за разрешением сего к батюшке о. Анатолию. «Ну что же здесь удивительного? А ты еще иеромонах, и этого-то не знаешь? Это был, конечно, бес в образе о. А.», — сказал о. Анатолий.

— Ну, а еще что? — спросил Батюшка.

— Горд я, Батюшка, очень… Тщеславие.

— Да кто же не горд? Макарий Великий говорит, что у всякого, даже у святого, есть что-то гордое. Вот как глубока в нас эта зараза! Не горды только ангелы — они чисты, да еще те, которые переходят отсюда туда, на небо. А так у всех есть гордость. Ну, будет. А остальное потом понемногу будем разъяснять.

Батюшка спросил:

— Как внутреннее устроение? Имеете ли на устах имя Иисусово?

Я говорю:

— Стараюсь иметь, но очень часто забываю.

— В этом-то и дело, чтобы всегда иметь память о Боге, для этого и молитва Иисусова. Но не удивляйтесь, что все забываете. Надо только стараться. Ведь не сразу вы в университет пошли, а сначала азбуку выучили, так? Авва Дорофей говорит, что он смотрел на книги, как на зверя, а потом очень даже пристрастился к чтению книг. Сначала читал, вероятно, не духовные, а светские книги, а потом перешел и на духовные книги. Да, так всегда бывает…

Был схимонах Клеопа в Соловецком монастыре. Он сорок лет пробыл в уединении на одном необитаемом острове, куда из монастыря ему привозили пищу и ездил духовник. Потом он изъявил желание возвратиться в монастырь. Никто не знал, как он подвизался, какие ужасы претерпевал от бесовской силы, в чем состоял его подвиг. Когда он возвратился, о. Архимандрит при духовнике его спросил: «В чем, главным образом, заключалась твоя деятельность, и много ли ты преуспел, скажи нам, мне и твоему духовному отцу?» Он отвечал, что акафисты, все службы, все заменял он Иисусовой молитвой. «И начинаю понимать, чуть-чуть разбирать начальные буквы этого алфавита».

Вот какая глубина! А какое действие Иисусова молитва имеет, о том мы и понятия не имеем. Так вам нечего удивляться. Это приобретается летами, и не сразу, в один день невозможно этого приобрести, хотя и бывают исключения, но общее правило такое.