Елена Блаватская - Неразгаданная тайна

Елена Блаватская

Неразгаданная тайна

Обстоятельства, сопутствующие внезапной смерти мсье Делессера, инспектора полиции Сюртэ, казалось, произвели такое впечатление на парижские власти, что их запечатлели во всех необычных подробностях. И мы решили поведать об этой несомненно странной истории, не вдаваясь в подробности, за исключением тех, которые мы сочли необходимыми, чтобы объяснить это дело.

Осенью 1861 года в Париж прибыл человек, назвавшийся Виком де Ласса – собственно говоря, так и было записано в его документах. Он приехал из Вены, и сказал, что сам он венгр, владеющий поместьями на границе Банаты, что не очень далеко от Сенты. Это был маленький человечек лет тридцати пяти с бледным и загадочным лицом, длинными светлыми волосами, с невыразительным блуждающим взглядом голубых глаз и крепко сжатыми губами. Одевался он небрежно и неброско, и если разговаривал, то был крайне немногословным. С другой стороны, его спутница, по-видимому, жена, бывшая лет на десять моложе него, была поразительно красивой женщиной. Пышная брюнетка с роскошной, бархатистой кожей, она являла собой чистый тип венгерки, о которой можно сказать, что в ее венах текла чуть ли не цыганская кровь. В театрах, в парках, на бульварах и повсюду, где развлекается беспечный Париж, мадам Айме де Ласса привлекала огромное внимание и производила сенсацию.

Они поселились в роскошных апартаментах на Рю Ришелье, часто посещали лучшие дома города, принимали знатные компании, красиво развлекались, и во всем вели себя так, словно владели баснословным богатством. У Лассы всегда имелся крупный счет у «Шнейдера, Рутера и Си», австрийских банкиров с Рю Риволи, а его жена носила бросающиеся в глаза своим сиянием бриллианты.

Как же случилось, что префект полиции счел уместным подозревать мсье и мадам де Ласса, и подробно рассказал о своих подозрениях Полю Делессеру, одному из самых проницательных инспекторов полиции, и попросил «наблюдать» за венгром? Дело в том, что этот невыразительный человечек с великолепной женой оказался весьма загадочной личностью, а полиция имеет обычай предполагать, что тайна всегда скрывает за собой либо заговорщика, либо авантюриста или шарлатана. Вне всякого сомнения, он был удачлив, ибо вел себя необыкновенно скромно и никоим образом не возвещал во всеуслышание о чудесах, которые призван был исполнить, и все-таки спустя несколько недель он основал в Париже «Салон мсье де Ласса». Посещение этого салона стало модным увлечением, и нашлось огромное количество людей, готовых выложить по 100 франков за единственный взгляд на магический кристалл и единственное послание, сделанное посредством спиритического телеграфа. И это действительно приводило в смятение. Секрет состоял в том, что мсье де Ласса был фокусником и мошенником, чьи претензии были велики, а предсказания всегда оказывались правдой.

Делессеру не составило особого труда получить приглашение в салон де Ласса. Приемы происходили ежедневно – два часа до полудня и три часа – вечером. Итак, вечером инспектор Делессер отправился туда, назвавшись вымышленным именем мсье Флабри, ценителем искусства и знатоком драгоценностей, а также человеком, посвященным в спиритуализм. Явившись в салон, он обнаружил красивые, ярко освещенные комнаты и очаровательное собрание очень довольных гостей, которые совсем не походили на людей, пришедших узнать о своем счастье или участи, явившиеся не для того, чтобы сделать вклад в доходы их хозяина, а скорее из любезности к его добродетели и дару.

Мадам де Ласса играла на пианино или беседовала то с одной группой гостей, то с другой, и, казалось, получала от этого большое удовольствие, в то время как мсье де Ласса прохаживался по апартаментам или скромно сидел с равнодушным видом, изредка перекидываясь словами с присутствующими. Однако он все время старался держаться в стороне от всего – что уже было подозрительно. Слуги разносили освежающие напитки, мороженое, ликеры, вина и так далее и так далее, и Делессер представил себе, что попал на очень скромную вечеринку, на которой полностью соблюдались все приличия, однако его зоркий глаз быстро ухватил два примечательных обстоятельства.

Когда хозяин или хозяйка беседовали с гостями, разговаривая тихими и скорее загадочными голосами, совершенно никто не смеялся, как это бывает в подобных случаях. Иногда очень высокий и надменный слуга подходил к одному из гостей и с низким поклоном подавал ему карточку, лежащую на серебряном подносе. Тогда гость выходил в сопровождении этого напыщенного слуги, а когда он или она возвращался в салон – а некоторые не возвращались вовсе – они непременно были чем-то ошарашены или озадачены, выглядели смущенными, удивленными, испуганными или веселыми. Выражения их лиц были совершенно искренними и неподдельным, а де Ласса с супругой относились ко всему этому с явным безразличием, если не сказать – с отрешенностью от всего происходящего, что Делессер тоже не сумел избежать изумления и был предельно озадачен.

Делессера впечатлили несколько небольших инцидентов, которые ему довелось наблюдать, их оказалось вполне достаточно, чтобы прояснить характер впечатлений, действующих на присутствующих. Двое джентльменов, молодых и принадлежащих к высшим кругам общества, к тому же, как явственно отметил Делессер, бывших очень близкими друзьями, разговаривали на повышенных тонах и тыкали друг другу, когда напыщенный слуга позвал того из них, которого звали Альфонс. Он расхохотался.

– Погоди секундочку, дорогой Август, – проговорил он, – и ты узнаешь все подробности удивительной судьбы!

– Хорошо!

Когда Альфонс возвратился в салон, едва пролетела минута. Его лицо было бледным как мел, и на нем отражалась еле сдерживаемая ярость. На молодого человека было страшно смотреть. С горящим взором он направился прямо к Августу и, приблизив лицо к лицу друга, который невольно отпрянул, побагровев, прошипел:

– Мсье Лефевр, вы подлец!

– Отлично, мсье Менье, – отозвался Август тоже шепотом, – завтра в шесть часов утра!

– Договорились, лживый друг и гнусный предатель!

– Деремся до смерти! – ответил Альфонс, отходя прочь.

– Этого можно было бы и не говорить! – пробормотал Август, направляясь в прихожую.

Наконец слуга с поклоном вызвал к оракулу известного дипломата, представляющего в Париже соседнее государство, пожилого джентльмена с внешностью, полной апломба, человека, привыкшего повелевать. После пятиминутного отсутствия он возвратился и немедленно протиснулся через толпу гостей к мсье де Ласса, стоящему неподалеку от камина, держа руки в карманах. Лицо хозяина не выражало ничего, кроме совершеннейшего равнодушия.

Делессер подошел к ним поближе и с жадным интересом стал прислушиваться к их беседе.

– Приношу свои глубочайшие извинения, – проговорил генерал фон ***, – но через несколько минут мне придется покинуть ваш занятный салон, мсье де Ласса. Но результат моего сеанса убеждает меня, что моя дипломатическая депеша подделана.

– Сожалею, – вяло, но с некоторой долей вежливого интереса отозвался мсье де Ласса. – Надеюсь, вам удастся выяснить, кто из ваших слуг предатель.

– Мне придется сделать это незамедлительно, – произнес генерал, и многозначительно добавил: – Уверен, что он и его сообщники не сумеют избежать самого сурового наказания.

– Это единственный возможный для следования курс, мсье граф.

Посол выпучил глаза, резко наклонил голову и вышел с выражением полного замешательства на лице. У него не хватило сил сдержать свои эмоции.

В течение вечера мсье Ласса с беспечным видом подходил к пианино и после нескольких посредственных и неясных прелюдов очень искусно исполнил весьма впечатляющую музыкальную пьесу, в которой чувствовался жизненный вихрь с вакхической жизнерадостностью; затем напряжение мягко растаяло и стало едва заметным, перейдя в рыдающие жалобные стенания, апатичные, вялые и полные неизбывного отчаяния. Это придавало мелодии особенную красоту, и она произвела огромное впечатление на гостей, а одна из дам восторженно воскликнула:

– Как прелестно – и как печально! Вы сами это сочинили, мсье де Ласса?

Несколько секунд хозяин рассеянно смотрел на нее, потом ответил:

– Я? О, нет! Это просто воспоминания, мадам.

– Вам известно, кто сочинил это, мсье де Ласса? – осведомился наш ценитель искусства.

– Думаю, первоначально ее сочинил Птолемей Аулет, отец Клеопатры, – ответил мсье де Ласса со своим обычным рассеянно-задумчивым видом, – но тогда это звучало по-иному. Насколько я знаю, эта композиция дважды переписывалась; и все-таки ее мотив по существу не изменился.

– Позвольте полюбопытствовать, а от кого вы об этом узнали? – настойчиво вопрошал джентльмен.

– Разумеется, разумеется! В последний раз я слышал ее в исполнении Себастьяна Баха; однако вариант, сыгранный мною сейчас, принадлежит Палестрине. И все же, я предпочитаю Гвидо Д'Ареццо, его вариант звучит хотя и шероховато, но намного мощнее. Я научился исполнению этой мелодии от самого Гвидо.