Глен Мулин - Тибетская книга мертвых (сборник) Страница 12

На золотой надгробной табличке, найденной при раскопках близ Сибариса, есть следующая надпись: «И такя вырвался из круга, мучительного и полного страданий»[38]. Эта чисто буддийская и индуистская фраза, как и известные орфические учения, позволяет предположить, что в Древней Греции доктрина перерождения была широко распространена, по крайней мере среди культурных греков, посвященных в таинства.

Символизм, подобный тому, что использовал Платон, использовался и теми, кто записывал буддийские священные книги. В качестве примера можно привести легенду о рождении самого Будды, изложенную в версии северной школы. Отрывок из тибетской «Виная Питака», или «Дулва» (наиболее достоверной и, вероятно, древнейшей части «Бкан-хгьюр»), III, лист 452а экземпляра, хранящегося в Ист-Индиа-Офис в Калькутте, гласит:

«Итак, будущий Будда пребывал на небе Тушита и, зная, что время его пришло, предварительно узнал о пяти вещах: во-первых, о подходящей семье [в которой следует родиться], во-вторых, о стране; в-третьих, о времени; в-четвертых, о народе; в пятых, о женщине. И, придя к решению, что Махамайя – это именно та мать, которая ему нужна, в полночь он вошел в ее утробу в образе слона. Тогда у царицы было четыре сна: во-первых, она увидела, как в ее утробу входит белый слон с шестью бивнями; вовторых, она переместилась в верхнее пространство; в-третьих, она поднялась на огромную каменистую гору; в-четвертых, перед ней склонилось огромное множество людей.

Прорицатели предсказали, что она родит сына, обладающего тридцатью двумя признаками великого человека. “Если он останется дома, то станет правителем мира; но если сбреет волосы и бороду и, надев оранжевое одеяние, покинет свой дом, чтобы стать бездомным, и отречется от мира сего, то станет татхагатой, архатом, совершенно просветленным буддой”».

Кроме того, Джаттака южной школы, представляющая собой собрание народных легенд, народных верований и популярной мифологии, касающейся Будды и множества его инкарнаций, формировавшихся вокруг его личности в течение третьего столетия после его смерти[39], примерно так же, как легенды об Артуре формировались вокруг короля Артура, приписывает ему множество предыдущих рождений в форме низших существ. И хотя эзотеристы могли бы допустить, что через бесконечно отдаленные периоды эволюции подобное воплощение в низшее существо, может быть, и было бы возможным, они воспринимают те из них, которые якобы происходили в этот мировой период, как иносказательный образ, в то время как ортодоксальные тхеравадисты трактуют все буквально.

Во всяком случае, буквальная интерпретация Джаттаки, если принять во внимание, что она, с точки зрения эзотеристов, в основном является экзотерическим трактатом, предназначенным для обычных людей[40], выглядит более убедительной, чем то описание рождения Будды, которое дается в «Дулве». Кроме того, поскольку в священных палийских книгах имеется тождественное описание, где используется тот же символ, а именно белый слон с шестью бивнями, это говорит о том, что здесь мы видим пример использования совершенно определенного по своей цели символа, общего как для северного, так и для южного буддизма. Его даже экзотерист будет вынужден интерпретировать только как определенный образ.

Кроме того, поскольку, судя по всему, Джаттака в основном зиждется на популярной интерпретации, возможно, последняя также повлияла и на составление «Бардо Тхёдол». Подобно всем трудам, зародившимся в очень древние времена и затем выросшим путем обычного процесса накопления сходного материала, «Бардо Тхёдол», как доктрина смерти и перерождения, похоже, существовала сначала в неписаном виде, как и почти все священные книги, ныне записанные на пали, санскрите или тибетском, и складывалась на протяжении неопределенного времени. К тому моменту, когда это учение окончательно сформировалось и было записано, оно, вне всякого сомнения, потеряло какую-то часть своей первозданной чистоты. Сам характер и культовое предназначение «Бардо Тхёдол» предполагали влияние на него популярной, или экзотерической, точки зрения. По нашему мнению, она действительно попала под это влияние, что вылилось в попытку добиться невозможного, а именно примирить два этих различных подхода. Тем не менее в этой книге все еще различим и, более того, преобладает ее первоначальный эзотеризм. Возьмем, к примеру, животных, на которых восседают пять дхьяни-будд, которых «Бардо Тхёдол» описывает в соответствии с наукой о символах северного буддизма: лев ассоциируется с Вайрочаной, слон – с Ваджрасаттвой, лошадь – с Ратнасамбхавой, павлин – с Амитабхой, птица шанг-шанг, или гарпия – с Амогхасиддхи. Интерпретируя эти символы, мы обнаружим, что они в поэтической форме описывают особые качества каждого из божеств: лев символизирует храбрость или мощь, а также суверенную власть; слон – неизменность; лошадь – сообразительность и красоту формы; павлин – красоту и силу преображения, поскольку, согласно распространенному поверью, он обладает способностью поедать яд и превращать его в красоту своего оперения; гарпия – величие и победу над всеми стихиями. Также и божества, в конечном счете, олицетворяют определенные бодхические качества Дхармакайи и внеземных сил просветления, эманирующих из них, которым верующий может довериться, зная, что они приведут его к состоянию будды.

В своей интерпретации образов животных, представленных в Сид па Бардо, мы исходили из общепринятой эзотерической трактовки известных буддийских символов доктрины перевоплощения. Эти образы соответствуют символам Сидпа Бардо у Платона и символам из описания рождения Будды в «Дулве», явно имеющим также эзотерическое значение.

Д-р Л. А. Уодделл, известный авторитет в области ламаизма, в своем труде «Ламаизм в Сиккиме»[41] упоминает о символике знаменитой, но недавно уничтоженной настенной росписи, изображающей Си-па-и-кхор-ло, или «Круг существования», в монастыре Ташидинг в Сиккиме. В этой связи он пишет: «Эта роспись – одно из истинно буддийских символических изображений, сохраненных для нас ламами. С ее помощью мне удалось восстановить фрагмент «Круга» на террасе аджантской пещеры № XVII, до этого не получившей толкования и известной лишь как «Зодиак». Эта картина изображает в символической и буквальной форме три первородных греха и известные причины перерождения (ниданы) и призвана оказать на верующих как можно более сильное впечатление, чтобы они старались их избегать. В то же время сцены, изображающие муки существования в его различных формах и страдания осужденных на пребывание в аду, предназначены для устрашения грешников». На этой картине три первородных греха изображены в виде свиньи, петуха и змеи, а их эзотерическое значение д-р Уодделл трактует следующим образом: «Свинья символизирует невежество и глупость; петух – животную страсть, или похоть, а змея – гаев»[42]. На иллюстрациях к статье, изображающих двенадцать нидан, только третья представляет собой символическое изображение животного. Это обезьяна, поедающая плод, что является символом совершенного знания (тибетск. nam-she, санскритск. Vijcena), хороших и дурных плодов, получаемого через бездумное, рассеянное познание каждого из плодов чувственного опьгга, подвергающее опасности сознание[43]. Остальные иллюстрации – это люди и различные предметы.

Соответственно, животные формы и места их обитания, или состояния, упомянутые во Второй книге «Бардо Тхёдол», в которые может воплотиться человеческий принцип сознания после рождения в этом мире, можно трактовать следующим образом:

(1) Форма собаки (подобно форме петуха в «Колесе Жизни») символизирует неумеренную сексуальность или чувственность[44]. В тибетском фольклоре она также символизирует ревность. А собачья будка или псарня символизируют состояние, в котором доминирует стремление к удовлетворению чувственных желаний.

(2) Свинья символизирует (как и в «Колесе Жизни») невежество и глупость, находящееся во власти похоти, а также себялюбие и нечистоплотность. Свинарник символизирует мирское существование, в котором доминируют эти качества.

(3) Муравей символизирует (как и у народов Запада) трудолюбие и страсть к накопительству, а муравейник – существование в соответствующих условиях жизни.

(4) Насекомое или его личинка символизируют такие свойства, как приземленность, суетность или раболепие, а его нора – существование в условиях, определяемых такими качествами.

(5) Упомянутые в тексте формы теленка, козленка, ягненка, лошади и птиц символизируют, подобным же образом, соответствующие характерные особенности, общие для этих животных и для высшего из животных существ, человека. Эти образы встречаются в мифологии почти всех цивилизованных народов, и многие из ее сюжетов Эзоп взял в качестве основы для своих «Басен». Если же заглянуть в Библию, то на примере видений пророка Иезекииля в Ветхом Завете и Откровения Иоанна Богослова в Новом Завете можно увидеть, что и там используются образы животных. Мы считаем, что, если бы буддийские и индуистские экзотеристы перечитали свои собственные священные книги в свете науки о символах, они, возможно, перестали бы столь враждебно относиться к эзотеризму.