У. Г. Кришнамурти - Ошибка просветления Страница 12

Слушаешь ли ты когото? Нет; ты слушаешь только себя. Когда ты оставляешь слух в покое, все, что остается, это вибрация звука – слова повторяются внутри тебя, как в эхокамере. Это чувство так же функционирует и у тебя, только ты думаешь, что слова, которые ты слышишь, приходят извне. Пойми: ты никогда не можешь услышать ни единого слова от когото другого, насколько бы близкими ты ни считал ваши с этим человеком отношения; ты слышишь только свой перевод, всегда. Все слова, что ты слышишь, – это твои слова. Все, чем могли бы являться для тебя слова другого человека, – это шум, вибрация, уловленная барабанной перепонкой и переданная нервам, идущим к мозгу. Ты постоянно переводишь эти вибрации, пытаясь понять, потому что ты хочешь извлечь чтото из того, что ты слышишь. Это нормально для отношений с кемто на уровне: «Вот деньги, дайте мне килограмм моркови» – но это предел ваших отношений, вашего общения с кем бы то ни было.

Когда нет перевода, все языки звучат одинаково, независимо от того, «говорит» ли твоя определенная структура знаний на определенном языке. Единственное различие состоит в расстановке слогов и мелодии. Языки обладают разной мелодикой.

Это приобретенный вкус говорит тебе, что Девятая симфония Бетховена прекраснее визжащего кошачьего хора; и то и другое производит равно действенные ощущения. Конечно, некоторые звуки могут быть вредными для тела, и шумовые уровни, превышающие определенное количество децибелов, плохо сказываются на нервной системе и могут вызвать глухоту – я не об этом говорю. Но понимание музыки, поэзии и языка детерминировано культурой и является продуктом мысли.

Твое движение мыслей внедряется в процесс прикосновения, так же как и в работу других органов чувств. К чему бы ты ни притронулся, все это переводится как «твердое», «мягкое», «теплое», «холодное», «влажное», «сухое» и т. д.

Ты не осознаешь этого, но именно твое мышление создает твое собственное тело. Без этого мыслительного процесса не существует осознания тела – точнее говоря, тела вообще нет. Мое тело существует для других людей; для меня оно не существует; есть только отдельные точки контакта, импульсы прикосновения, которые не связаны вместе мыслью. Так что тело не отличается от объектов вокруг него; это набор ощущений, как и все остальное. Твое тело не принадлежит тебе.

Возможно, я могу тебе дать некое ощущение этого. Я сплю четыре часа ночью, не важно, во сколько я ложусь. Потом я лежу в кровати, бодрствуя, до утра. Я не знаю, что это лежит в кровати; я не знаю, лежу ли я на левом боку или на правом – часами я так лежу. Если снаружи есть какойто шум – птица или чтото еще, – он просто отдается эхом во мне. Я слушаю «туктуктук» моего сердца и не знаю, что это такое. Между двумя простынями никого нет – отсутствует форма тела. Если задать вопрос «Что там внутри?», то есть только осознание точек контакта, там, где тело соприкасается с постелью и с простынями или с самим собой, например в скрещении ног. Есть только ощущения прикосновения от этих точек контакта, а остального тела нет. Есть некая тяжесть, вероятно, сила притяжения, чтото очень неуловимое. Внутри нет ничего, что связывало бы эти вещи. Даже если глаза открыты и смотрят на все тело, все равно есть только точки контакта, и они не связаны с тем, на что я смотрю. Если я захочу попытаться связать эти точки контакта в форму моего собственного тела, у меня, вероятно, получится, но к тому времени как я это закончу, тело снова будет в той же самой ситуации различных точек контакта. Связь не может сохраняться. То же самое, когда я сижу или стою. Тела нет.

Ты можешь сказать мне, каков на вкус сок манго? Я не могу. И ты не можешь; но ты пытаешься оживить сейчас память о соке манго – ты создаешь для себя своего рода опыт того, какой он на вкус, чего я сделать не могу. Я должен ощущать его на своем языке – видеть его или чувствовать его запах недостаточно, – чтобы привести в действие это знание из прошлого и сказать: «Да, вот такой вкус у сока манго». Это не означает, что меняются личные предпочтения и «вкус». На рынке моя рука автоматически тянется к тем же самым вещам, которые мне всегда нравились. Но поскольку я не способен вызвать это мысленное переживание, не может возникнуть желание пищи, которой тут нет.

Запах играет бóльшую роль в твоей повседневной жизни, чем вкус. Органы обоняния постоянно открыты запахам. Но если ты не вмешиваешься в обоняние, остается только раздражение носа. Не имеет значения, вдыхаешь ли ты запах коровьего навоза или дорогие французские духи, – ты потираешь нос и идешь дальше.

Моя речь возникает в ответ на вопросы, которые мне задают. Я не могу сидеть и читать лекцию относительно естественного состояния – это для меня искусственная ситуация. Нет никого, кто бы думал мысли и подготавливал ответы. Когда ты кидаешь в меня мяч, он отскакивает, и ты называешь это «ответом». Но я не даю никаких ответов: это состояние выражает само себя. Я действительно не знаю, что я говорю, и то, что я говорю, не имеет значения. Ты можешь записывать мои разговоры, но они не будут иметь смысла для меня – они будут мертвы.

То, что здесь есть, это естественное состояние, оно живое. Его не могу схватить ни я, ни тем более ты. Оно подобно цветку. (Я могу лишь привести это сравнение.) Он просто цветет. Он здесь. Пока он здесь, он издает аромат, который отличается от запахов всех других цветов. Ты можешь и не узнать его. Ты можешь писать или не писать оды или сонеты о нем. Его может съесть корова, или скосить косец, или он завянет и погибнет – и на этом ему конец. Он больше не имеет значения. Ты не можешь сохранить его запах; все, что ты сохранишь, будет синтетическим, химическим парфюмом, а не живым запахом. Не имеет смысла хранить выражения, учения или слова такого человека. Это состояние имеет лишь современную ценность, современное выражение.

Личность не меняется, когда ты входишь в это состояние. В конце концов, ты же компьютер, который реагирует так, как он запрограммирован. На самом деле это твое стремление измениться уводит тебя от самого себя и мешает тебе функционировать естественным образом. Личность останется такой же. Не ждите, что такой человек освободится от гнева или своеобразных манер. Не стоит ждать какогото духовного смирения. Такой человек может быть самым высокомерным из всех, кого вы только видели, потому что он прикасается к жизни в таком уникальном месте, где не приходилось ни одному другому человеку.

Вот почему каждый человек, входящий в это состояние, выражает его совершенно уникальным образом, в понятиях его времени. По этой же причине, если два или больше человека живут в этом состоянии в одно и то же время, они ни за что не соберутся вместе. Они не будут плясать на улицах, взявшись за руки: «Мы – самореализованные люди! Мы – вот такие!»

У человека есть основные потребности: пища, одежда и жилье. Ты или зарабатываешь их, или ктото их тебе дает. Если это твои единственные потребности, их не очень сложно удовлетворить. Отказывать себе в основных потребностях – это не признак духовности; но требовать больше, чем пища, одежда и жилье, – это невротическое состояние ума.

Разве секс не является основной человеческой потребностью? Секс зависит от мыслей; у самого тела нет секса. Мужчин и женщин различают только гениталии и, возможно, гормональный баланс. Это мысль говорит: «Я мужчина, а это женщина, привлекательная женщина». Это мысль переводит телу сексуальные ощущения и говорит: «Это сексуальные ощущения». И именно мысль обеспечивает ту надстройку, без которой секс невозможен: «Было бы приятнее держать руку этой женщины, чем просто смотреть на нее. Было бы приятнее целовать ее, чем просто обнимать ее», и т. д. В естественном состоянии надстройка мысли отсутствует. Без этой надстройки секс невозможен. А секс чрезвычайно насильствен для тела. В норме тело – очень мирный, спокойный организм, а ты подвергаешь его такому сильному напряжению и последующему расслаблению, которое дает приятные ощущения. На самом деле для организма это мучительно.

Но ты никогда не придешь к такому состоянию, подавляя секс или пытаясь сублимировать его. До тех пор пока ты думаешь о Боге, у тебя будут мысли и о сексе. Спросите любого религиозного ищущего, который практикует воздержание, снятся ли ему по ночам женщины. Пик сексуального переживания – это единственное в твоей жизни, что приближено к непосредственно личному опыту; все остальные твои переживания являются подержанными, чьимито еще. Почему вы накручиваете столько табу и идей вокруг него? Зачем разрушаете радость секса? Я совсем не выступаю за разврат или злоупотребление сексом; но отказом или воздержанием ничего не добьешься.

Должен быть живой контакт. Если ты выходишь из комнаты, ты исчезаешь из моего сознания. Где ты или почему тебя нет здесь – таких вопросов не возникает. Здесь нет никаких образов – для них нет места – сенсорный аппарат полностью занят вещами, на которые я сейчас смотрю. Должен быть живой контакт с теми вещами, которые находятся в комнате, а не с мыслями о том, чего здесь нет. Так вот, если ты полностью «настроен» на сенсорную деятельность, нет места страхам о том, кто тебя накормит завтра, или предположениям о Боге, Истине и Реальности.