Дмитрий Калинин - Дао Вероники. Книга о необычайном Страница 13

– Хочу кое-что тебе показать. Но сначала нарисуй мандалу.

– Ладно, – я поднялся на ноги, подобрал какую-то палку и начертил большой круг. Рисовать не хотелось, однако я быстро вошёл во вкус, так что вскоре возле нас красовалась простенькая, но симпатичная мандала, которую я выложил изнутри ракушками.

– Ну как тебе? – спросил я, любуясь своим произведением.

– С душой, – Вероника одобрительно кивнула, а потом прыгнула внутрь круга и принялась затаптывать моё творение. Я озадаченно наблюдал за этим актом вандализма, зная, что нечто подобное практикуют буддисты, и терпеливо ждал обещанных объяснений.

– Теперь нарисуй ещё одну, – попросила моя подруга, когда окончательно всё уничтожила.

– Зачем?

– Нарисуй.

Я нарисовал вторую мандалу, уже маленькую и примитивную. Вероника поморщилась и сказала, что это не мандала, а полная ерунда, в которую я не вложил ни капли души, и даже топтать её нет никакого смысла. Она попросила нарисовать снова, красиво и с душой.

– Нарисую, если объяснишь, зачем, – несколько раздражённо отозвался я.

– Низачем, – она простодушно захлопала ресницами.

– Низачем не буду.

– Тебе что, сложно? Всё равно сидишь без дела!

Я слегка повысил голос:

– Ну а мне-то зачем это надо?

Вероника завернулась в цветастое парео и удивлённо округлила глаза.

– А ты всё делаешь только зачем-то?

Сидя сейчас на песке, укутанная в яркий кусок ткани, она напоминала маленькую хищную зверушку, смотревшую на меня внимательным взглядом. Хотелось одновременно и погладить её, и на всякий случай отодвинуться подальше.

– Всё всегда делается зачем-то, – философски заметил я. – Для каких-то целей или для удовольствия, что тоже цель.

– А почему? – Вероника склонила голову набок.

Я не сразу нашёл, что ответить на такой странный вопрос.

– То есть как «почему»? Потому что так эффективнее жить.

– Ууу… – протянула Вероника, глядя куда-то в сторону. – Чем же я так прогневала мир? Бедная я, несчастная…

– Чего это ты там бедная? – насторожился я.

– Да так… – она махнула рукой. – А зачем тебе всё это в итоге?

– Что «всё»?

– Ну вот ты живёшь, у тебя цели, цели, цели. Вертишься, как белка в колесе, всё что-то делаешь. А какова конечная цель всех твоих целей?

– Эм… – замялся я. – Ты что, хочешь поговорить о смысле моей жизни?

– О чём? – Вероника снова округлила глаза. – Вся твоя так называемая жизнь давно уже похожа на поезд, который вышел из пункта А, едет от станции к станции и в конце концов прибудет в пункт Б, где пойдёт на металлолом. Разве у такого поезда может быть смысл?

Я вздохнул. Мало мне было сайгонского старика, подорвавшего мою веру в себя и показавшего бессмысленность той жизни, которую я вёл, так теперь ещё и Вероника подливает масла в огонь.

– Ника, я понимаю, о чём ты говоришь, – с тоской в голосе произнёс я. – Только что мне с этим делать? Я не знаю, как сойти с этого поезда. Я даже толком не знаю, кто я там – пассажир, машинист или кто-то ещё.

– Ты не пассажир и не машинист, ты и есть сам поезд, – мягко сказала она. – И если ты не желаешь стать металлоломом в конце своего бессмысленного пути, единственный выход – перестать быть этим поездом и сойти с рельс.

– Как?

– Есть разные способы, – Вероника вдруг стала серьёзной. – Скажи для начала, ты никогда не задумывался о том, чьи вообще это цели?

Я неуверенно пошевелил пальцами.

– Мои, чьи же ещё. Я всё-таки сам строю свою жизнь.

Она покачала головой, с сожалением глядя на меня.

– Да ничего ты сам не строишь. У тебя нет ни одной уникальной цели, только копии. Ты просто выбрал из тех шаблонов, которые тебе предложили в детстве, и теперь исполняешь их, как программа. Вместо своей жизни ты проживаешь чужой набор сценариев.

Вероника говорила и одновременно чертила на песке рельсы, вагончики и квадратики станций. Я запротестовал:

– О чём ты говоришь? Какие цели не мои?

– Все, которые когда-либо ты посчитал своими, – ответила она, не отрываясь от рисования. – Все они – типовые шаблоны. И ты не ощущаешь полноты жизни потому, что отдаёшь свои жизненные силы чужому шаблону.

– Да ну… чушь какая-то! – только и смог произнести я.

Вероника усмехнулась и промолчала. В её взгляде, однако, промелькнуло что-то такое, что заставило меня прислушаться к её словам. Я принялся перебирать в уме цели, которые когда-либо ставил перед собой, и… действительно не смог найти ни одной по-настоящему своей. Поступить в университет, стать профессионалом в том, что мне нравилось, достичь комфортного уровня жизни, создать семью, наконец, – все эти цели были предложены мне в детстве, и я просто выбрал понравившиеся карты из готовой колоды. Даже такие, казалось бы, глубоко личные цели, которые я чувствовал своим призванием, на поверку оказывались не моими, ведь достигая их, я в итоге не получал наполненности.

– Но как же так… – пробормотал я через минуту, так и не найдя ни одной собственной цели. – Я же всю жизнь старался следовать сердцу…

– Ты ошибся, – Вероника дотронулась до моей руки. – Ты всю жизнь стремился заполнить внутреннюю пустоту. Очень немногие способны слышать голос сердца. За голос своего сердца люди почти всегда принимают чужую волю. Иногда кто-то из них начинает что-то такое подозревать, и тогда смутно чувствует, что живёт не своей жизнью. Но обычно этим всё и ограничивается. Никто по своей воле не хочет стать свободным – это слишком дорогостоящее мероприятие.

То, о чём она поведала дальше, разбудило во мне такой древний и потусторонний страх, что выражение «кровь стынет в жилах» показалось отнюдь не поэтической метафорой.

По мнению Вероники, пространство человеческой жизни состоит из четырёх измерений, из которых людям постоянно доступны первые три – это измерения надежд, разочарований и смысла. Четвёртое же измерение, алхимическое, открывается только тем, кто обнаружил путь за пределы человеческой идентичности.

Измерение надежд и измерение разочарований – это то, что называется «простая человеческая жизнь». Она мечтает о счастье, но страдает и считает себя в основном тяжёлой и скорбной. В этом пространстве люди живут мечтами и ожиданиями, которые у всех похожи, словно фотографии с одного негатива. Эта реальность напоминает двухмерный плоский мультфильм, где люди ориентируются на надежды, но раз за разом сталкиваются со страхом и разочарованием. Запутавшиеся в обрывках чужих представлений, двухмерные люди живут полуосознанной жизнью и полностью зависят от внешних обстоятельств, которые то дают им силы, то забирают их.

Жители двухмерного мира спят. В своём летаргическом сне они видят заколдованное сновидение о так и не начатой жизни. Они страдают, ведь сновидение высасывает их. Им снятся вихри, внутри которых они вертятся в бесконечном цикле – это их привычки, зависимости и быт «простой человеческой жизни». Им снится, что у всего должна быть цель, и эта цель – всегда награда. Они живут от цели к цели и полагают, что идут, но никто из них даже примерно не знает, для чего вся эта гонка и что их ждёт в конце пути.

Если двухмерный человек вдруг осознаёт, что спит, то может обнаружить, что вся его погоня за целями и наградами – ни что иное, как побег от кошмара бессмысленности двухмерной жизни. И тогда ему открывается третье измерение – измерение смысла.

Измерение смысла – это то, что называется «жить осмысленной жизнью». Обретая его, люди обнаруживают в себе внутренний стержень, который позволяет им жить, не ориентируясь более на надежды и разочарования. Это трёхмерная реальность, где осознание смысла собственного существования даёт силы двигаться вопреки внешним обстоятельствам.

Трёхмерные жители сами производят смыслы, которые не похожи друг на друга. Так укрепляется и расширяется их личность, и так они становятся всё сильнее. Подавляющее большинство людей конечной точкой своих устремлений считает именно измерение смысла, ведь здесь находится счастье и жизнь в гармонии с самим собой.

Но, как и обитатели двухмерной реальности, трёхмерные жители пребывают в летаргическом сне, с одним лишь отличием: их сновидение чуть более осознанно, однако оно тоже заколдовано и высасывает силы.

Из сновидения осмысленной жизни невозможно проснуться по собственной воле – это случается только тогда, когда человек сталкивается с пределами своих смыслов. Если он не отступает и решается заглянуть дальше, все его смыслы погибают. Мир такого человека рушится, и он осознаёт себя запертым в собственной личности, как в тюрьме. Вдруг оказывается, что он до сих пор продолжает спать, и что за пределами его личной тюрьмы существует безграничная свобода, ради которой он, собственно, и появился на свет.

Такое осознание дорого обходится человеку, потому что эта свобода уничтожает всякого, кто оказывается к ней не готов.