Дион Форчун - Источник силы Страница 13

— Я давно перестал удивляться чему бы то ни было, — ответил я. — Я соглашусь признать дьявола, рога, копыта, хвост, если вы пропишете их в качестве лекарства.

Тавернер довольно фыркнул.

— Что касается данного случая, я далек от мысли, что закон перевоплощения окажется единственным, что мы должны будем рассмотреть. Теперь скажите мне, Роудз, предположим, что перевоплощение — это не факт, предположим, что наша жизнь есть начало и конец нашего существования и по его завершении мы будем гореть в огне или играть на арфе, в зависимости от того, как мы эту жизнь используем. Как вы расцените в таком случае состояние Моны Кейли? Что она могла сделать в те несколько часов между ее рождением и возникновением этой болезни, чтобы заслужить такой страшный приговор? А в конце ее жизни справедливо ли будет утверждать, что она должна спуститься в ад или вознестись на Небеса?

— Я не знаю, — ответил я.

— Но представим, что моя теория верна, тогда, если мы сможем восстановить факты прошлых жизней, нам удастся найти причину ее нынешнего состояния, а найдя причину, мы сможем вылечить ее. В любом случае давайте попробуем.

Не хотите ли посмотреть, как я восстанавливаю факты? Я использую различные методы. Иногда я получаю их, загипнотизировав пациента, или с помощью магического кристалла, а иногда я читаю их в подсознательной памяти Природы. Вам известно, что мы верим в то, что все в мире мысли и побуждения запечатлеваются в Хрониках Акаши. Это подобно получению консультации в справочной библиотеке. В нашем случае я намерен использовать последний метод.

Спустя несколько мгновений Тавернер с помощью известных ему приемов отключил свой мозг от внешних впечатлений и сконцентрировался на внутреннем видении.

По-видимому, перед его глазами прыгали беспорядочные ментальные картины, затем ему удалось сконцентрироваться и он начал описывать все, что видит, а я стал вести записи.

Жизни в Египте и Греции были описаны несколькими словами, это было не то, что он искал, он просто просматривал ее путь через толщу веков, но я сделал вывод, что мы имеем дело с душой древнего происхождения и больших возможностей. Жизнь за жизнью мы слышали историю о рождении короля или посвящении в священнослужители, и тем не менее в ее настоящей жизни душа девушки была полностью отрезана от своего физического носителя. Я силился понять, какая же игра случая приговорила ее к одиночному заключению в этой телесной оболочке.

Когда мы подошли к уровню, который искали, оказалось, что это Италия пятнадцатого века.

— Дочь герцога. — Я не смог уловить имени его светлости. — Ее младшую сестру любил Джованни Сигмунди, она задумала добиться внимания ее возлюбленного, а позже, когда более богатый претендент предложил ей свою руку, она выдала Сигмунди его врагам, чтобы освободиться от его притязаний.

— Истинная дочь эпохи Ренессанса, — сказал Тавернер, когда вернулся в нормальное состояние и прочитал мои заметки (он редко запоминал то, что обнаруживалось во время его подсознательных состояний). — Теперь, я думаю, можно предположить причину болезни. Интересно, имеете ли вы представление о ментальных процессах, которые предшествуют рождению человека? Перед самым рождением душа видит нечто вроде кинофильма о своей будущей жизни, не во всех подробностях, а в общих чертах, которые определяются ее судьбой. В них ничего нельзя изменить, но в зависимости от того, как душа на них отреагирует, будут планироваться ее следующие жизни. Именно поэтому, хотя мы и не можем изменить свою судьбу в этой жизни, наше будущее полностью в наших руках.

Теперь нам известны факты, и мы можем догадаться, какого рода судьба ждет эту девушку. Она в долгу перед мужчиной и женщиной, причиненные ею страдания рикошетом отозвались на ней. Нет необходимости в специальном аде, каждая душа создает свой собственный.

— Но она не чувствует страданий, — сказал я. — Она всего лишь находится в пассивном состоянии. Единственный, кто страдает — это ее мать.

— Да, — ответил Тавернер, — в этом и есть суть всего дела. Когда она мельком увидела, что ее ждет, она восстала против своей судьбы и попыталась отречься от своего долга, ее душа отказалась принять столь тяжкое бремя. Именно эта моментальная вспышка знания придала взгляду ребенка то странное недетское выражение, которое так поразило ее мать.

— Всегда ли люди получают такое предзнание? — спросил я.

— У всех есть такие проблески, но память их обычно бездействует. Однако у некоторых людей появляются смутные предчувствия, а оккультное обучение ведет к восстановлению утраченной памяти вместе со всем остальным, что принадлежит прежним жизням.

— Определив причину болезни мисс Кейли, что вы сможете сделать для ее лечения?

— Очень мало, — ответил Тавернер. — Я могу только ждать и наблюдать ее. Когда наступит время восстановления баланса, на сцене появятся другие участники старой трагедии и подсознательно потребуют от нее оплаты долга. Ей представится возможность вернуть долг и продолжать свой путь независимо от судьбы. Если же она окажется не способной выполнить это, она будет изъята из этой жизни и быстро вытолкнута в нее опять для следующей попытки, но я думаю (раз уж она попала ко мне), ее душе будет дан еще один шанс войти в свое тело. Посмотрим.

После того, как Мона Кейли была помещена в лечебницу Хиндхеда, я часто наблюдал за ней. Несмотря на то, что ее лицо, полностью лишенное выражения, напоминало скорее маску, в нем чувствовался характер. Тонкие точеные черты, твердый рот и прекрасные глаза вполне подходили для обиталища незаурядной души — только душа отсутствовала.

Тавернер рассчитывал, что другие участники драмы очень скоро появятся на сцене, привлеченные к девушке теми странными потоками, которые всегда существуют под поверхностью жизни. Всякий раз, когда в лечебницу прибывал новый пациент, я пристально наблюдал за Моной Кейли, стремясь выяснить, не является ли вновь поступивший тем, кто потребует от нее выплаты древнего долга, так связавшего ее.

Весна сменилась летом, но ничего не случилось. Мое внимание было привлечено другими больными и я почти забыл о девушке и ее проблемах, когда Тавернер напомнил мне о ней.

— Настало время начать наблюдать за мисс Кейли, — сказал он. — Я изучал ее гороскоп, в конце месяца произойдет сближение планет, чем будет обеспечена возможность для изменения ее судьбы, если мы сможем заставить ее участвовать в этом.

— А что, она может отказаться?

— Тогда она долго не протянет, ведь цель этого ее воплощения не будет достигнута.

— А если она согласится?

— Она будет страдать, но станет свободна и опять быстро поднимется к высотам, которых достигла в прежней жизни.

— Но маловероятно, чтобы она принадлежала к королевскому дому в этой жизни, — сказал я.

— Она была больше чем королева, она была Посвященной, — ответил Тавернер, и по тому, как он произнес это слово, я понял, что он говорил о королевстве, которое находилось не на этой Земле.

Наш разговор внезапно был прерван криком, донесшимся из одной из комнат верхнего этажа. Это был пронзительный леденящий душу крик, крик, который может издать только душа, заглянувшая в хаос и увидевшая забытый ужас, это был крик ребенка, которому снятся кошмары, но — и это усиливало ужас — кричал мужчина.

Мы стремительно бросились, нам не надо было спрашивать, откуда раздался крик. У нас был лишь один больной, который мог так кричать, — бедняга, страдавший от контузии, которого мы держали на постельном режиме.

Мы нашли его стоящим посреди этажа и сотрясаемым дрожью с головы до пят. Увидев нас, он кинулся вперед и упал на руки Тавернера. Это было трогательным движением перепуганного ребенка, но наблюдать за подобным поведением высокого человека в полосатой пижаме было слишком мучительно.

Успокаивая его так же нежно, как мать успокаивает своего ребенка, Тавернер уложил его в постель и сел рядом, ожидая, пока он окончательно придет в себя.

— Я не думаю, что мы должны и дальше держать его в постели, — сказал мой коллега, когда мы вышли из комнаты. — Бездействие наводит его на грустные размышления, и он снова и снова переживает события в окопах.

Таким образом Хаустон на следующий день, впервые после поступления в лечебницу, появился среди пациентов, и, казалось, эта перемена пошла ему на пользу.

Но длилось это недолго; когда эффект новизны стерся, его приступы возобновились, вновь повергая его в муки, которые он когда-то пережил, и каждый такой приступ завершался паническим ужасом, заставляя его искать защиты у первого попавшегося человека.

Когда шестифутовая дородная фигура неожиданно валится вам на руки, это может испугать любого, поэтому, чтобы не беспокоить других наших пациентов, мы изолировали Хаусона в части парка, предназначавшейся для больных, которых мы не могли держать вместе с остальными. Кроме него, единственным обитателем этого уголка была Мона Кейли, но ее вряд ли можно было принимать в расчет, поскольку пока ее не вели к столу, она неподвижно сидела в шезлонге, который мы специально поставили для нее.