Рудольф Штейнер - Метаморфозы душевной жизни.Путь душевных переживаний. 2 часть Страница 14

В этих лекциях уже часто говорилось, что существует возможность восхождения в высшие миры. Тут мы имеем, в известном отношении, тройственный путь. Мы указали на внешний путь и на внутренний путь, которым шли не мистики древних мисте-' рий, а мистики Средневековья. И мы установили границы этого пути. Теперь перейдем к тому, что может быть названо путем собственно духовного исследования или путем духовной науки.

Было уже сказано, что духовнонаучное познание состоит в том, что человек не просто идет по одному из путей: либо во внешнее, к подосновам того, что открывается чувствам, следовательно к монадам, либо во внутреннее, к тому, что переживается как подоснова собственной душевной жизни, к мистическому единству мира, — но подчеркивалось, что духовнонаучный метод состоит в том, что человек не только может идти путем, который делает для него возможными непосредственно имеющиеся знания, но он имеет в себе скрытые, дремлющие познавательные силы и, исходя из этого, находит другой, отличающийся от двух вышеназванных, путь. Что делает тот, кто идет одним из двух охарактеризованных путей? Он говорит: я остаюсь таким, какой я есть, каким я стал. Я могу выйти вовне и попытаться сквозь покров чувственного мира проникнуть к подосновам бытия; я могу искоренить внешние переживания и затем дать возгореться искорке, которая лишь заглушается отвлекающим внимание внешним миром. Но в основе духовнонаучного познания лежит стремление человека не оставаться со своими познавательными силами таким, каков он есть, но он говорит: как истинно то, что я развился до того, чем я сегодня являюсь, так истинно и то, что я, применяя соответствующие методы, могу в моей душе развить себя сам, могу развить более высокие познавательные силы, нежели те, какие есть у меня сейчас. Если сказанное сейчас сопоставить с мистическим способом познания, то следует заметить: конечно, если погасить внешнюю душевную жизнь, можно найти внутреннюю искорку и наблюдать, как она разгорается и оживает, когда всё другое погашено; но тогда наблюдают всё же только то, что уже имеется. Духовный исследователь сказал бы мистику: нет, мы делаем не только это — мы тоже приходим к искорке, но не останавливаемся на этом, а пытаемся выработать методы, которые могут эту искорку развить до гораздо большего света. Мы направляем путь во внешнее и во внутреннее; мы развиваем новые познавательные силы, следовательно, не идем просто тем или другим путем. Новое духовное исследование, в отличие от мистики Средневековья, а также от монадологии и учений древних мистерий, характеризуется тем, что оно развивает познавательные силы, так, что оба этих пути — ведущий вовне и ведущий вовнутрь, к искорке мистиков, — сливаются друг с другом, становятся одним путем, на котором равным образом достигаются и первая, и вторая цели.

Как это происходит?

Это осуществляется благодаря тому, что развитие высших сил познания методом новой духовной науки ведет человека через три ступени познания. Первая ступень познания, которая возвышается над обычным познанием, называется имагинативным познанием. Вторая ступень — это инспиративное познание, а третья — та, что называется в истинном смысле интуитивным познанием. Как достигается первая ступень познания? Что при этом совершается в душе для развития высших познавательных сил? По тому, как осуществляется первая ступень познания, вы сможете увидеть, как на этом пути новое духовнонаучное исследование преодолевает монадологию и мистику. Пример, который особенно легко приводит к пониманию имагинативного познания, приводился здесь уже довольно часто. Это один из тех методов, которые духовный исследователь применяет к себе; его, в числе многих других, лучше всего можно представить в форме диалога между учителем и учеником.

Учитель, который хочет воспитать в ученике те высшие познавательные силы, которые ведут к имагинации, сказал бы ученику следующее: посмотри на растение, оно произрастает из почвы и разворачивает листок за листком, вплоть до появления цветка. Сравни растение с человеком. Человек имеет перед растением преимущества. Эти преимущества заключаются в том, что в нем — в его представлениях, чувствах и ощущениях — отражается мир; преимущество в том, что следует назвать человеческим сознанием. Но это сознание человек должен был приобрести за счет чего — то другого, а именно ценой того, что он на своем пути человеческого становления должен был получить в придачу страдания, страсти и вожделения, которые могут привести его к заблуждению, несправедливости и злу. Растение растет по своим врожденным законам, и согласно этим врожденным законам оно развивает свое существо. Целомудренно стоит оно перед нами с текущими в нем зелеными соками — и мы, если только не станем фантазировать, не сможем приписать ему страданий, желаний и страстей, которые могут отклонить его с правильного пути. Но если мы рассмотрим то, что является внешним выражением человеческой сознательной жизни, выражением человеческого Я, если рассмотрим кровь, как она, подобно зеленому хлорофиллу растения, циркулирует в человеке, то должны будем сказать: кровь пронизывает и пропитывает человека, являясь выражением его восхождения к высшей ступени сознания, а равно как и страстей и желаний, которые влекут его вниз. И теперь учитель духовного знания может сказать ученику: представь себе, что человек развивается дальше, что человек посредством своего Я становится господином над заблуждениями, злом и всем уродливым, над всем тем, что хочет низвлечь его во зло; представь себе, что человек просветляет и очищает свои аффекты и страсти. Представь себе, что достигнут реальный идеал, к которому человек стремится, и тогда его кровь не будет больше выражением каких — либо страстей, но будет выражением того, что в нем самом главенствует над всем влекущим его вниз; тогда его кровь, красную кровь, можно сравнить с тем, во что превращается зеленый сок растения в красной розе. Как растительный сок красной розы в целомудренной чистоте являет то, чем стало растение, взойдя в цветении на более совершенную ступень, так и красная кровь очищенных и просветленных людей являет собой — чего достигает человек, став господином над всем, что тянет его вниз.

Эти ощущения и представления духовный учитель может пробудить в характере, в душе духовного ученика. Если только ученик не сухой и скучный педант, не чурбан, если он может чувствовать и ощущать всю тайну, образно показанную в таком сравнении, тогда это будет действовать на его душу, станет для него неким переживанием, выступившим перед его душой в символе, который надлежит переживать в духовном созерцании. Этот символ может быть розенкрейцерским. Черный крест выражает то, что умерщвляется в низшей природе человека, а красные розы — красную кровь, просветленную и очищенную до целомудренного выражения высшей души в самом человеке. Тогда обвитый красными розами черный крест будет символическим обобщением пережитого душой ученика в беседе с духовным учителем. Когда духовный ученик заплатил кровью души за такой символ, давая воздействовать на душу всем тем представлениям, чувствам и ощущениям, которые дали ему внутреннее право обобщить всё это в кресте с розами, тогда он не только говорит себе: я ставлю перед собой крест и розы, — но когда он внутренним возвышенным настроением духа, завоеванным кровью сердца, извлекает из этого экстракт, то видит, что такой образ (и подобные ему) нечто создает в его душе. Это уже не просто духовная искорка, но новая познавательная сила, которая делает его способным новым образом смотреть на мир. Он не остался таким, каким был до этого, но развил свою душу. И если он делает это постоянно, то в конечном счете приходит к имагинативному познанию, которое показывает ему, что во внешнем мире имеется еще нечто другое. Следовательно, здесь развивается новый род познания по отношению к тому познанию, которое он уже имел, когда был прежним.

А теперь проведем перед взором, как осуществляется этот путь. Говорит ли здесь человек: я иду внешним путем и ищу подосновы вещей? Это говорит он лишь отчасти. Он говорит себе так: теперь я иду во внешний мир и не ищу подосновы вещей, не ищу молекул и атомов, я не просто принимаю то, что дает мне внешний мир, но удерживаю в себе нечто из того, что этот внешний мир мне предлагает. Черный крест не является чем — то таким, что возникло бы в душе, если бы вовне не было дерева; и красная роза — это нечто такое, чего никогда не смогла бы создать душа, не имей она внешнего впечатления от красной розы. Таким образом, это содержание души, полученное из внешнего мира.

Мы не можем сказать подобно мистику, что искоренили всё внешнее, что полностью отвратили внимание от внешнего мира; но мы говорим, что приняли от внешнего мира то, что он сам мог нам дать. Мы не закрыли врат перед внешним миром, мы открылись ему. Однако мы принимаем его не таким, каким он нам себя являет, ведь нигде в действительности не существует креста, обвитого розами. То, из чего мы образовали символ креста с розами, существует во внешнем мире, но самого розенкрейцерского крестах розами во внешнем мире нет. Что же побудило нас соединить два этих элемента, розы и дерево, в одном символическом образе? Эта побудительная сила лежит в работе нашей собственной души. У нас есть то, что мы можем пережить в собственной душе, отдаваясь внешнему миру; и у нас есть то, что мы можем пережить во внешнем мире, если принимаем его не просто таким, каков он есть, но углубляемся в него — так мы мистически переживаем то, что явствует нам из сравнения растения с развивающимся человеком. В отличие от мистиков мы отказываемся принимать эти душевные переживания непосредственно, но жертвуем эти душевные переживания тому, что должен дать внешний мир, и с помощью того, что может внутренне дать душа, создаем себе символический образ. В этом символическом образе слиты внешняя жизнь и мистическая внутренняя жизнь. Невозможно сказать, что крест с розами является действительностью в чувственном мире, а также и во внутреннем мире; так как никто не смог бы сконструировать во внутреннем мире креста с розами, не принимая впечатлений внешнего мира. В символе слито то, что душа может пережить и испытать в своем внутреннем, и то, что она может воспринять извне. Поэтому этот символический образ сейчас стоит перед душой так, что не ведет непосредственно ни во внешний, ни во внутренний мир, но действует как некая сила. Когда мы в медитации ставим его перед собой, то эта сила порождает новое духовное зрение, и теперь мы взираем в духовный мир, который прежде не могли найти ни во внешнем, ни во внутреннем. И в нас возникает предчувствие: то, что лежит в основе внешнего мира, и то, что мы теперь можем пережить посредством имагинативного познания, идентично с тем, что мы имеем и во внутреннем.