Эдуард Шюре - Пророки Возрождения Страница 15

Вне церкви – другое чудо. Радостные могильщики, виноградари и крестьяне откапывают греческие мраморные статуи, торсы Геракла, Аполлона и Венеры, которые поражают скульпторов. Так по примеру Юлии с Аппиевой дороги толпа римских героев выходит из земли и начинает украшать в виде статуй ниши, лестницы, фасады и фризы дворцов. На берегах морей тритоны и нереиды вновь появляются на гребнях волн. Сады вилл вновь населяются нимфами и фавнами. В приходах капелл, как и в будуарах князей, больше нельзя отличить ангелов от амуров. На столе пап серебряные сирены служат ручками хрустальным кувшинам, а вакханки, увенчанные виноградом, окружают золотые блюда кардиналов. Можно сказать, что в удивительном порыве античный мир со всей своей мифологией поднялся на штурм христианского мира и побратался с завоеванным.

Эта картина резюмирует то, чем должно быть Возрождение для человеческого развития. Два противоборствующих мира схлестываются и смешиваются, сражаются друг с другом и сочетаются на сто ладов, чтобы породить новый мир. Между христианским гением и языческой душой произошел не мезальянс, а бурный союз, за которым последовал резкий разрыв. Ибо две силы, воевавшие пятнадцать столетий и на мгновение объединившиеся, должны были грубо разойтись после страстных объятий, чтобы вновь сражаться на других полях и искать новые союзы в иных формах в следующие века. Даже сейчас борьба далека от завершения, и, быть может, она продлится до конца времен, ибо она лежит в основе всякой человеческой эволюции. Но от временного союза эллинизма и христианства в XV и XVI веках родились две бессмертных дочери: итальянская скульптура и живопись.

Чтобы измерить взглядом пропасть, разделявшую христианский дух Средневековья и языческий дух Возрождения, вспомним на мгновение мрачные фрески Кампо-Санто в Пизе, «Триумф Смерти», «Страшный суд» и «Ад» Орканьи, эти процессии мертвецов, эти ужасающие горы трупов, эти пещеры пыток, а затем подумаем о ватиканском Музее древностей, где все семейство Олимпийских богов выделяется на живом алом цвете стен и улыбается в своей мраморной белизне победной улыбкой бессмертных. Или спустимся в крипту Ассизи, где Джотто показывает нам святого Франциска, получающего из рук Христа Бедность в супруги, в то время как демоны осаждают Целомудрие в его крепости, а Повиновение, приложившее палец к губам, окружено коленопреклоненными ангелами, – и посмотрим сразу после этого на «Похищение Европы» Паоло Веронезе и «Венеру» Тициана, эти соблазнительные нагие фигуры, пылающие любовной негой на своем ложе и освещающие весь пейзаж пламенем своего желания.

Всего лишь два века (с XIV по XV) разделяют эти два мира. Как мог итальянский гений преодолеть эту пропасть за столь малое время?

Совокупность внешних обстоятельств благоприятствовала этой интеллектуальной, эстетической и нравственной революции.

–  Исторические причины . Громадное расширение интеллектуального горизонта началось прежде всего благодаря Крестовым походам и торговле Италии на Востоке. Исследователи Азии, такие как венецианец Марко Поло, будоражили ограниченное воображение Средневековья широкой панорамой мира и подготавливали открытие Америки Христофором Колумбом.

–  Политические и социальные причины . Смена республиканских правительств тираниями или диктатурами, такими как Сфорца в Милане, дом Эсте в Ферраре, Медичи во Флоренции и т. д. Отсюда – пышность дворов, более свободные нравы, большая роскошь в искусствах. С другой стороны, в интеллектуальную и социальную жизнь вливается класс буржуазии. Отсюда замена рыцарского идеала насмешливостью и распущенностью и начало свободомыслия. Изменение, которое можно наблюдать в «Декамероне» Бокаччо.

–  Эстетические причины . Со времени варварских завоеваний и триумфа христианства, в течение долгой дуэли Империи и папства, итальянский народ позабыл римскую историю. В римских руинах видели теперь лишь глыбы камня. Сотни дворцов были построены из камней Колизея, не разрушив колосса. Теперь, благодаря ученым, поэтам, художникам, эти руины вновь заселяются толпой людей. Эти руины напоминают о величии беспримерного прошлого. Петрарка рассказывает, как он часто поднимался со своим другом Джованни Колонна на развалины терм Диоклетиана, и перед этой обширной панорамой они встречали Рим былых времен. С 1430 года Поджо [22] издавал на латинском языке описание его улиц, «Ruinarum Urbis descriptio». В скором времени Блондо де Форли попытался реконструировать вид древнего Рима в «Roma instaurata». Так западная метрополия, уничтоженная варварами, возрождалась в воображении. Когда в конце XV века греческие статуи, столь долго скрытые, были подняты из-под земли, Донателло и Гиберти, Рафаэль и Микеланджело были потрясены и счастливы этим. Вся античность, казалось, возродилась с ними, и тогда можно было сказать, что

на эти четыре тысячи богов не нашлось ни одного атеиста.

–  Научные причины . Горячая любознательность, глубокая жажда знаний овладела умами. Когда душа погрузилась в мистические мечты и размышления, разум предъявил свои права. Вера не была ниспровергнута, но появилось желание изучать и понимать Природу. Наряду с Библией изучали Гомера и Вергилия. Отцам церкви предпочитали Цицерона. Аристотель и Платон заняли место Альберта Великого и Дунса Скотта. Галилей и Джордано Бруно еще не пришли, но были уже недалеко. Человеческий дух желал измерить и охватить видимый мир.

– Глубинная причина, внутренний импульс . Все эти влияния, пришедшие извне, являются перед нами как неотъемлемые факторы Возрождения, но они были объединены одним фактором, еще более мощным, который как бы собрал их воедино. Этот фактор существовал в воле человека того времени, в глубинном импульсе его внутренней жизни. То была новая необходимость личности развиваться свободно, без ярма и преград, раскрываться во всей своей полноте и независимости. На протяжении всего Средневековья личность была видна смутно. По правде говоря, ее можно было познавать только через посредство ее города, семьи, народа и религии. Теперь она сама раскрывается через посредство целого мира и, кажется, способна охватить все богатства Вселенной, чтобы переплавить их по-своему, в свободном творении. В языке отныне появляется новое понятие – l’uomo universale . Таков секрет и глубинный смысл этого движения, называемого гуманизмом. Этот человек стремится к совершенству. Он имеет lo gran disio dell’eccelenza . Это означает, что он хочет все знать, на все осмелиться, преодолеть все преграды. Он хочет также отличаться от других, быть uomo singolare, uomo unico , быть одним из тех, кого Монтень называет «души выдающиеся, высшего полета». Герой Возрождения теперь хочет быть не просто гражданином своего родного города, как человек Средневековья, или подданным империи, как римлянин во времена цезарей; он хочет быть гражданином мира. В своей крайней степени человеческая индивидуальность провозглашает универсализм. Доведенный до своего логического завершения, индивидуализм порождает космополитизм.

Козимо Россели. Фрагмент фрески с портретами Пико делла Мирандолы, Марсилио Фичино и Анджело Полициано. 1486　г.

Этот дух господствовал в платоновской флорентийской Академии, основанной Марсилио Фичино и Пико делла Мирандолой. Эта Академия, однако, была лишь изначальной попыткой и неудавшимся движением. Ибо гуманизм сумел выразиться победоносно не в науке, не в философии, не в поэзии, но лишь в искусстве.

Паоло Учелло. Жертвоприношение Ноя.

Фрагмент фрески. 1446–1448 гг. Флоренция, церковь Санта Мария Новелла

Прекрасные и умные книги, написанные на всех языках, анализировали наперебой и во всех аспектах чудесный расцвет искусства Возрождения с технической точки зрения. Они показали, как средневековые художники пытались избавиться от византийской косности, но не смогли сбросить ее оковы, несмотря на мощную выразительность; как исключительно благодаря своему гению и под влиянием Франциска Ассизского Джотто смог внести глубокую патетику, а порой и рассчитанную композицию в картины на сюжет священной истории и легенды о Франциске; как живопись открыла смысл перспективы у Паоло Учелло, точное наблюдение и твердость рисунка у Мазаччо; как затем открытие греческих скульптур отразилось в стройных статуях Донателло и удивительных бронзовых барельефах Гиберти; как, наконец, все эти виды магии, объединившись, породили, благодаря Рафаэлю и Микеланджело, новый мир, наделенный несравненной красотой, силой и величием. Эту картину не надо переписывать. Но за этим многоцветным покрывалом, изображением бесчисленных фигур и сцен, происходит нечто иное. Я хотел бы показать здесь борьбу двух гениев, которые скрыты под этим покрывалом, их жестокие битвы, прерывавшиеся временными союзами и завершившиеся особыми результатами. Ибо в таинственной проекции мыслеформ это странное, поразительное, противоречивое смешение фресок и картин, мрамора и бронзы – продукт той пламенной борьбы, которую мы не видим. Возможно, однако, сделать некоторые предположения, углубившись в скрытую внутреннюю жизнь великих гениев тех времен через их основные труды.