Рудольф Штейнер - Смерть как перемена жизни Страница 16

Кто познаёт духовную науку в её внутренней жизненной ценности, то знает, что ей в любом случае свойственно, — если она воспринимается во всей своей жизненной свежести и полноте, — ей свойственно даже продлевать физическую жизнь человека. Могут, конечно, найтись люди, которые скажут: ну, а вот один тут дожил всего лишь до сорока пяти лет, или даже до двадцати семи! Но поставьте ответный, противоположный вопрос: до скольких лет дожил бы человек, который, — занимаясь духовной наукой, дожил до сорока пяти лет, — если бы он не принял эту духовную науку в двадцать лет? Поставьте такой встречный вопрос! Внешние виды доказательств не играют роли для таких внутренних вещей. Статистика, и тому подобное, не имеет ценности, если хотят учитывать внутренний мир. Статистика во внешнем мире имеет высокую ценность, но она ограничена этим внешним и не охватывает того, что является жизненным принципом. Увидеть это очень просто: вполне правомерно, что страховые общества действуют в соответствие со статистикой и арифметикой. Они ориентируются на то, как велика прогнозируемая продолжительность жизни человека, и, в соответствие с этим, проводят страхование людей. Однако не придёт же вам в голову, что вы умрёте тогда, когда, в соответствие с теорией вероятности, для страхового общества должен наступить (вероятный) год вашей смерти! Так что в действительности вы не станете считать авторитетным мерилом то, что фактически является таковым для внешней жизни. Всё то, что как статистика, теория вероятностей, обладает достаточной ценностью во внешней жизни, теряет своё значение, как только речь пойдёт об их убедительности в сфере духовного. Этой убедительности вы сможете достичь лишь тогда, если вы примите духовную науку как некий живой эликсир жизни. Она станет таким живым эликсиром жизни, который позволяет человеку приспособиться к обстоятельствам.

Тогда произойдёт обратное. Однажды я был крайне удручён, опечален. Могут сказать: вот странный человек, стоит ли из–за этого печалиться! Так вот, однажды я обедал в одном доме, и хозяин там взвешивал на весах, сколько мыса, сколько овощей он должен был съесть. Он должен был взвешивать всю пищу в отдельности! Представьте себе, насколько ненадёжным стал бы у человека инстинкт, если бы каждый за обедом пожелал отвешивать себе свой рис, свою капусту. Такая ненадежность инстинкта возникает из–за чисто интеллектуальной науки, ибо она, посредством статистики может выявлять только внешнее. Но речь идёт не о том, что мы теряем инстинкт, — и теряем мы его из–за интеллектуального образования, — но о том, чтобы мы спиритуализировали, одухотворили этот инстинкт. Чтобы у нас была уверенность, как в случае инстинкта, но только духовная.

Вот то, что я должен характеризовать как наиболее значительное, когда я обращаю внимание на волю. Духовная наука проникает в волю, вбирается волей, подготавливая её так, что человек проявляет больше ловкости, умения по отношению к окружению, при этом он почти не замечает, как, в сущности, он врастает в то, что находится в его окружении. При этом он срастается с духом, и врастает в окружающий мир.

Видите ли, человек должен учиться переживать дух. Но это он и делает посредством духовной науки. И человечеству в будущем будет всё более и более необходимо переживать дух.

Ибо, как переживает человек то, что даётся ему в придачу благодаря зачатию и рождению? Представьте себе: на каком–то удалении от вас стреляет пушка. Вы слышите звук выстрела. Блеск вы видите несколько раньше. Но представьте–ка себе, что дело обстояло бы так; вы дежурите около пушки, и вас, по какой–то причине, выстреливает со скоростью звука. Вместе со звуком вы пролетаете сквозь воздух точно так же быстро, как и звук. При этом вы не услышите звука; вы перестали бы слышать звук в тот момент, когда стали двигаться со скоростью звука. В этом причина, почему человек не замечет дух, ведь он с той же скоростью, с которой действует дух, движется от рождения до смерти. В тот момент, когда вы воспринимаете духовнонаучные истины, вы переходите на другую скорость, нежели тело. Поэтому вы начинаете воспринимать мир в ином свете. Вы воспринимаете звук, так как не имеете равную с ним скорость. Так и дух вы воспринимаете по ходу жизни вследствие того, что вы переходите к иному темпу, устанавливаете внутренний покой, о чём вы могли прочесть в моей книге «Как достигают познания высших миров?». Не жить вместе с телом, но установить другой темп! Но это то, что вообще должно усвоить человечество, это то, что имеет огромное значение.

Люди сегодня не обращают внимания на то, как обстояло это дело в прежние эпохи. И хотя история — это поистине своего рода Fable convenue, то есть баснословие, но теперь это нас не должно беспокоить. В прежние времена человек воспитывался иначе. В прежние времена гораздо больше внимания уделяли жизни души, характера. Эта интеллектуальная, рассудочная жизнь возникла, в сущности, только в течение последних трёх или четырёх столетий. При этом упускают из вида, что человек состоит из многих частей. У человека интеллект обладает сильной способностью создавать образы; он может развиваться, но, к сожалению, он не обладает способностью развиваться на протяжении всей жизни человека, не обладает особенно в нашу эпоху, в нашем временном цикле. Он связан с головой человека, а голова сохраняет способность к развитию в лучшем случае до двадцать восьмого года жизни человека. Человеку необходимо прожить на Земле три таких срока, в три раза больше, нежели тот срок, в течение которого его голова остается способной к развитию. Несомненно, что в нашей юности мы имеем способность к интеллектуальному развитию, но мы сохраняем эту способность примерно лишь до двадцати восьми лет. Наш остальной организм сохраняет способность к развитию в течение всей остальной жизни; и он в течение всей остальной жизни чего–то требует от нас. То, что дают человеку сегодня, это лишь головное, рассудочное знание, это не сердечное знание, знание сердца. Знанием сердца, сердечным знанием я называю то, что говорит ко всему организму; головным знанием — то, что лишь рассудочно, интеллектуально, и говорит только голове. Между головой и сердцем должны быть установлены отношения постоянного обмена на моральном, на душевном уровне. Сегодня это не может происходить, поскольку мы даём наши детям слишком мало для сердца, и, так сказать, для всего остального организма. Мы даём только для головы. И вот человеку исполняется тридцать пять лет. Теперь он обладает, в лучшем случае, головным знанием; в крайнем случае, он обладает памятью об этом головном знании, которое он приобрёл. На чисто интеллектуальном уровне он помнит то, что он усвоил. Но задайте вопрос: в состоянии ли современное преподавание осуществить то, чтобы человек в более поздней жизни не только благодаря памяти помнил то, чему он учился, чтобы он всем своим чувством, будучи исполнен любовью, возвращался к тому, что он воспринял в юности? Чтобы человек ещё обладал чем–то от того, что было дано ему, обладал так, чтобы он мог заново осветить всё это? Однако идеалом духовной науки в сфере воспитания должно стать то, чтобы человек не просто возвращался назад в воспоминании. В настоящее время он даже этого не делает. Он сдаёт экзамен и забывает обо всём, что он «зубрил», над чем «ишачил» (ochsen). Но давайте возьмём случай, когда люди, вспоминая, возвращаются назад: разве то, что мы имели в школе, было таким уж раем, в который нам хотелось бы вернуться? Вернитесь назад настолько, чтобы сказать: когда я мысленно обращаюсь к прошлому, мне светит утро жизни, и поскольку я стал теперь старше, оно вследствие этого старения, обращается во мне во что–то новое. Оно было усвоено мною так, что я могу преобразовать, превратить его, я вспоминаю не только о нём, я преображаю его, оно обновляется для меня.

Содержание души человека станет исполненным жизнью, если духовнонаучные основы обновят всё наше воспитание, обновят всю духовную культуру. И всё реже и реже будут тогда в человечестве проявляться последствия раннего старения. Тот, кто исследует эволюцию человечества, знает: в 15 веке даже самые старые люди не были настолько стары, насколько сегодня становятся стариками самые молодые люди. Процесс старения усиливается в разрушительном масштабе. Этому старению можно воспрепятствовать, только создавая такое настроение, чтобы полученное нами в юности, мы могли преобразовать в старости, чтобы оно могло стать для нас новым; о чём мы бы не только вспоминали, но и преобразовывали, поскольку мы мысленно возвращаемся как будто бы в рай. Духовная наука будет вносить это в повседневную жизнь, как действенный эликсир жизни. Школа станет чем–то совершенно иным. Школа станет тем, где человек осознает: здесь заботятся обо всей жизни человека. Ибо то, что задавалось ребёнку, совершенно иным образом приходит в старости. Некоторые вещи должны предлагаться ребёнку в такой форме, чтобы он учился смотреть на них с воодушевлением, с благочестием. Это в старости выступит снова. В среднем возрасте это в большой степени отходит на задний план, а в старости выступает, и даёт нам при этом силу хорошо воздействовать на ребёнка. Или же, как я однажды сказал в одной открытой лекции: кто не научился в детстве (благочестиво) складывать руки, тот не сможет благословлять в старости. Внутреннее чувство, которое связано со складыванием рук, выступает в нас в старости в преображенном виде, как способность благословлять. Следуя современному образованию, мы сегодня совсем не знаем, как у ребёнка в позднем возрасте отразится то, что, — с предлагаемым нынешней молодёжи материалом, — мы даём ему в возрасте от семи до четырнадцати лет и ещё раньше, и даже позже четырнадцати лет. Это крайне серьёзно; ибо здесь заложена причина той мании величия, которая насаждается у молодёжи, того высокомерного самомнения и предвзятости, как будто человек уже имеет свою собственную точку зрения, свою позицию. Сегодня от самых юных людей слышишь: но ведь это моя концепция, моя точка зрения! Каждый имеет какую–то концепцию. Это, конечно, не дело, когда в двадцать лет человек уже обзаводится концепцией. Сегодня такое сознание не востребовано.