Григорий Кваша - Практический курс Григория Кваши. Структурный гороскоп Страница 16

Ну и конечно же глаза Крысы… Глаза у Крысы могут быть добрыми, веселыми и даже нежными, но при этом они остаются шальными. Глядя на Крысу, всегда понимаешь, что этот человек в любой момент может отринуть всякие приличия и броситься в какое-нибудь диковинное, а иногда совершенно безумное приключение.

Говоря о внешних признаках, всегда полезно думать о зоологических аналогах. Пасюки, то бишь крысы, сопровождают нас всюду: они плавают на кораблях, ездят на поездах, живут в лачугах и дворцах, городах и деревнях, в поле и в лесу — они вездесущи и космополитичны, как и полагается открытому знаку. Именно крысы терпеть не могут непроходимые стены и вообще любые ограничения свободы. С крысой связаны наши представления о всеядности и безжалостности. Та же крыса известна своим пристрастием к воде, что опять же перекликается с водяной манией людей, рожденных в годы Крысы.

А крысиные лапки? Они удивительно ловки. Именно это свидетельствует об экспериментаторских и любовных способностях животных. Только обладатели столь ловких лап (грызуны, обезьяны, кенгуру) стали прообразами знаков мистики и любви. Таким образом, все составляющие знака Крысы, имеющиеся у людей: открытость, безжалостность, экспериментаторский и любовный дар (мистика) — есть у крысы-животного.

Однако для получения точной картины необходимо расширить круг персонажей и привлечь на помощь всех грызунов. Стало быть, кто-то из рожденных в год Крысы действительно похож на крысу, а кто-то на серенькую мышку. Кто-то ближе к солидному бобру или капибаре, а кто-то — точная копия милой белочки или хомячка. Найдется место аналогам дикобраза или тушканчика.

Осип Мандельштам писал о французском поэте Франсуа Вийоне, родившемся в год Крысы: «Он жил в Париже, как белка в колесе, не зная ни минуты покоя. Он любил в себе хищного, сухопарого зверька и дорожил своей потрепанной шкуркой».

Неповторимость Крысы (оптимистическая трагедия)

Странностей у Крыс много, и наиболее симпатичная странность — страсть к воде. Масштаб страсти тем больше, чем больше человек. Так, Петр I, стремясь к воде, переместил столицу сухопутного государства в болота и создал великий флот. Будущий поэт Николай Рубцов, стремясь к воде, всего лишь бросил школу и пошел на флот («Как я рвался на море! Бросил дом безрассудно и в моряцкой конторе все просился на судно»). Юрий Лужков тоже любит воду, но держит себя в руках, всего-навсего Севастополь отстаивал и подводные лодки финансировал. Разумеется, среди Крыс много флотоводцев, замечательных пловцов, любителей пожить под водой или около воды. Не забудем, что образ царя подводного, капитана Немо создал Жюль Верн, также родившийся в год Крысы.

Удивительна способность Крысы все видеть в движении, причем в движении, искривляющем пространство. Легче всего увидеть это на полотнах живописцев. Скажем, итальянский живописец Филиппо Маринетти стал общепризнанным «отцом футуризма», направления в искусстве, призванного отразить динамизм современной машинной цивилизации, воспеть технический прогресс, войну, насилие, отразить хаос мира, воплотив его в дисгармонии цвета и формы.

Присмотримся к наиболее зрелой и самостоятельной живописи Мориса Вламинка, и мы увидим напряженность, яростную контрастность, мощную динамику. Неподвижные картины передают движение. Столь же яростны и подвижны сюжеты, нарисованные французским живописцем Анри Тулуз-Лотреком.

Но идея движения, напряжения мира, искривленности пространства преследует Крысу во всех сферах деятельности. Очень странная математика родилась однажды в голове Крысы. Представьте: математика, храм строгости, векового порядка, ровных рядов, четких схем доказательств и вечных аксиом. Но вот приходит в этот каменный дом мечущаяся Крыса. И тут же поднимается ветер, аксиомы начинают осыпаться, пространство гнется, изворачивается и вспухает. Это Николай Лобачевский создает новую геометрию. То же самое в физике и астрономии творил несравненный гений Александр Фридман, открывший нестационарную Вселенную. Это драма посильнее «Макбета». Кстати, тот же Фридман создал еще и теорию турбулентности (турбулентус — бурный, беспорядочный), а также динамическую метеорологию, позволяющую увидеть драму, ежедневно разыгрываемую в нашей атмосфере.

Ну и конечно же драматизация, вносимая Крысой в этот мир, не могла не породить длинного ряда драматургов. Так уж устроено зрение Крысы, что она видит мир как драматическое действие, то комическое, то трагическое, но всегда очень яркое и все насквозь из театральных эффектов.

Первыми номерами в списке стоят два англичанина, родившиеся в одном году, — Уильям Шекспир и Кристофер Марло. Если с первым все ясно, Шекспир уже скоро четыреста лет как формирует мировой театральный репертуар, то второй менее знаменит, хотя считается, что именно он предвосхитил Шекспира, был его предтечей. В Испании прославился Кальдерон де ла Барка, воплотивший в драматургии идеи барокко (дуалистичность мира, неизбежность страданий на земле…), что не помешало ему написать более ста комедий. Звезды эпохи Просвещения — Карло Гоцци и Пьер Бомарше (ну кто же из нас, в момент отсутствия шампанского, не перечитывал или не пересматривал «Женитьбу Фигаро» Бомарше или «Турандот» Гоцци).

В начале XIX века лучшую драматургию создавали романтики. Среди них блестящий Перси Биши Шелли («Освобожденный Прометей»). Далее Лев Толстой и Генрик Ибсен. Норвежец целиком посвятил себя драматургии и преуспел в этом деле чрезвычайно. Лев Толстой писал прозу, очень драматичную, но прозу. Лишь после 1881 года, когда «увидел трагические противоречия современного общества», он обратился к драматургии («Власть тьмы», «Живой труп» и т. д.).

ХХ век — автор «Косматой Обезьяны» Юджин О'Нил. Наши: Николай Погодин («Человек с ружьем»), Николай Эрдман («Самоубийца»), Натан Зархи, Всеволод Вишневский («Оптимистическая трагедия»), Александр Гладков («Гусарская баллада»). Ну и конечно же отец современного театра абсурда Эжен Ионеско. Совсем близко к современности Леонид Зорин («Покровские ворота»), Борис Васильев («А зори здесь тихие»), Кобо Абэ, Эдвард Радзинский.

За что бы ни взялись Крысы, во все они вносят драматизм. Казалось бы, скульптура — абсолютно не драматичное искусство, символизм, статичность, апелляция к вечности. Но, взглянув на скульптуру Родена, всегда видишь именно драму, бурную динамику — «Вечная весна», «Врата ада», «Мыслитель», «Поцелуй». Из глины, бронзы или мрамора Огюст Роден ваял образы страсти, страдания, любви, мужества, мысли, и все это в самом драматичном варианте.

В музыке крысиный драматизм достигает абсолютного предела. Хватило бы одной увертюры Исаака Дунаевского к «Детям капитана Гранта». Это драматизм в чистом виде. Но разве менее драматичны Петр Чайковский или Вольфганг Моцарт. Недаром именно крысиная музыка озвучивает самые драматичные сюжеты в опере и балете: «Лебединое озеро», «Жизнь за царя», «Иисус Христос — суперзвезда».

Музыка ладно, там драматизм всегда в цене, а вот зачем он нужен в архитектуре? Тем не менее Антонио Гауди именно драматизмом насытил свою Саграда Фамилия. Она и звучит у него, и двигается, да и вообще больше похожа на дворец из морского песка, построенный до ближайшей большой волны и лишь чудом устоявший во времени.

Крысы видят мир турбулентным, хаотичным, абсурдным, и это лучшее зрение для драматурга. Эжен Ионеско ведет свою линию театра от Эсхила и Софокла, а своим прародителем считает Шекспира, писавшего в «Макбете», что «мир — это безумная история, лишенная смысла и значения». Сам же Ионеско, дожив до глубокой старости, так и не обнаружил в мире ни порядка, ни гармонии: «Наша жизнь, как иной театр, абсурдна, смешна, ничтожна и печальна». На такой основе прозу, конечно, не напишешь.

Гениальность Крысы

А где еще кроме драматургии прославились Крысы?

Крысу не назовешь лидером поэзии, не хватает ортодоксальности. А вот открытость и музыкальность склоняет к песенному творчеству. Особенно хорош Михаил Исаковский со всемирным хитом «Катюшей». В определенном смысле песенником можно считать Николая Рубцова и уж конечно Булата Окуджаву. Текст к «Интернационалу» тоже Крыса написала — Эжен Потье. В мире известны французский поэт Робер Деснос и англичанин Перси Биши Шелли.

В чистой прозе также не густо, не хватает планомерности. Не везде популярен, как у нас, Джек Лондон. Более известен в мире один из отцов технической фантастики Жюль Верн. Истинно всемирная слава только у двоих — Эмиля Золя и Льва Толстого.

Не густо и с учеными. Галилео Галилей — механик и астроном, философ Людвиг Фейербах, биолог-систематик Жан-Батист Ламарк, математик Николай Лобачевский. В технике прославились два создателя телевизора Владимир Зворыкин и Джон Логи Бэирд.