Ирина Царева - Истории, которых не могло быть Страница 17

Именно в этот момент раздался звонок в дверь. Приложив палец к губам («тихо!»), я пошла в прихожую, выпроваживать нежелательного посетителя. За дверями никого не было. Мой принцип «не усложнять простые вещи» сработал.

— Кому-то не очень нужно было…

Минут через 15 звонок раздался снова. И снова за дверью никого не оказалось. Ещё чрез несколько минут всё повторилось сначала. Это начало раздражать.

Я затаилась под дверью и стала ждать. Ожидание длилось недолго. Первый звук звонка совпал с резким рывком, которым я открыла дверь, но так и застыла, с рукой, протянутой вперёд, чтобы поймать малолетнего соседа — хулигана, который не давал мне работать…

За дверью никого не было. А звонок продолжал звенеть. Я побежала за Аликом.

— Всё просто как пять копеек, — развеселился мой товарищ, — тебе под кнопку звонка подсунули спичку или что в этом роде.

Спички не было. А звонок надрывался. Для технарей с незаконченным высшим образованием отключить звонок не составило труда.

Прошло ещё примерно полчаса.

— У тебя в ванной кран не закрыт. Закрой…

— Я не была в ванной. Иди сам закрывай, если не закрыл!.

— Я вообще в ванную не входил. Ну, ладно…

Вернувшись через минуту, Алик с наигранным спокойствием сообщил:.

— Между прочим, мы не одни. Там кто-то моется. Может шеф вернулся?.

Я вышла из комнаты и прошла по коридору к ванной. Не надо было даже заглядывать в неё, чтобы понять, что там принимают душ. Специфический звук поколачивания водяных струй о живое тело не перепутаешь с монотонным стуком по чугунной ванне. Но к этим звукам прибавлялись и другие: моющийся фыркал от удовольствия и звонко пошлёпывал себя по мокрому телу. Фырканье было незнакомым, мой муж это делал иначе.

Мне стало страшно. Алик уже стоял рядом. Шёпотом мы попрепирались — кому проверять ванную и в конце концов решили сделать это вместе. Плечом к плечу, перекрыв двойной проём, мы рванули дверь. Она оказалась незапертой.

Вот тут-то и случилось невероятное. Ощущение было таким, что нам в лицо выплеснули ведро воды. Единственное, что мы успели увидеть, что в ванной никого не было. На несколько минут мы, мокрые с головы до ног, замерли в шоке. Открыв глаза, увидели, что стенки ванны в каплях, а в сток её тонким ручейком стекают остатки воды.

Догадаться о том, что было дальше, нетрудно. Развернувшись, как по команде, на 180 градусов, мы рванули из квартиры. Люди на улице оглядывались на нас — мы были насквозь мокрые. Чтоб не привлекать к себе внимания и обсудить происшедшее, мы устроились под козырьком подъезда соседнего дома.

Едва мы успели это сделать, как из-за угла вышел и прошёл мимо, не заметив нас… мой муж!

Через несколько минут я уже входила в квартиру, удивляясь, что он не улетел (забыл паспорт!), объясняла, что выйдя за хлебом, попала под поливочную машину («вот мерзавец, специально облил…»), жаловалась на сломавший звонок, прятала вторую чашку из-под кофе… В ванной было сухо и чисто. Лужа, которая разлилась по полу в ванной и коридоре, как будто испарилась.

Впоследствии, когда я сменила статус жены — студентки на просто жену, я рассказала мужу эту историю. Алик, который после окончания института получил, наконец, права друга семьи, как и другие мои товарищи, все подтверждал, но мой муж, как и все прочие, по-моему, не верят нам до сих пор, хотя и рассуждают порой про моего Ангела-хранителя.

В нашем доме бытует расхожая шутка: «Если до тебя не доходит с первого раза, позвонить ещё раз или полить тебя водой?»

Надежда Львовна из Москвы уверена, что судьба человека тесно связана с его фамилией. Невероятные события ее жизни подтверждают это.

Первым моим золотом было колечко с рубином, которое я, которое я, четырехлетним ребенком, нашла в песочнице. Моя мама написала во дворе объявление: «Кто потерял золотое кольцо…». К нам приходило много людей. Кто-то действительно что-то терял, кто-то рассчитывал получить чужое. Но мама (по ее рассказам) детально выспрашивала их о потерянной вещи, и приметы не совпадали. А однажды пришедшая женщина точно описала пропажу. Но мама, уже имеющая опыт общения с желающими получить колечко, задала ей «хитрый вопрос»: «А на каком пальце Вы его носили?» И вот тут-то обман вскрылся — кольцо, как туфелька Золушки, вообще не оделось ни на один палец. Так оно у нас и осталось.

Потом я нашла большую цыганскую серьгу. Мне было шесть лет, и мы отдыхали на море. Копаясь в песке морского прибоя в поиске ракушек, я даже не догадалась, что это дорогая золотая вещь, и принесла ее в ведре вместе с прочим уловом.

В двенадцать лет я нашла прямо на улице кошелек, в котором не было ни одной монетки, но зато лежали два обручальных кольца — мужское и женское. Я опять была с мамой. Она тогда сказала: «Кто-то сейчас много слез льет по ним». А за поворотом мы увидели молодую женщину, которая металась в слезах по тротуару, явно что-то разыскивая. Мама спросила ее, что она потеряла. Оказалось, что именно этот кошелек. Мама протянула ей его, а она начала целовать мамину руку. Мама руку выдернула и показала на меня: «Ее благодарите». И тогда женщина стала целовать меня. А потом сняла с шеи тоненькую ниточку кораллов и одела мне на шею. Они сохранились у меня до сих пор.

Следующая находка была ровно через год. Я нашла в роще золотую брошку с тремя крупными каменьями горного хрусталя. Мама опять написала объявление. Только в этот раз, чтобы не ходили всякие жулики, такое: «Кто потерял безделушку с тремя хрустальными камнями…» И никто не пришел. В пятнадцать лет я принесла домой найденный в парке обрывок золотой цепочки длиной 5-6 см. Мама уже объявлений не давала.

А в семнадцать произошло вообще невероятное событие. Мне к окончанию школы родители подарили первые туфли на шпильке. Тогда носили очень высокую шпильку, а улицы были не везде асфальтированы: где-то мощеные, где-то грунтовые. Ходить было ужасно трудно. Мучил страх опереться всей тяжестью на каблук, чтобы он не ободрался о камни или землю. Ходили почти на цыпочках, переставляя ноги как журавли. Но охота пуще неволи, и, сцепив зубы от боли на вывернутых пальцах ног, зажатых к тому же еще безумно узким и длинным модным носком, мы улыбались и шли… шли… Вот на таких несчастных измученных болью ногах я и явилась домой и первым делом, сняв туфли, посмотрела на каблуки: не ободрала ли, не испортила ли их? И увидела: на шпильке туфельки было надето обручальное кольцо! Видимо, я ходила в нем долго, так как загнала его довольно высоко, и утрамбовано оно было прочно. Где, когда я умудрилась с прицельной точностью наступить на него — я не могла себе даже представить. Радости у меня не было. Кольцо меня интересовало мало, а вот тонкая кожа на каблучке была им порезана — и это была трагедия. Папа подклеил ее и, в конце концов, ничего не стало заметно. А колечко легло в шкатулку, в которой хранились мои предыдущие сувениры.

Эта шкатулка была известна всем друзьям родителей. Она служила как бы вещественным доказательством моего дара «притягивать» золото. И все друзья семьи иначе как «золотой девочкой» меня не называли.

Я закончила школу (с золотой медалью!) и уехала учиться в столицу. Была середина шестидесятых годов. Я жила на стипендию. Пятьдесят рублей, которые присылали мне родители, уходили в основном на оплату комнаты (30 руб.), т.к. мест в общежитии не было, да и родители очень не хотели, чтобы я там жила, считая что обстановка студенческой вольницы может оказать отрицательное влияние на мой «моральный облик». А «на квартире» меня в строгости воспитывала интеллигентнейшая старушка Виктория Никитична, которая была на постоянной связи с моими папой и мамой.

Однажды я застала мою хозяйку в слезах. Она ходила в магазин и потеряла брошку — камею, окантованную тонкой золотой оправой. Мне было очень жалко Виктошу, и я подарила ей свою найденную в детстве брошку с хрусталем. А месяца через два, прощаясь со своим другом у входа в подъезд, я уронила сумочку, из которой высыпалось при падении все ее содержимое. Собирая его, я нашла под неплотно прибитым деревянным порогом камею Виктории Никитичны. Когда я принесла ей пропажу, она была так счастлива, что трудно описать. Эта брошь была для нее памятна (осталась от матери), и она чуть не задушила меня в объятиях. Потом потребовала, чтобы я забрала свою брошку. Никакие мои «обиды» и прочие хитрости не изменили ее решения. Брошка с хрусталем снова легла в мою шкатулку. А на мое девятнадцатилетие она подарила мне свое девичье тоненькое золотое колечко с бирюзой.

На этот же день рождения мама моего друга, который считал себя почти женихом, подарила мне золотую цепочку. Сняла с шеи и одела на меня. В то время такие подарки может быть и делались в богатых семьях, но для советской интеллигенции, жившей от зарплаты до зарплаты и от пенсии до пенсии — это явно нельзя было отнести к ординарным событиям.