Бхагаван Раджниш - Заратустра. Смеющийся пророк Страница 17

А что с другой сестрой? Обнаружилось, что она до сих пор жива. И не она одна — еще три родственницы тоже находятся в психиатрической лечебнице. Это тоже хранилось в тайне сорок шесть лет. И это люди, которые считаются образцами для подражания...

Кажется, человек — самое испорченное и хитрое животное во всем мире. Все усилия Заратустры направлены на то, чтобы вернуть человеку невинность: свободу неба, тишину неба, чистоту неба, невинность неба.

О небо надо мной, чистое, глубокое! Бездна света! Созерцая тебя, я трепещу от божественных желаний. Что это за божественные желания?.. Стремление превзойти все те сокровища, которыми человек до сих пор дорожил.

То, что он считал украшениями — не что иное, как цепи; то, что он считал домом — не что иное, как тюрьма; то, что он считал семьей, не помогало ему расти, но замедляло его развитие. То, что он считал религиями — которые, как предполагалось, должны вести человека к Богу — это всего лишь люди, закрывающие от него всякий поиск Бога.

Божественная страсть — превзойти все эти барьеры и двинуться навстречу неведомому небу в поисках невозможного. Красота этой идеи в том, что в поисках невозможного вы найдете себя. Вы не сможете найти себя до тех пор, пока не устремитесь к невозможному. Только эта великая страсть может поднять вас над всеми человеческими ограничениями, очистить от всего, что отравляет вас, сделать вашу душу такой же беспредельной и такой же чистой, как небо.

Броситься в высоту твою — в этом моя глубина! Заратустра говорит: "Твоя высота — это моя глубина. Меньшее меня не удовлетворит".

Укрыться в чистоте твоей — в этом моя невинность! И пока я не стану настолько же чист, как ты, я не узнаю собственной невинности.

Бога скрывает красота его, так и ты скрываешь звезды свои. Ты безмолвствуешь - так возвещаешь ты мне мудрость свою. Небо не говорит. Это не значит, что оно немо, это не значит, что оно невежественно. Мистику известно: когда вы знаете, безмолвие — единственный язык. Безмолвие неба возвещает о его мудрости.

Он говорит также: Бога скрывает красота его. Вы можете найти Бога в прекрасном цветке, в красивом закате, в красоте звездной ночи, в красоте тишины; но не в церквях, не в храмах и не в мечетях. Их священники создали фальшивых богов, чтобы обмануть человечество.

Все ваши божьи храмы — просто построенные людьми магазины, где вы можете очень легко и дешево купить Бога - без всяких поисков, без всякого риска, без всякой опасности, никуда не выходя, не подставляя своих крыльев небу, даже не открывая глаз свету, не поднимая головы и не взглянув на звездную ночь... каменную статую.

Священники многие века обманывали вас и продолжают обманывать. Ответственны не только они, вы тоже ответственны за это. Вы хотите этой дешевизны. Когда есть спрос на дешевых богов, естественно, находятся люди, готовые снабдить ими.

А человек, который говорит о подлинном Боге, покажется вам опасным. Он может смутить умы молодежи, потому что может создать в них жажду паломничества за невозможным. А толпа не желает, чтобы вы покидали общую паству.

Мы друзья с тобой издавна...

Мы не говорим друг с другом, ибо ведаем слишком многое, молча, улыбками передаем мы друг другу наше знание.

Прекрасные слова: Мы не говорим друг с другом, ибо ведаем слишком многое. Нет нужды говорить.

Был один замечательный случай в жизни одного великого индийского мистика, Кабира, и другого великого мистика, Фарида. Фарид странствовал с учениками, и они проходили Магхар, небольшую деревню поблизости от Варанаси. Варанаси находится на одной стороне Ганга, Магхар — на другой. Варанаси многие века был цитаделью индуизма, и по мнению индуистских ученых, это самый древний город на земле. И по-видимому, так оно и есть, потому что он упоминается в древнейших писаниях.

Священники распространили представление, что человек, умерший в Варанаси — неважно, кем он был, грешником или святым — если он умрет в Варанаси, рай ему обеспечен. Поэтому в Варанаси полно старых людей, мужчин и женщин, которые дожидаются там смерти. Они ничего не сделали в жизни — но по крайней мере, одно они могут еще сделать: они могут умереть в Варанаси.

Это странный город — люди идут туда только умирать. Когда становится ясно, что жизнь ускользает у них из рук и времени осталось немного, люди отправляются в Варанаси. Это самый мертвый город в мире. Все ждут смерти.

Но смерть — такая штука, в которой нельзя быть полностью уверенным, поэтому, даже когда люди умирают где-то в другом месте, их родственники привозят тела в Варанаси. Их тела, по крайней мере, можно сжечь в Варанаси. Если даже это будут не самые высокие небеса, а где-нибудь пониже... но ада можно избежать.

Точно так же, как тысячелетиями было известно, что умерев в Варанаси, вы рождаетесь богом на небесах, Магхар — маленькая деревушка напротив Варанаси... Невозможно выяснить, откуда люди взяли эту идею, может быть, дело в том, что каждую идею нужно уравновесить, а Магхар ближе всего от Варанаси — так что всякий, кто умрет в Магхаре, неминуемо отправится в ад — если он грешник. Но если это святой, нужны какие-то уступки; тогда он родится ослом!

Перед смертью, чувствуя старость, Кабир сказал ученикам — он всю жизнь прожил в Варанаси:

— Теперь я хочу жить в Магхаре. Они спросили:

— Ты сошел с ума? Люди покидают Магхар; перед смертью они перебираются на этот берег. Здесь всего пятнадцать минут пути. Ты что, сумасшедший — с чего ты вздумал отправиться в Магхар?

Он сказал:

— Я хочу попасть в рай только если я достоин его, а не благодаря Варанаси, — это просто человеческая гордость, — я уж лучше предпочту ад; я могу стать ослом, все в порядке; но по крайней мере это я сам, и я ничем не обязан Варанаси.

Его невозможно было переубедить; он ушел в Магхар. Его ученики поневоле пошли за ним.

В это время через Магхар проходил Фарид. Его ученики сказали:

— Несколько дней назад Кабир приехал жить в Магхар; будет великая радость, если вы встретитесь.

И Кабиру ученики сказали то же самое. Кабир ответил:

— Конечно, пригласите его. Он должен быть нашим гостем.

И они встретились. Они обнялись, они плакали, улыбались, все что угодно — но не говорили.

Ученики обоих мистиков были сильно разочарованы: "Что это за ерунда... два дня прошло, а они все сидят, держась за руки, плача, смеясь или танцуя". Не было сказано ни единого слова.

Через два дня Фарид ушел; Кабир пошел проводить его до границ Магхара. Они снова обнялись, плакали и смеялись.

Эти два дня показались их ученикам двумя жизнями -они ждали, что их Мастера будут разговаривать, скажут что-нибудь. Когда они расстались, ученики были очень разгневаны и спрашивали:

— И это называется встреча? Кабир сказал:

— Говорить было нечего. Он точно такой же, как я. Говорить с ним — все равно что говорить с самим собой, это было бы просто глупо.

А Фарид сказал:

— Разговаривать было невозможно, потому что он знает все, что знаю я; я знаю все, что знает он. Мы с ним находимся в одной точке. Мы плакали о вас и смеялись над собой. И чтобы не совсем разочаровать вас, мы даже танцевали. Но больше ничего нельзя было сделать. Заговорив, кто-то из нас проявил бы невежество.

Мы не говорим друг с другом, ибо ведаем слишком многое: молча, улыбками передаем мы друг другу наше знание.

Не свет ли ты от пламени моего? Душа твоя — не сестра ли озаренности моей?

Вместе учились мы всему; вместе учились подниматься над собой к самим себе и безоблачно улыбаться: — улыбаться из беспредельной дали, светлыми очами, когда под нами, словно дождь, клубятся Насилие, Цель и Вина.

Эти три слова — насилие, цель и вина — относятся к толпе маленьких людей. Они живут жизнью принуждения; они даже любят по принуждению, они работают по принуждению. Они все делают без радости, из чувства долга.

Мой отец любил, когда ему массировали ноги, поэтому, если ему кого-то удавалось найти... а я всегда был свободен, потому что мне нечего было делать в мире и все знали, что я ни на что не годен, так что никто не давал мне никакой работы. Люди несколько раз поручали мне какую-нибудь работу, но результаты были так плачевны, что они перестали... Я всегда был где-то поблизости. Он просил меня, и иногда я соглашался, а иногда нет.

Однажды он спросил:

— От чего это зависит? Иногда ты соглашаешься, а иногда говоришь "нет". Я ответил: