Альберто Виллолдо - Четыре направления - четыре ветра Страница 17

— В мифическом смысле, да. Шаман — это тот, кто уже умер. Он преодолел свой наивысший страх и теперь свободен от него. Смерть его больше не призовет. Он не отбрасывает тени.

— Но я не умер. Рамон вернул меня.

— Потому что вы не были готовы к этому опыту. Аяхуаска, подобно всякому священному снадобью, указывает место разветвления дороги: она помогает идти, но она бесполезна и сбивает с толку, если ты не на том пути, с которого надо было начинать. Дон Рамон вел ваш ритуал и, должно быть, почувствовал, что вы не подготовлены.

— Каким образом?

Моралес только взглянул на меня и удивленно поднял брови. Что за глупый вопрос.

— Как вы думаете, что могло случиться со мной, если бы Рамон не вернул меня?

— Для ответа на этот вопрос у вас уже больше знаний, чем у меня, — сказал он. — Может быть, какой-нибудь опасный психотический эпизод? Но, с другой стороны, западный человек обычно ассоциирует шаманский опыт с психозом, не так ли?

— У-гу. Если на реальность смотреть по-западному, то мир духов и всего такого есть психотический мир. То есть ненормальный.

— Оставьте западной культуре самой определять нормальность, — сказал он.

— Что такое Сатчамама? — спросил я.

— Дух Амазонки. Великий змей.

— Архетип?

— Лучше сказать, архетипный дух.

— Я думал, что он реален.

— Конечно, вы так думали. А он и был реальным. Как вы можете провести различие между реальным змеем, которого вы встретили в бодрствующем сознании, и змеем, которого увидели во сне?

— Это старый вопрос, — сказал я. — Единственное различие в том, что в первом случае мои глаза открыты, а во втором — закрыты.

— А шаман сказал бы, что если вы видите сердцем и чувствуете головой, то положение ваших век не имеет никакого значения.

— Где найти шамана, который мне это покажет?

— Что вы думаете о Махимо? — спросил он.

Я сказал ему, что я думаю. Что он очень похож на других городских целителей, которых мне пришлось видеть, что он не оригинален, напыщен, что он пригласил меня пожить и поучиться у него, но меня больше интересует работа liatun laika, шамана — колдуна высшего уровня, о котором Моралес упоминал раньше.

— Через две недели у нас начнутся каникулы, — сказал он. — Они продлятся две недели. Я планировал небольшой пешеходный маршрут по altiplano вдоль реки Урубамба.

— Я тоже собирался пойти туда, — сказал я, пристально глядя на него. — Ищу переводчика.

Профессор Моралес собрал с парты мел и ссыпал его себе в карман.

— Я не нанимаюсь, юный мой друг, — ухмыльнулся он.

— Я не имел в виду…

Он махнул рукой.

— Но если вы умеете путешествовать налегке и спать под открытым небом, то я приглашаю вас с собой. У меня будет компаньон, а вы немного поучитесь кечуа.

— Спасибо. Честно говоря, я не могу позволить себе переводчика. У меня едва хватает на гостиницу.

— Примите предложение сеньора Гомеса, — сказал он. — Вы сэкономите деньги, которые собираетесь потратить на комфортабельную гостиницу, и, может быть, научитесь чему-нибудь новому. А через две недели посмотрим, что нас ожидает там, за городом.

Так мы и порешили. Мы заберемся на высокое перуанское плоскогорье, altiplano, и предпримем поиски hatun laika, классного шамана. А пока что я поживу две недели у Махимо и Аниты. «Оставайся у нас и учись», — сказал Махимо, и я согласился. Я узнал, что Махимо — талантливый ясновидец и загадочный целитель: его практика включала каббалу, таро, йогу, систему питания, использование трав и прикладную астрологию — он называл ее космобиологией.

Хотя лечебная практика Махимо была здоровой и хорошо служила его пациентам, ей не хватало зрелищности. Его приемы включали наложение рук, массажи, водные процедуры, акупунктуру, лекарственные травы. Я узнал, что он пользуется помощью двух духов-наставников, которые помогают ему не только в постановке диагноза, но и в самом лечении. Какими бы ни были его паранормальные таланты, всегда находилось достаточно психологических и физиологических фактов, чтобы объяснить результаты его усилии.

Я узнал также кое-что о стремлении людей обращать свою веру на что-нибудь новое. Махимо был достаточно трезвого мнения о своих диагнозах и хорошо отличал случаи, требующие его паранормального или фитотерапевтического вмешательства, от чисто психических заболеваний. В последнем случае он отсылал пациента ко мне, и скоро я стал известен как el medico amerkano, гринго-целитель. По своему обыкновению, я тщательно записывал истории болезни пациентов Махимо; некоторые из них были впоследствии опубликованы в «Мире целителей», например, Paliza, перуанский художник с параличом всех конечностей (квадраплегия) — он потом танцевал на своей собственной свадьбе.

Махимо был выдающимся сенситивом, у меня на этот счет нет никакого сомнения. У него были удивительные способности ясновидца, но, несмотря на то что он играл роль мистика блестяще и снискал себе славу целителя Божьей милостью, величайшая его тайна заключалась в том, что жена Анита превосходила его как целитель. Она неизменно присутствовала при определении диагноза, а его обращения к ней за помощью маскировались грубым и пренебрежительным поведением.

Он никогда не снимал эту маску, никогда не признавал ее превосходства, за одннм-единственным исключением; это было под конец второй недели, когда она сказала, что мне пора научиться видению.

*6*

Изменяющий глаз изменяет все.

Мы с Анитой стали друзьями. Однажды утром, в середине второй недели моего пребывания у них, я сопровождал ее по базару. После того, как мы в течение полутора часов щупали авокадо, уворачивались от свиней, пробовали на упругость апельсины, торговались за лаймы, нюхали канталупы, переступали через цыплят, обдирали кукурузные початки, спешили, как собаки, простукивали арбузы, сталкивались с домохозяйками и детьми и набили доверху две bolsas, я повернул к центру города и направился в кафе «Рим».

Она, конечно, запротестовала. Я подозревал, что она никогда не бывала в ресторане. Я прислонил bolsas к древней стене инков и заказал две порции кофе и сладости.

— Расскажи мне о… животных, которых видит Махимо, — попросил я, наклонившись через столик. — И которых ты видишь.

Ее взгляд, блуждавший по ресторану, остановился на мне и опустился на скатерть.

— Это животные силы, — сказала она. — Силы природы.

Официант в белом пиджаке поставил перед нами кофе и сладкие хлебцы на тарелке, достал сахарницу и пододвинул ее в центр стола.

— Они существуют в природе, — продолжала она, когда ушел официант. — Это природные энергии, которые с тобой объединяются. Животные силы служат тебе, а ты служишь им. Это часть тебя. Они привязаны к нам в каждой из семи чакр. Она смотрела, как я снимаю фольгу с кубика масла.

— Это простые формы энергии, но они очень могущественны. Как духовные наставники соединяют нас с духовным миром, так и мы соединяем животных силы с нашим миром. А они соединяют нас с природой.

— На что они похожи? — спрашивал я, силясь понять ее.

— Животные.

— Так что, у меня есть семь таких животных?

Она сделала глоток кофе и покачала головой:

— Нет. Они не всегда соединены с твоими энергетическими центрами; иногда они прячугся или слишком молоды, чтобы быть на что-либо похожими. Конечно, ты можешь иметь их и больше. Иногда на одну чакру приходится два животных.

Она разломила хлебец пополам и протянула мне половинку. Я засмеялся и отрицательно мотнул головой. Я рассматривал ее глаза и не могповерить, что они видят что-то такое, чего не вижу я.

— Как ты их видишь?

— Для этого не надо смотреть, — сказала она. — Это трудно объяснить.

— Какие животные мои? — спросил я. — Что ты видишь?

Она немного помолчала, как бы взвешивая, и сказала:

— Здесь есть кот, ягуар, вот здесь. — Она прикоснулась к своему круглому животу. — Но твои отношения с ними запуга ны. Есть также большой черный кот, который… идет за тобой следом; но оба они — одно и то же. Потому что ты не принимаешь его, не признаешь частью себя. А он есть часть тебя. Он выслеживает тебя. Он очень силен. Он бросает тебе вызов, стремится встретить тебя лицом к лицу.

Она снова положила ладонь на свой живот.

— Здесь центр всей жизни, здесь внутри меня растет мой ребенок, и ты тоже был привязан здесь к своей матери и питался в ее животе. Этот кот — это твоя мать, она ищет, как вскормить тебя, как передать тебе силу. Не твоя биологическая мать, ко нечно. Я говорю о Земле.

— О Земле?

Она кивнула.

— Пачамама, великая мать, дает нам в дар светящуюся энергию, жизненные силы, которые мы представляем как животных силы. Они находятся с нами до того дня, когда мы возвращаем наше физическое тело, отдаем его Земле. Этот ягуар — твоя главная сила в природе. Твой кофе остыл.