Алена Солодилова (Преображенская) - Альманах Таро Страница 18

Дурак – это чистая потенциальность. Но эта потенциальность не должна оставаться вечной, в противном случае из божественной легкости Дурака мы незаметно для себя окажемся Повешенными. Переход от Дурака к Магу, от нуля к единице – рождение. Как сказал Герман Гессе: «Птица вылупилась из яйца и летит к Богу. Яйцо – весь мир. Бога зовут Абраксас». И так мы подходим к следующему аркану.

I аркан. Маг

Немного поразмыслив над парадоксом Дурака, мы переходим к аркану несколько иной природы.

Главный парадокс Мага заключается в том, что первый аркан при этом соответствует второй букве иврита. На самом деле буква бет, которой соответствует Маг, далеко не так проста. Именно с этой буквы начинается Тора. И именно эта буква постоянно оказывалась в центре внимания каббалистов. Поэтому, будучи второй, она одновременно первая – та, что была в начале. Берешит. Этот очень важный символ раскрывает нам сложную диалектику нуля и единицы, Дурака и Мага.

Как первый аркан, Маг является началом творения и кристаллизации. Он тот, кто проявляет форму. Если Дурак – это Путь между Кетер и Хокма (источник и звездный свет), то Маг находится прямо напротив него и соединяет Кетер и Бину. Свойство Бины связано с идеей материализации и формирования, она есть предвечное время и великое море, которое является матерью всех форм. В «Книге Мага» Алистер Кроули пишет, что «Маг властен над матерью и напрямую и через любовь», имея в виду великое море Бины, из которого Маг извлекает нужные эйдосы для сотворения мира. Таким образом Маг – это самый совершенный образ Бога во всей его двойственности.

Для понимания этого аркана у нас есть его название и номер. Двойственное положение Мага в том, что он одновременно первый и второй. Эта двойственность позволяет нам выстроить немало интересных инсайтов, связанных с различным пониманием Бога.

Например, понимая под изначальным Богом «отчую бездну», которой соответствует аркан Дурак, можно счесть, что Маг – это своего рода узурпатор, иллюзионист, ложный творец; именно в такой, трагической перспективе это представлялось Древним гностикам.

С другой стороны, в ведической картине мира все представляется более гармоничным – из безличного «нулевого» абсолюта парабрахмана (Дурак) проявляется Ишвара (Маг) как протоформа и создатель всех форм.

Следует обратить внимание, что на многих картах Маг изображается как фокусник и даже мошенник, наперсточник. Все проходящее – иллюзия. А создатель оказывается иллюзионистом. Это соответствие напрямую коррелирует с ключевым соотнесением Мага с Гермесом – божеством более чем двойственным. Гермес, или Меркурий – Бог воров и мошенников, одновременно является высочайшим носителем сокровенного слова – Гермесом Триждывеличайшим. В некотором смысле, все зависит от того, как мы смотрим на проявленный мир: чем больше пессимизма и отторжения он у нас вызывает, тем больше его создатель осмысляется как грандиозный мошенник. В теневом аспекте Мага можно соотнести с буддийским Марой – демоном, который создает колесо сансары. Однако такой взгляд приемлем только в том случае, если мы однозначно и радикально отвергаем дары этого мира и уходим в пустыню. Пока же мы играем в эту игру, всякие проклятия в сторону ее создателя звучат несколько нелогично, и даже препятствия, которые воздвигает Мара на пути Будды, в сущности, есть его игра с самим собой, ведь именно он сотворил все формы. С этой точки зрения очень символично, что на коробках Таро Алистера Кроули (как и на колодах Уэйта), как правило, изображается именно первый аркан. Дурак – еще не существует. Начало – это Маг.

Каббалистически – идея творения здесь ключевая. Творящий луч исходит из Кетер в великое море Бины, переводя это хранилище вечных образов из пассивного, потенциального состояния в активное. Здесь же и появляется идея абсолютного божества – божества, которое властно над судьбой.

Маг – это первый субъект. До некоторой степени мы можем провести параллель с идеей божественной индивидуальности. Бога. Если Дурак – это ничто, то Маг – первое нечто. Ишвара. По большому счету, он – единственный, кто существует. Помните, как у БГ: «В кого ты стреляешь, ведь кроме Бога здесь никого нет». Он – Маг и Бог, который пребывает во всех формах. В принципе, эту фразу можно отнести и к Дураку, и к Магу (а также к Жрице – ибо первые три карты отличаются тем, что они связаны с Кетер предвечной связью).

Карл Густав Юнг во второй главе «Семи наставлений мертвым» очень четко сформулировал суть этого архетипа сущности, определив его как Абраксас. Мы приведем значительный отрывок из этого текста, который почти идеально выражает его природу:

Абраксас есть Бог, коего мудрено распознать.

Он имеет наибольшую часть, ибо она незрима для человека. От Солнца зрит человек summum bonum, т. е. высшее благо,

от Дьявола infinum malum, т. е. беспредельное зло, от Абраксаса же непреодолимую ни в коей мере жизнь, каковая есть мать доброго и дурного.

Жизнь кажется слабосильнее и меньше, чем summum bonum, посему даже в мыслях трудно представить, что Абраксас во власти превосходит Солнце, кое само есть сиятельный источник всякой жизненной силы.

Абраксас есть Солнце и наравне заглатывающее вековечное жерло Пустоты, все умаляющей и расчленяющей жерло Дьявола.

Власть Абраксаса двукратна. Но вы не зрите ее, ибо в ваших глазах уравнивается противоположная направленность той власти.

Что говорит Бог-Солнце, есть жизнь,

что говорит Дьявол, есть Смерть.

Абраксас же говорит слово досточтенное и проклятое, что есть равно жизнь и смерть.

Абраксас творит истину и ложь, добро и зло, свет и тьму в том же слове и в том же деянии. Оттого Абраксас грозен.

Он великолепен подобно льву во мгновение, когда тот повергает ниц свою жертву.

Он прекрасен, как день весны.

Да он сам великий Пан, что значит Все, и он же малость.

Он и Приап.

Он есть монстр преисподней, полип (Polypus (греч.) – многоногий. – Примеч. пер.) тысячерукий, воскрыленный, змий извивистый, неистовство само.

Он же Гермафродит низшего начала.

Он господин жаб и лягушек, в воде обитающих и на сушу выходящих, ополудни и ополуночи поющих хором.

Он есть Наполненное, что воссоединяется с Пустым.

Он есть святое совокупление.

Он есть любовь и ее умерщвление.

Он есть святой и предающий святого.

Он есть светлейший свет дня и глубочайшая ночь безумства.

Его зреть – слепота.

Его познать – недуг.

Ему молиться – смерть.

Его страшиться – мудрость.

Ему не противиться – спасение.

Классические геммы Абраксаса. Из архивов Римского музея

Здесь следует обратить внимание на важную деталь: строка из текста Юнга почти дословно цитируют фразу из «Книги Мага» Алистера Кроули: «Он говорит слово достопочтенное и проклятое…», в «Книге Мага» у Кроули сказано, что «вначале он говорит истину, чтобы иллюзия и ложь поработили души людей, но в том же – и таинство искупления».

Таким образом, амбивалентность первого аркана выражена в том, что он одновременно и спаситель, и обманщик. Хотя каждая карта Большого аркана имеет амбивалентную символику, столь определенные слова Кроули использует исключительно по отношению к Магу.

Потому мы можем сказать, что Маг обладает бытием, но не обладает сознанием. В сущности, архетип Мага – это архетип бессознательного, младенческого богообраза. Что такое состояние младенца? Есть тело как отдельный объект, имеющее свои потребности. Но сознания – нет. Задача человека – посредством своего сознания стать зеркалом, через которое Бог познает самого себя.

В этом ответ на один из важнейших вопросов теологии и философии – в чем смысл человеческой жизни? Согласно Юнгу, человек является соработником Бога, именно человек оказывается тем, кто помогает Богу постичь самого себя. Можно сказать, что человек выступает здесь как своеобразное зеркало, в котором божество видит себя, или сосуд, из которого пьет божество.

Можно сказать, что в идее бессознательного Бога, Бога, порождающего «порочное и святое», мы видим новый тип религиозности, который объединяет нонконформистскую духовность. Карл Юнг, Алистер Кроули, Герман Гессе, Мигель Серрано и многие другие оказываются выразителями этой парадигмы, суть которой – в исключительном статусе человека, который оказывается «близнецом братом» и «спасителем» Бога от его же бессознательности.