Наталья Степанова - Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 18 Страница 19

Я слушала Лизу, и, наверное, дьявол шептал мне – вот оно, я должна взять куклу себе, иначе всю жизнь буду жить либо приживалкой, либо нищей.

Когда Лиза пошла в ванную, я вытащила из-за иконы чудесную куклу. А на другой день, когда мы с Лизой поехали в магазин, случилась страшная авария. Все произошло в одно мгновение. Неожиданно нам навстречу вылетел самосвал. Водитель и Лиза погибли на месте, а меня выбросило из машины на газон, и я не пострадала.

Я уверена, что меня спасла кукла, которую я взяла с собой.

После похорон ко мне подошел Филипп и сказал: “Я хочу, чтобы ты стала хозяйкой моего дома. Лизу не вернуть, она тебя любила. Я тоже тебя хорошо знаю (он намекал на то, что я с ним сплю)”.

Теперь мой бывший хозяин стал моим мужем. Думаю, не ошибусь, если скажу Вам, что на Филиппа все это время воздействовала заговоренная кукла.

А теперь расскажу о том, из-за чего я потеряла покой и сон. Сразу после того, как я согласилась выйти замуж за Филиппа, мне стало казаться, что Лиза ходит за мной по пятам. Я слышу ее вздохи и шаги, вижу ее тень, и мне становится так больно и страшно, что это невозможно передать словами. Я без конца думаю, что именно из-за меня она погибла. Порой мне кажется, что я схожу с ума.

Совесть ли мучает меня или ее загубленная душа преследует – не знаю, но только я извелась вся и больше ничего не хочу: ни денег, ни нарядов, ни лживых обещаний Филиппа.

Я хочу только одного: признаться в том, что я натворила. Наверное, мне нет прощения, но умоляю, помолитесь о моей грешной душе и простите меня, пожалуйста, добрые люди…»

Письмо из тюрьмы

Из письма:

«Не знаю, захочется ли Вам читать мое письмо, когда Вы увидите обратный адрес на конверте.

Здесь, на зоне, тоже есть Ваши книги. Знаете, они уже затерты до дыр. Кто-то читает по ним молитвы, кто-то надеется удержать с их помощью жену, а я вот решился Вам написать.

За свою жизнь я ни разу не ходил на исповедь. Но, видимо, припекло, если я, читая Ваши книги, плачу как малый ребенок. Я не рассчитываю на ответ, я ничего у Вас не прошу.

Возможно, я пишу в никуда и мое письмо будет порвано и забыто. Таких, как я, – миллионы. Нас презирают и ненавидят, и надо сказать – за дело. Но мы тоже, как и все остальные люди, когда-то бегали в школу, отвечали уроки, влюблялись… Только вот потом наделали глупости и совершали преступления. Матери наши отдали бы за нас свои жизни, а это значит, что и нас кто-то любил.

Теперь я хочу покаяться в своем преступлении. Ничего нельзя исправить, но мне будет чуточку легче, если кто-то из нормальных людей, таких, как Вы, прочтет мое письмо и, я надеюсь, помолится за меня.

Родился я в Ленинграде – это самый красивый город на земле. Знаете, если я даже закрою глаза, то все равно пойму, что нахожусь дома – даже воздух там пахнет по-особому.

Дом наш стоял недалеко от реки, в ней-то и утонула моя мать, когда мне было девять лет. Случилось это у меня на глазах. Отец, как обычно, пришел домой пьяный. В очередной раз был скандал, и я спрятался под своей кроватью.

Мать кричала, каталась по полу, а он ее бил в живот ногами. А час спустя она бросилась в реку. Я за ней прыгать побоялся.

Отца к ответственности не привлекали, ведь мама сама утопилась, он в это время си дел на кухне и ел жареную картошку, приготовленную руками матери.

Я боялся и ненавидел отца, но мой детский мир имел свои определенные границы – это был наш дом, и мне идти было некуда.

Потом отец стал приводить новых “мам”, которые менялись каждую неделю. Отец в очередной раз заявлялся пьяным домой и говорил: “Вот тебе новая мама”, заставляя меня так называть своих собутыльниц. Но через неделю очередная бабенка сбегала от моего папаши. Никто не мог вынести его пьянок и побоев.

Школу я забросил, а отец даже ни разу не поинтересовался, почему я не учу уроки и целыми днями околачиваюсь во дворе. Лодырем я не был, просто уроки дома учить не было никакой возможности, да и появляться там мне лишний раз не хотелось.

Да и в школе, до того как я ее бросил, меня стыдили и ругали за то, что опять не сделал уроки, вот только почему-то никого не волновало, почему я опять пришел весь в синяках, почему у меня нет денег даже на самый дешевый пирожок.

Зато я научился воровать. Сперва я тащил у отца – так, по копейке, на булку. Он спал пьяный, а я хотел есть, вот и лез к па паше в карман. Потом как-то украл у одной бабки сумку. Меня соблазнил поджаристый батон, который аппетитно торчал из ее авоськи. Я прикинул, что она вряд ли за мной побежит, народа рядом не было, и я, выхватив у нее из рук сумку, стрелой полетел прочь. В сумке был не только ба тон, там нашлись колбаса, ириски и маленькая стеклянная бутылочка молока. Теперь таких уже нет.

В общем, я наелся, и мне не было стыдно. Голод не тетка, и я стал искать возможность украсть что-нибудь из еды.

Охотился я за старушками – знал, что они не смогут меня догнать, а я был шустрый как веник.

Моего отца устраивало то, что меня не бывает дома: он в очередной раз привел новую маму.

Потом к нам приехала бабушка, мать моей мамы. Она поговорила с отцом и, собрав мои вещи, увезла к себе в далекую северную деревню.

У нее я быстро набрал вес, посвежел и подружился с простыми деревенскими пацанами.

Прожил я у нее шесть лет, и неизвестно, как бы дальше сложилась моя судьба, может быть, из меня и вышел бы толк, стал бы я трактористом или землепашцем, но однажды вес ной умерла моя бабушка, и я снова остался один.

Когда я вернулся в Ленинград, ничего в доме не изменилось: тот же ободранный диван, та же железная кровать, те же засаленные коврики на стене. Только с пьяным отцом за столом сидела пьяная, но очень красивая женщина. Она была полураздета, и все ее пышные формы вываливались из грязной розовой комбинации. Отец, пьяно икнув, сказал: “Вот и сынок объявился. А я вот тебе новую маму привел”.

Новая “мама” была старше меня всего на несколько лет. Мне быстро стало ясно, что в жизни она многое повидала, потому что, несмотря на красоту, вид у нее был потасканный.

Ночью она залезла ко мне в постель. Это была моя первая женщина. Сказать, что я ее любил, – значит не сказать ничего, я с ума по ней сходил.

Отец ничего не замечал. Он, как и прежде, напивался и отключался, а Зина перебиралась из его постели в мою.

Чтобы ей угодить, я начал снова воровать, деньги уходили на вино, конфеты и еду.

Однажды Зина сказала: “Все, ухожу я от вас. Обрыдло мне жить в этом клоповнике. Молодость уходит, а я так ни одной шубы и не поношу. Уйду к Кузьмичу, он меня давно зовет. Обещает одеть, как королеву”.

От ее слов я потерял дар речи и понял, что готов на все, лишь бы только удержать возле себя эту женщину. А она играла со мной, и ей, видимо, доставляло радость меня мучить.

Она садилась к папаше на колени и демонстративно целовала его. Я вставал и уходил из дому, потому что боялся, что могу в тот момент убить их обоих.

Однажды я влез в чужую квартиру, мне повезло, и я унес много ценных вещей. Зинка радостно крутилась в новой шубе, нацепив на пальцы четыре кольца, которые оказались среди моих трофеев…

В тот вечер мы перепили и не соображали, что с нами находится отец. Зинка хохотала и тянула меня в постель, скидывая с себя одежду. Отец возмутился, произошла драка. Он стал меня душить, и Зина стукнула его по затылку пустой бутылкой.

Отец упал, потом мы поняли, что он мертв. Зинка выла и кричала, что не хочет в тюрьму. Да я бы этого и не допустил.

В общем, вину я взял на себя. На зоне мне еще добавили срок, такое случается.

А потом мне поставили диагноз – туберкулез.

В общем, жизнь моя на закате. Самое обидное, что я никому не сделал ничего хорошего, ничего полезного. Сдохну – и вспомнить меня будет некому.

Если бы мама тогда не утонула, если бы она не прыгнула в реку, каким бы я мог быть…

По ночам реву – подыхать неохота, да все идет к этому.

В общем, может быть, хоть Вы попросите за меня Бога, чтобы он простил меня.

Мою молитву вряд ли святые угодники услышат. Слишком уж много, наверное, я грешил в этой жизни.

Простите меня и прощайте».

ПОРЧИ, СГЛАЗЫ, ПРОКЛЯТИЯ

Что делать, если напустили запой

Из письма Филипповой Н. Б.:

«Я жила на квартире у женщины, которая продавала самогон. Я видела, как она что-то шептала над бутылками. Когда я ее спросила, что она делает, то в ответ услышала: “Если у меня не будет покупателей, то и денег не будет, вот я и шепчу на бутылки, чтобы мужиков жажда выпить одолела. Выпьют мой самогончик и снова прибегут”.