Арнольд Минделл - Работа со сновидящим телом Страница 2

Концепция сновидящего тела делает понятия "работа со сновидениями" и "работа с телом" теоретически неразличимыми. Оба феномена: как сновидение, так и соматические проявления — просто различные части информации, поступающей соответственно через визуальный и проприоцептивный каналы сновидящего тела. Работа со сновидящим телом даже не требует таких терминов, как сновидение, тело, материя или психика, но вместо этого имеет дело с процессами, по мере того как они проявляются. Эта работа основана на точной информации, поступающей по соответствующим каналам. Единственным инструментом терапевта становится его способность наблюдать процессы, У него нет заготовленных трюков и шаблонов. Это делает работу непредсказуемой и связанной только со специфической индивидуальной ситуацией, которая имеет место в данный момент.

Для меня работа с процессом — это своего рода естествознание. Процессуально-ориентированный психолог изучает природу и следует ей, тогда как терапевт программирует то, что должно, по его разумению, произойти. Я больше не верю в терапию: я понял, что не знаю, что хорошо, а что плохо для других людей. В моей практике накопилось так много странных случаев, что в конце концов я решил вернуться от позиции терапевта к своей изначальной позиции исследователя. Теперь я просто стараюсь точно понять, что происходит в другом человеке и что происходит со мной, когда я его наблюдаю. Я позволяю процессу сновидящего тела поведать мне, что хочет случиться и что делать потом. Вот единственная модель, которой я следую. Я не давлю на людей. Их тела и души знают больше, чем я. Когда люди выздоравливают, я некоторое время чувствую себя счастливым, но гораздо важнее моего ощущения успеха то, что все вошло в свое естественное русло. Что бы ни происходило, это их судьба, их Дао, их путешествие на этой земле — даже если их путь состоит в том, чтобы угаснуть и умереть либо прожить жизнь в страшных муках.

Иногда бывает, что чем активней мы пытаемся снять боль, тем сильней она становится. В таких случаях я, напротив, пытаюсь усилить боль, усилить переживание этой боли, и некоторые люди чувствуют себя лучше, поскольку болезнь, став значимым переживанием, подталкивает их вперед, к более полному осознанию своего существования. Она пробуждает их. Многие люди, впрочем, говорят, что они хотят лишь избавиться от своих симптомов.

Но я предлагаю им продвинуться чуть дальше, если они не против. Откуда мне знать, что хорошо для них? Иди вперед и пробуй то, что тебе хочется, отправься в магический поход против болезни и делай то, что тебе необходимо, и если это сработает — отлично! Очень часто, тем не менее, такой подход не срабатывает. Что ж, может быть; такова судьба этого человека — жить в конце XX века с неизлечимой болезнью.

В то время, когда я начал работать с умирающими, я не мог понять, почему порой я получаю великолепные результаты, а иногда терплю полное фиаско. Слава Богу, у меня была некоторая подготовка в области теоретической физики, и моя научная натура подсказывала мне, что авантюрные и путаные изыскания приводят к значительным результатам столь же часто, как и к провалам. С самого начала я сказал себе, что мне надо работать с процессом, будь то процесс жизни, умирания или что-то другое. Я использую термин «процесс» как физик, а не как психолог. Психологи, и в особенности гештальтпсихологи, которые ввели понятие процесса в широкий обиход, не дают точного определения своему термину. Они отличают его от «содержания», то есть от того, что люди говорят. Для меня содержание включено в процесс. Я различаю две формы процесса: первичную и вторичную. Первичные процессы ближе к сознанию и включают в себя содержание, то есть то, о чем вы говорите. Все вторичные процессы, в том числе и телесные симптомы, относятся к феноменам бессознательного: вы лишь смутно осознаете их и с ними у вас весьма слабая связь, то есть вы не можете их контролировать.

Я часто представляю процессуальную работу в виде поезда. Поезд останавливается на станции, а потом трогается дальше. Обычно люди мыслят в понятиях "железнодорожных станций", или статичных состояний. Мы говорим, что этот человек сумасшедший, этот больной, а тот — при смерти, но это лишь названия станций. Меня же интересует поток вещей — не название опухоли, а ее движение. Я хочу понять, что она делает и что говорит человеку. Движение поезда завораживает меня. Это движение и есть то, что я называю процессом. Другая подходящая аналогия — река. Река течет и течет и на поверхности кажется очень мирной. Но в глубине, куда не проникает наш взор, подводное течение (вторичный процесс) борется с драконами, преодолевает ямы, пучины и водовороты.

Процессуальная работа предостерегает меня от оценок. Если я мыслю категориями процесса, я не могу оперировать понятиями «хороший-плохой», «больной-здоровый», «прошлое-будущее»; если я мыслю категориями процесса, мне необязательно работать вербально, я могу работать с состоянием комы или с медитацией, и я не фиксируюсь исключительно на словах. Если я думаю о процессе, я вижу ситуацию в целом.

Различные каналы процесса подобны рукавам большой реки. Если вы знакомы не со всеми этими каналами, то вы будете работать только на телесном уровне или только со сновидениями вашего пациента и пропустите те изгибы и повороты реки, которые дарят миру разнообразие.

Такие коммуникативные понятия, как каналы и процесс, относятся к самым основным элементам, к наиболее архетипичному уровню поведения всех человеческих существ. Используя нейтральный язык процесса и каналов, мы можем понимать людей во всем мире и работать с ними, порой даже не улавливая точного значения их слов. Если нас не стесняют ограничивающие образы и схемы нашей собственной культуры, вроде понятий души и материи, психического и физического, мы оказываемся способны психологически сопровождать любого человека, даже когда он проходит через состояния безумия, предсмертной агонии и комы.

Вот еще один интересный пример работы со сновидящим телом человека в предсмертном состоянии. Ко мне привели маленькую девочку с быстро прогрессирующей опухолью на спине. Близкие и врачи знали, что она скоро умрет. Она уже перенесла несколько операций, и ее доктор попросил меня поиграть и, может быть, поработать с этим несчастным ребенком, так как остальные уже оставили всякую надежду. Когда девочка пришла, она рассказала мне свой сон. Ей снилось, что она стоит над каким-то очень страшным озером, держится за поручни, чтобы не упасть, а потом отпускает руки. Затем она легла на пол и сказала, что хочет полетать. На спине у нее был корсет, который поддерживал ослабевший позвоночник, и она пожаловалась, что он мешает ей. Я не решался снять корсет. Позвонил ее доктору и, пообещав быть осторожным, получил его согласие. При этом он заметил, что девочка настолько несчастна, что хуже ей быть уже не может. Мы сняли этот корсет, она легла на живот и стала махать руками.

— Ой, доктор, я лечу — это так здорово! — засмеялась она.

Я усилил взмахи ее рук, и мы «полетели» вместе. Она завизжала от восторга и сообщила мне, что мы пролетаем над облаком.

— Ага, — подхватил я, — я как раз вижу, как ты пролетаешь вверху.

Потом она сказала, что теперь моя очередь подняться вверх, а она будет за мной наблюдать. Так мы «полетали» некоторое время, а затем она заявила:

— Знаешь, я больше не спущусь вниз.

— Но почему?

— Потому что я хочу облететь другие планеты.

Я не на шутку испугался: если она «улетит», то может умереть. Однако я хотел увидеть, в чем состоит ее действительный процесс. Как знать, может быть, ей лучше улететь — кто я такой, чтобы решать? Я предоставил ей самой решить, улететь ли ей к другим планетам или спуститься на землю. Она выбрала первое: "Я ухожу в другой мир, прекрасный мир, полный удивительных планет".

Потом настал критический момент — я сказал: действуй, делай то, что тебе нужно. Она стала «улетать». Но тут внезапно оглянулась на меня, заплакала и сказала, что не хочет уходить без меня, потому что я единственный, кто «летает» с ней вместе. Мы оба расплакались и обняли друг друга.

— Я спущусь на некоторое время, только чтобы побыть с тобой, — сказала она.

Я предложил ей делать то, что подсказывали ее чувства. Она захотела сначала ненадолго вернуться на землю, чтобы мы могли поиграть в какие-нибудь игры, а потом, когда она будет готова, отправиться на другие планеты.

Эта девочка быстро пошла на поправку и вскоре уже могла снять корсет; более того, опухоль пропала. Очевидно, ее процесс состоял в том, чтобы на какое-то время вернуться на землю. Точнее, ее процесс заключался в том, чтобы «летать», то есть играть кинестетически и быть свободной в своих движениях. Он поначалу проявился в кинестетическом канале, а затем переместился в визуальный — когда она наблюдала планеты и облака. Закончился он в проприоцептивном канале чувством печали от прощания с землей.