Алексей Скалдин - Странствия и приключения Никодима Старшего Страница 20

Он опять хотел сказать "существа", но запнулся и сказал одно "порядочные".

— А если я бес? — вопросительно ответил собеседник.

— Ты бес? Прислужник Сатаны? — рассмеялся Никодим.

— Ну да, бес. Чего же тут смешного? А Сатана здесь ни при чем. Разве бес не может существовать сам по себе, без Сатаны?

— Конечно, не может.

— Много ты знаешь! А я вот существую.

— Хорошо! Существуй себе без Сатаны. Но рясу в рукава ты не мог надеть. Это я знаю.

— Я могу!

— Покажи! И не можешь показать, потому что рясы с тобой здесь нет.

— Ан есть!

На кровати действительно зашевелилось что-то черное. "В самом деле, ряса", — подумал Никодим, но, точно хватаясь за соломинку, сказал:

— Да это не та ряса: не отца Дамиана. Ты здесь у кого-нибудь, у какого-либо монаха ее стащил.

— Нет, это ряса отца Дамиана, смотри.

И черное взмахнуло рукавами: ряса была действительно надета в рукава. Но все же на постели ничего определенного не намечалось.

— Господи, что же это такое? — беспомощно и с тоской спросил Никодим, вынул часы и поглядел на них: был на исходе третий час.

— Ничего особенного, — ответило существо, — ты не беспокойся, я ведь умею и определиться. Только ты поговори со мною подобрее.

— Как же подобрее поговорить? Определяйся скорей. Право, я устал. Или уступи мне постель — я лягу спать.

— Нет, погоди! Как же я определюсь так, сразу. Ты лучше реши, каким я тебе больше понравлюсь?

— Ты смеешься надо мною, — пожаловался Никодим, — ты для меня во всех видах хорош.

— Ну тогда я тебе помогу, — сказало существо. — Погладь меня по головке.

И темное сунулось Никодиму под руку, отчего Никодим опасливо отстранился. Но это что-то уже определенно приняло человекообразные очертания — во всяком случае, сидело на кровати, подобрав к себе ноги и охватив колени руками. Лица сидевшего не было видно: монашеский клобук совсем затенял его, а руки белели неживой белизной.

— Да ты покойник! — воскликнул Никодим.

— Нет, — запротестовало существо, — я не покойник: я бес.

— Бесы или нечистые духи, — отступая два шага назад и поднимая правую руку для убедительного жеста, возразил Никодим, — бывают или мерзкого вида, или демонического. А таких бесов не бывает. Ты, голубчик, слишком прост, чтобы провести меня.

— Я проведу тебя, когда мне понадобится. Если же ты мне не веришь, что есть бесы несколько иные, чем ты полагаешь, то еще раз прошу тебя: погладь меня по головке.

— А что же у тебя там?

— Рожки, самые настоящие.

И существо скинуло с себя клобук (но лицо его от этого вовсе не определилось) и подставило опять голову Никодиму. Никодим опасливо протянул руку и погладил череп сидевшего: действительно там намечались рожки — маленькие, совсем телячьи.

— Вот как! — сказал он удивленно.

— А это что, по-твоему? — хвастливо заявил бес и, спустив одну ногу с кровати, постучал ею по полу. — Видишь?

Никодим нагнулся, посмотрел: копытце, совсем козлиное.

Существо опять подобрало ногу:

— Теперь веришь? — спросило оно.

— Да, — убежденно ответил Никодим, — верю. Я не столь уж наивный человек, чтобы можно было поймать меня на неверии.

— Вот это мне нравится! — заявило существо, ударяя себя ладонью по колену. — Вот это мне нравится! Но, однако, я надул тебя самым бессовестным образом: рясу я в рукава не надевал, а только прикрылся ею — смотри!

И с этими словами существо подпрыгнуло на постели, а ряса упала к его ногам.

Никодим отскочил в сторону кресла, существо же повернулось, стоя в постели, три раза на одной ножке.

Если бы ряса, свалившись, открыла под собою какую-либо другую одежду — Никодим, возможно, и не поразился бы до такой крайности, как он поразился тогда, увидев существо нагим. Но вместе с тем он разглядел его с головы до пяток.

Во-первых, у существа появилось лицо. Это было странное лицо и странное от всей необыкновенной головы, суживающейся кверху, а не книзу, с сильно выпяченным и даже загнутым толстою кромкой подбородком; притом подбородок лиловел и багровел вместе, а нижняя челюсть составляла половину всего черепа; рот у существа расположился не поперек лица, а вдоль, под едва намечающимся носом и глазами без бровей, будто нарисованными только, рот этот по временам старался придать себе законное положение и растягивался вправо и влево, но от этого становился только похожим до чрезвычайности, до смешного, на карточное очко бубновой масти; на голове у существа не было вовсе ни курчавых волос, ни рожек — лысина розовела и подпиралась тоже голым затылком, с двумя толстыми складками, шедшими от шеи и сходившимися углом на середине затылка; зато туловище было снизу густо покрыто волосами.

Собственно туловище это особенно заслуживает описания: оно не было противно на вид — даже, напротив, довольно приятно: белого, свежего цвета, с лиловатыми жилками, просвечивающими сквозь кожу; сзади к нему, там, где начинались ноги, прицепился какой-то мешок, а может быть, и не прицепился, а составлял неотъемлемую принадлежность существа; и в этом мешке что-то болталось — словно арбузы какие, — будто весьма ценное для существа, но возможно, что и ужаснейшая дрянь. Ноги и руки существа были смешны — словно надутая гуттаперча, а не тело: совсем как те колбасы и шары, что продаются в Петербурге на вербном торге. Несомненно, конечности существа выдумал кто-то потом: они решительно не шли к своему хозяину.

В теле существа не чувствовалось костей: однако, оно не было и дряблым, только совершенно свободно перегибалось во все стороны. Никодиму стоило большого труда не рассмеяться при виде всего этого. Но существо, повернувшись три раза, остановилось, плотно закрыло рукой свой рот и надуло щеки, а вместе со щеками надулось и само: стало прямым, высоким, твердым — словно кости в нем вдруг появились.

Надувшись, оно спрыгнуло с кровати и стало перед Никодимом в позу. Лицо существа сделалось совсем багровым.

"В разговорах с ним я, кажется, зашел слишком далеко?" — подумал Никодим, но существо крикливо спросило его:

— Каков я?

Никодим думал и молчал.

— Я тебе нравлюсь? — переспросило оно.

— Да… нравишься, — ответил Никодим робко, нерешительно.

— Я очень богат.

— Вот как!

— Да! И мне очень неудобно стоять перед тобой голеньким.

— Оденься. У тебя ряса лежит на постели.

— Я не хочу рясу, — закапризничало существо.

— А чего же ты хочешь? У меня ничего нет для тебя.

— Мне твоего и не нужно. Ты сунь руку под подушку.

Никодим послушно сунул руку под Подушку и нащупал там какой-то сверток, но не решался его вытащить.

— Тащи! — скомандовало существо. Никодим дернул. Упавшие концы выдернутого развернулись. Это были очень яркие одежды.

— Хороши тряпочки? — спросило существо. — А ну, дай-ка мне прежде ту, красненькую.

Красненькая оказалась широчайшими шароварами совсем прозрачными, перехваченными у щиколотки и повыше колена зелеными поясками с золотом и лазоревыми сердечками в золоте; шаровары были сшиты из материи двух оттенков красного цвета, нижняя часть, до поясков у колен, была пурпуровая с рисунком в виде золотых четырехугольников, заключавших зеленую сердцевину, — четырехугольников, очень схожих по очертанию — странно! — с недоумевающим ртом самого существа и расположенных также, как его рот, — острыми углами кверху и книзу; верхняя часть шаровар от колена до пояса огневела киноварью, и рисунка на ней не было.

Никодим, развернув одежду, с изумлением рассматривал ее.

— Одевай! — снова скомандовало существо и, подняв свою правую ногу, протянуло ее к Никодиму. Никодим покорно натянул штанину на ногу.

— Другую!

Никодим натянул и другую и завязал пояс.

— Теперь лиловенькую, — сказало существо уже более добрым голосом и почти просительно.

Никодим поднял лиловенькую: это была курточка-безрукавка с глубоко вырезанной грудью и спиной; золотые полоски, чередуясь с зелеными, расходились по ней концентрически от рук к середине спины и груди.

Облачив существо в курточку и застегнув ее на золотые пуговки, Никодим уже сам, без приказания, поднял и зеленые нарукавники — закрепил их, затем взялся за головной убор в виде лиловой чалмы с пурпуровым верхом, лиловым же свешивающимся концом и зелеными с золотом охватами — повертел ее в руках, прежде чем надеть на существо, и надев, пошарил еще под подушкой: там нашлись туфли — также лиловые с зеленым узором.

Существо предстало облаченным. Наряд был замечательно хорош, но существо рассмеялось, прыгнуло на кровать, подхватив лежавшую там рясу, накинуло ее на себя и чалму попыталось прикрыть клобуком; однако, клобук был слишком мал, а чалма велика — тогда оно, спрятав чалму за пазуху, багровую лысину украсило скромным монашеским убором.