Алексей Ксендзюк - После Кастанеды: дальнейшее исследование Страница 26

о насыщении плоти.

Аскетические упражнения впервые стали применять шаманы, когда измененные режимы восприятия (ИРВ) перестали посещать их с той легкостью и свободой, как это случалось в эпоху до-интеллектуального построения мира.

Специальные психотехники служили средством возвращения в поле архаического восприятия — простого и яркого, где внимание легко концентрируется на объектах, разрушающих только что возведенное здание описания мира.

В это же время понадобились и другие вспомогательные средства: растения силы, специальные упражнения для восприятия и внимания, аскетические "подвиги".

Именно шаманы, разумеется, обратили внимание, что длительное голодание, обет молчания, чрезмерные физические нагрузки, многодневное пребывание во тьме и тишине возвращают на некоторое время мироощущение предков; тогда прыжки в миры измененного восприятия происходят сами собой, практически без усилий.

Шаманы считали, что "мир теней и духов", "мир предков или архетипических героев" ("время сновидений") приближается к ним как награда, или сам шаман духом своим поднимается в сферы магического действа.

Дальнейшее развитие интеллекта воздвигало стену между миром шамана и миром обыденности, принадлежащим данному роду или племени.

Точка сборки, обретшая неподвижность, генерировала общую перцептивную реальность, и все, кто разделял эту реальность, приобщались к невидимому членству: род развивался и, превращаясь в племя, производил перцептивную интеграцию; племена, чьи описания мира поддавались взаимной ассимиляции, создавали союзы племен.

Эти союзы, обладая единой позицией точки сборки, превращались наконец в этнические сообщества.

Близилась эпоха всеобщей картины мира, а это послужило почвой для созидания государств — больших и малых, кратковременных и эпохальных, но как бы то ни было, их след в истории Земли по сей день изучается антропологами.

Вступая в членство, неофит первым делом подвергался исследованию шаманов (позже — жрецов). Даже в том случае, когда вождь союзного племени не претендовал на какую-либо сакральную функцию, шаманы доминирующего клана желали иметь уверенность, что присоединение еще одного племени (союза, сообщества или рода) не вызовет раскол в описании мира.

Они хотели быть уверены, что единство племен будет только возрастать, а не испытывать напряжение, чреватое в те времена распадом и остановкой организованной поступи цивилизации. Поэтому шаманы закрепляли членство обрядом инициации. Аскеза служила здесь непременным атрибутом.

Неофит проходил всевозможные испытания, направленные на сдвиг его точки сборки: постился, неделями сидел в темной пещере, давал обет молчания, уходил в джунгли, где в полном одиночестве должен был пережить нечто вроде "остановки мира"; он много дней лежал на дне глубокого колодца и созерцал звезды — словом, испытывал "обряд перехода" во всей его полноте и со всеми его тяготами.

После того как точка сборки испытуемого теряла фиксацию и неоднократно сдвигалась, неофита объявляли выдержавшим испытание, и он возвращался в мир людей «обновленным», т. е. полноправным членом сообщества, где каждый имел новую и жестко закрепленную позицию точки сборки — такую же позицию, что и у остальных субъектов данного членства.

Такова была изначальная функция аскезы.

Кроме того, аскетические упражнения были обязательным элементом подготовки жреца.

Инициация жреческой активности через интенсивные и нелегкие аскетические испытания доказывала, что жрец готов к своей профессиональной деятельности и способен во имя религиозной идеи претерпеть подлинные трудности, связанные с восхождением в "мир духов" или нисхождением в "мир предков".

Нечто подобное происходило и позже, когда зародилась институированная религия.

Первосвященники отбирались из тех, кто мог вынести сенсорную и эмоциональную депривацию, отказаться от любых благ этого мира во имя высшего духовного принципа (Божества, Духа предка, Силы Ужасающих и Гневных Богов — объектов поклонения данной жреческой династии и т. п.).

Спустя века и даже тысячелетия аскетическая деятельность ничуть не угасла. Мистики и оккультисты, представлявшие оппозицию главенствующему религиозному институту, применяли аскезу для собственных обрядов инициации. Как ортодоксальная, так и апокрифическая религиозность требовала от неофита в качестве первого шага отказ от соблазнов мира.

Ортодоксы и еретики в этом плане были вполне единодушны: исключение из опыта целого ряда впечатлений (чувственных и эмоциональных — особенно) являлось обязательным условием для принятия в религиозный институт или секту.

Ненависть к полноценной жизни, к разнообразному и яркому миру переживаний, который открывался в измененных режимах восприятия, на мой взгляд, возникла как следствие негативного отношения к свободному миру магии, отрицавшей метафизическую догму и полностью открытой ко всем видам впечатлений, пренебрегая религиозными суевериями, которые порождал замкнутый на себе, набожный интеллект.

По мере развития религии можно наблюдать и развитие аскетизма как одного из компонентов ее практики.

Древнейшей формой аскезы (еще не столько реакцией на свободный магический поиск, сколько практикой, стремящейся вызвать у человека измененные режимы восприятия) является аскеза телесная. Она, в основном, блокировала каналы сенсорной информации, чем способствовала изменению позиции точки сборки, которая всегда стремится восстановить процесс комплектации сенсорных сигналов.

Иными словами, сенсорная депривация провоцировала внимание расширить сферу поиска хоть какой-то информации извне; если область, доступная точке сборки в данной позиции, оказывалась исчерпанной, «пустой», тогда точка сборки сдвигалась — однако только при наличии энергии, необходимой для самого сдвига. Обычно обряд инициации включал в себя подготовительный этап, который давал возможность накопить достаточный энергопотенциал, необходимый для перемещения перцептивного центра.

К телесному аскетизму относится голодание или строгая диета, самоистязание определенного рода — длительное сохранение неподвижной позы, неестественной и сопровождаемой особым ритмом дыхания.

Например, визионеры Меркавы, желавшие узреть Престол Божий, могли целую неделю провести, уткнувшись лицом в колени и повторяя священные имена Бога, что, в свою очередь, вызывало специфический дыхательный ритм и нарушало целый ряд стереотипов движения и дыхания.

Вышеупомянутые процедуры, естественно, сдвигали точку сборки, а повторение тайных ивритских имен вызывало галлюцинирование одного и того же толка.

Сексуальный аскетизм, с одной стороны, вызывал накопление психической энергии, толкающей точку сборки, и потому он может быть отнесен к древнейшим психотехникам общего характера (маги тоже пользовались воздержанием для достижения перцептивного экстаза на фоне смещенной точки сборки). С другой стороны, на более поздних этапах он отражал идеологическую установку мистицизма, требовавшего восстановления "первородной чистоты" как обязательного условия вхождения в "высшие планы" бытия.

В дальнейшем аскетизм все более переставал быть собственно психотехникой; он отражал те или иные стороны религиозной, мистической доктрины, исполняя роль разве что самовнушения.

Например, эмоциональный аскетизм — отказ от положительных эмоции, от обычных радостен физиологического характера (еды и т. п.) — привносил в жизнь адепта только бессмысленное однообразие и серую, унылую пустоту, отсутствие естественных, ободряющих впечатлений; исключительно религиозное отвращение к тварному (сотворенному) миру и перенос любого эмоционального удовольствия в мир потусторонний, Божий, трансцендентный.

На определенном этапе аскетизм в качестве религиозной практики потерял смысл.

Религиозная доктрина определяла, нужен тот или иной вид аскезы, исходя из представлений о целесообразности божественных актов. Идея греха в дальнейшем определила весь смысл самоистязания. Поскольку человек изначально грешен (согласно иудейско-христианской традиции), то любая его деятельность, не ведущая к прославлению Господа, a priori излишня.

Так возникали новые виды аскетизма: коммуникативный, интеллектуальный, эстетический и проч.

И действительно: что может сказать грешный язык? Его удел — суесловие, тщетные разглагольствования, которые могут служить разве что разжиганию тщеславия и гордыни. Монахи принимали обет молчания, дабы не потакать земным желаниям и целиком сосредоточиться на Божественном. Но, с психологической точки зрения, они ничего не достигали. Молчание как жертвоприношение служило поводом для гордыни точно так же, как и неумеренная болтливость.