Луис Ривера - Легионер. Книга 3 Страница 28

Я шел к вершине холма. Никуда не торопясь и ни от кого не прячась. Мне было все равно, убьют меня или нет. Главное, что убивать хотелось мне. Без всякой жалости, без всяких сомнений. В меня вселился сам Марс, кровавый жестокий бог войны, находящий удовольствие только в убийстве. И я был рад ему.

Я шел почти не задерживаясь, когда на меня вдруг набрасывались перепуганные варвары. Сегодня они были бессильны против моих мечей, разивших врагов так же быстро и бесповоротно, как молнии Юпитера. С каждым ударом падал один варвар. С каждым шагом в деревне появлялась новая вдова.

Они были хорошими, смелыми воинами. Но в эту ночь во всем мире не нашлось бы человека, способного остановить или хотя бы задержать меня. И чем ближе я подходил к дому старого жреца, тем меньше вставало на моем пути врагов.

Друида я прикончил сразу. Не стал слушать его лепет. Пусть расскажет Орку, что всего лишь выполнял приказ. Когда его голова со стуком упала на пол, я испытал лишь сожаление, что он так легко отделался.

Вождю племени пришлось отсечь руку и прижечь рану огнем. Он был очень несговорчив. Даже когда его телохранители превратились за несколько секунд в груду окровавленного мяса, он продолжал драться за свою свободу. Зря. Боги варваров сегодня предпочли не вмешиваться в то, что творилось в этой деревне.

Когда я покинул ее, таща за собой на веревке полудохлого вождя, за моей спиной стоял женский плач да гудение пламени, пожиравшего деревянные дома. И тревожный набат возвещал появление кроваво-красной луны.

Глава 8

Солнце клонится к горизонту, касаясь багряным боком частокола копейных наверший, ушедшего далеко вперед авангарда. Скорее всего, это последний закат, который я увижу. И не только я. Многие завтра будут мертвы.

Завтра мы станем героями и высечем свои имена на арке ворот, ведущих в вечность. Завтра мы станем пищей для стервятников, которые уже кружат над нашей колонной. Завтра мы станем легендой. Чьим-то воспоминанием, чьей-то болью и чьим-то проклятием. Завтра…

Но сейчас мы просто солдаты. Смертельно уставшие солдаты, с головы до ног покрытые серой пылью. Братья по оружию, тяжело и размеренно шагающие по извилистой дороге на запад, навстречу своей последней битве.

Умирать — наша работа. И мы привыкли делать ее честно и спокойно, не задавая лишних вопросов и не ожидая снисхождения. На лицах тех, кто идет со мной плечом к плечу, нет ни отчаяния, ни страха, ни обреченности. На них только пыль…

Завтра я поставлю точку в этой истории. Даже если весь легион ляжет среди покрытых сочной весенней травой холмов и мне придется в одиночку идти на горы мечей, завтра я сделаю то, что долгие годы было моей единственной целью.

Вару удалось ускользнуть из лагеря. Не знаю, как. Когда я вернулся, его уже не было. Так же как и прежнего легата. Новому командующему легионом хватило моего слова и пленного вождя, чтобы снять с меня все обвинения. Мало того. Я получил наградной браслет и стал старшим центурионом пятой Германской когорты Второго Августова легиона. Достойная награда. Но я бы согласился снова стать простым легионером, в обмен на одну короткую встречу с всадником по имени Оппий Вар.

Но судьба снова играет со мной. Играет, будто хочет довести до самого края. Хотя, кажется, тогда в деревне, я уже перешел черту. Но у Фортуны, видно, другое мнение на этот счет.

Утешает одно — Вар будет искать встречи со мной на поле боя. Он знает, что камень у меня. Не может не знать… Мы связаны с ним одной нитью. Наши пути переплелись так плотно, что один уже не может существовать без другого. Мы одно целое. У нас одна судьба на двоих.

Но долго это продолжаться не может.

Солнце клонится к горизонту, касаясь багряным боком частокола копейных наверший, ушедшего далеко вперед авангарда. Скорее всего, это последний закат, который я увижу. И не только я. Многие завтра будут мертвы.

Я стою на правом фланге передней центурии и наблюдаю за тем, как остатки нашей кавалерии пытаются выйти из боя и нырнуть за линию пехоты. Но германцы наседают плотно.

Переминающийся рядом с ноги на ногу Кочерга говорит:

— Гиблое дело. Сейчас они сомнут все левое крыло. И загонят его в болото. Тогда держись. Чего мы-то стоим, Гай? Надо перестраиваться.

— Успеем.

— Ага. На тот свет.

Кочерга сморкается в кулак и вытирает ладонь об тунику. Он считает себя выдающимся стратегом. Но чаще всего, давая советы, попадает пальцем в небо. Выше опциона ему не подняться.

— Ты бы шел на свое место, — говорю я ему. — Скоро начнется. У нас половина центурии зеленая, как лист по весне. Так что иди, подбодри их пинками под зад.

— Сейчас, сейчас. Оттуда же ничего не видно. Какого рожна не дают команду перестраиваться?!

— Успокойся. Коннице не пройти по болотам. Атака скоро захлебнется. Вот тогда германцы ударят в центр. А мы их встретим как следует.

Я слежу за ходом боя, выискивая в мешанине людей и лошадей человека, из-за которого оказался здесь. Но пока Вара не видно. Конечно, вряд ли он примет участие в атаке, заранее обреченной на провал. Нет, скорее всего он там, за грядой невысоких холмов, где скопились основные силы германцев.

Но все же я до рези в глазах всматриваюсь в мельтешащие фигурки людей, без пощады истребляющих друг друга в пяти стадиях от нас.

Все получается, как я и предсказывал. Кавалерия германцев начала скользить и вязнуть в болотистой, напоенной влагой земле. Союзники и вспомогательные войска, стоящие на левом фланге легиона, поднажали и отбросили германцев. Спустя какое-то время со стороны холмов раздался глухой грохот и завывания — германцы заколотили в свои щиты и загорланили боевые песни.

— Все, бегом на свое место, Кочерга. Сейчас они зададут нам жару.

Впереди послышалась протяжная команда:

— Лучники, то-овсь!

Тут же грохнули наши барабаны и трубы.

— Слушай меня, обезьяны! — крикнул я, перекрывая весь этот шум. — Если хоть один из вас вздумает подохнуть без моей команды, я сам спущусь за ним в Орк и сдеру с него шкуру! Все ясно?!

— Так точно, старший центурион!

— Держите ряды! Прикрывайте товарища слева! Следите за значками! И помните, что германцы умирают также легко, как и все люди!

Сколько раз я уже произносил эти слова? Десятки. Но привык ли я к ним по-настоящему? Нет. По-прежнему они звучали для меня тревожно, как холодный блеск копейного навершия на рассвете.

Германцы приближались стремительно. Наши лучники дали первый дружный залп. Первые ряды наступавших на мгновение поредели, но бреши тут же затянулись. Варвары ответили разрозненными выстрелами. Где-то впереди послышались вопли раненых.

Я искал глазами Вара. Но всадников пока видно не было. Только пешие воины. Они должны были прорвать наш строй. И тогда в разрывы устремится кавалерия, довершая разгром.

Лучники пускали стрелы раз за разом, но варваров это остановить, конечно же, не могло.

— Разомкнуть ряды! — скомандовал я и знаменосец отрепетовал значком команду.

Вспомогательная пехота, сделав свое дело, просачивалась между нами, чтобы занять позиции в тылу. Запыхавшиеся, взмокшие, забрызганные кровью, стрелки хмуро отвечали на шуточки и приветствия легионеров. Они уже схлестнулись с врагом, и перешли грань, отделяющую человека, от животного, одержимого жаждой убийства и страхом смерти.

Скоро настанет и наш черед.

— Пилумы приготовить!.. Две шеренги залп!

Дружное "гха!" и десятки тяжелых дротиков заставляют варваров на мгновение замедлить бег.

— За мечи! Щиты сбить!

Сшибка. Треск, лязг, крики… Легионеры первой линии работают мечами как сумасшедшие. Вторая линия закрывает случайно открывшиеся промежутки. Третья швыряет пилумы поверх голов. Четвертая и пятая орут и колотят мечами об щиты, подбадривая тех, кто умирает сейчас впереди.

Я знаю, что где-то там, позади строя центурии Кочерга почем зря лупит палкой тех, кто малодушно норовит сделать хоть один шаг назад. Солдаты боятся его больше чем варваров. И это хорошо.

Я не отстаю от своих ребят. Нехитрая наука, вбитая в мою голову и тело центурионом по имени Квинт Бык — толкнул щитом, ударил мечом. Несложная, но очень жестокая наука.

Мы держимся. Уставших бойцов заменяют свежие из задних линий. Варваров много, но наша дисциплина и выучка сводят разницу в числе на нет. Мы держимся и будем держаться столько, сколько понадобится соседям справа, чтобы по редколесью обойти варваров с фланга.

Я вижу, что строй немного прогнулся. Совсем чуть-чуть, но сейчас и этого допускать нельзя. Еще слишком рано. Правый фланг не успел подтянуться и перестроиться для атаки. Поэтому я прорываюсь туда, где парням приходится особенно туго.

— Стоять, обезьяны! Стоять крепко, ублюдки! Держаться!

И мы стоим. Строй выравнивается. Я вижу оскаленные, искаженные лица солдат, вижу вздувшиеся мышцы, ручьи пота, стекающие из-под шлемов, вижу их обезумевшие глаза. И верю, что все мы станем героями и высечем свои имена на арке ворот, ведущих в вечность.