Юрий Нежинский - Мистический Петербург Страница 3

Ф.М. Достоевский и Д.В. Григорович были товарищами в училище, у них были общие литературные интересы и общий круг чтения. Сам Ф.М. Достоевский запоем читал «Петербургские повести» Н.В. Гоголя, а Д.В. Григоровичу советовал прочесть «Астролога» В. Скотта и «Кота Мурра» Э. Гофмана[12]. Сложно поверить, что погружаясь в мистический мир Гофмана и Вальтера Скотта, будущие литераторы могли полностью игнорировать мистику здания, в стенах которого жили, но об этом ни у того, ни у другого ни слова.

Вероятно, призрак родился в конце 1840-х-начале 1850-х годов. Дело в том, что в 1862 году Инженерное училище закончил двадцатилетний И.С. Запорожский. Следующие два года он будет продолжат учёбу в Николаевской инженерной академии и будет выпущен оттуда в чине штабс-капитана. Запорожский будет служить в Польше, на Кавказе, на Украине, закончит свою карьеру генерал-майором и умрёт в начале XX столетия[13]. Этого человека, в отличие от некоторых других выпускников Инженерного училища, не знают ни военные историки, ни историки литературы, ни историки фольклора. Однако именно И.С. Запорожский сделал призрак Павла I известным каждому петербуржцу. Ведь именно он рассказал автору «Левши» и знаменитому публицисту XIX века Н.С. Лескову историю, которая легла в основу рассказа «Привидение в Инженерном замке»[14]. Напомним фабулу этого рассказа.

Умирает начальник Инженерного училища генерал Ламновский. Учащиеся ненавидят Ламновского за жестокость и часто пародируют его привычку «доить нос», т. е. тереть нос при произнесении скучных и сбивчивых речей. Во время траурных мероприятий ночью на карауле у гроба Ламновского остаются четыре кадета. Один из них, особенно ненавидевший покойного, решает в шутку «подоить» ему нос.

Когда шутник дотрагивается до носа, начинает твориться чертовщина: погребальная пелена покойника опутывает кадета, а в дверном проёме появляется ужасный призрак, описание которого весьма впечатляюще: «Привидение не было мечтою воображения — оно не исчезало и напоминало своим видом описание, сделанное поэтом Гейне для виденной им „таинственной женщины“: как то, так и это представляло „труп, в котором заключена душа“. Перед испуганными детьми была в крайней степени изможденная фигура, вся в белом, но в тени она казалась серою. У неё было страшно худое, до синевы бледное и совсем угасшее лицо; на голове всклокоченные в беспорядке густые и длинные волосы. От сильной проседи они тоже казались серыми и, разбегавшись в беспорядке, закрывали грудь и плечи привидения!.. Глаза виделись яркие, воспалённые и блестевшие болезненным огнем… Сверканье их из тёмных, глубоко впалых орбит было подобно сверканью горящих углей. У видения были тонкие худые руки, похожие на руки скелета, и обеими этими руками оно держалось за полы тяжёлой дверной драпировки. Судорожно сжимая материю в слабых пальцах, эти руки и производили тот сухой суконный шелест, который слышали кадеты. Уста привидения были совершенно черны и открыты, и из них-то после коротких промежутков со свистом и хрипением вырывался тот напряженный полустон-полувздох, который впервые послышался, когда К-дин взял покойника за нос».[16]

К удивлению насмерть перепуганных кадетов, призрак, приблизившись к шутнику, забирает пелену, окутавшую беднягу и крестит его. Затем призрак обнимает покойника и остаётся в этой позе. Появившиеся на крик кадетов взрослые узнают в призраке престарелую супругу Ламновского.

Данный рассказ — пример демистификации, призрак оказывается вполне живым человеком, причём способным на высокие христианские чувства любви и прощения (жена видит, как кадет хватает за нос её покойного мужа, тем не менее, помогает освободиться от пелены и крестит сорванца).

При помощи мистической истории Н.С. Лесков имел в виду привлечь внимание общественности к мрачным порядкам, которые царили в Инженерном училище, проще говоря, к дедовщине:

«Особенно было в моде пугать новичков или так называемых „малышей“, которые, попадая в замок, вдруг узнавали такую массу страхов о замке, что становились суеверными и робкими до крайности. Более всего их пугало, что в одном конце коридоров замка есть комната, служившая спальней покойному императору Павлу, в которой он лёг почивать здоровым, а утром его оттуда вынесли мёртвым. „Старики“ уверяли, что дух императора живёт в этой комнате и каждую ночь выходит оттуда и осматривает свой любимый замок, — а „малыши“ этому верили. Комната эта была всегда крепко заперта, и притом не одним, а несколькими замками, но для духа, как известно, никакие замки и затворы не имеют значения. Да и, кроме того, говорили, будто в эту комнату можно было как-то проникать. Кажется, это так и было на самом деле. По крайней мере, жило и до сих пор живёт предание, будто это удавалось нескольким „старым кадетам“ и продолжалось до тех пор, пока один из них не задумал отчаянную шалость, за которую ему пришлось жестоко поплатиться. Он открыл какой-то неизвестный лаз в страшную спальню покойного императора, успел пронести туда простыню и там её спрятал, а по вечерам забирался сюда, покрывался с ног до головы этой простынёю и становился в тёмном окне, которое выходило на Садовую улицу и было хорошо видно всякому, кто, проходя или проезжая, поглядит в эту сторону. Исполняя таким образом роль привидения, кадет действительно успел навести страх на многих суеверных людей, живших в замке, и на прохожих, которым случалось видеть его белую фигуру, всеми принимавшуюся за тень покойного императора. Шалость эта продолжалась несколько месяцев и распространила упорный слух, что Павел Петрович по ночам ходит вокруг своей спальни и смотрит из окна на Петербург. Многим до несомненности живо и ясно представлялось, что стоявшая в окне белая тень им не раз кивала головой и кланялась; кадет действительно проделывал такие штуки. Всё это вызывало в замке обширные разговоры с предвозвещательными истолкованиями и закончилось тем, что наделавший описанную тревогу кадет был пойман на месте преступления и, получив „примерное наказание на теле“, исчез навсегда из заведения. Ходил слух, будто злополучный кадет имел несчастие испугать своим появлением в окне одно случайно проезжавшее мимо замка высокое лицо, за что и был наказан не по-детски. Проще сказать, кадеты говорили, будто несчастный шалун „умер под розгами“, и так как в тогдашнее время подобные вещи не представлялись невероятными, то и этому слуху поверили, а с этих пор сам этот кадет стал новым привидением. Товарищи начали его видеть „всего иссеченного“ и с гробовым венчиком на лбу, а на венчике будто можно было читать надпись: „Вкушая вкусих мало мёду и сё аз умираю“. Если вспомнить библейский рассказ, в котором эти слова находят себе место, то оно выходит очень трогательно. Вскоре за погибелью кадета спальная комната, из которой исходили главнейшие страхи Инженерного замка, была открыта и получила такое приспособление, которое изменило ее жуткий характер, но предания о привидении долго ещё жили, несмотря на последовавшее разоблачение тайны. Кадеты продолжали верить, что в их замке живёт, а иногда ночами является призрак. Это было общее убеждение, которое равномерно держалось у кадетов младших и старших, с тою, впрочем, разницею, что младшие просто слепо верили в привидение, а старшие иногда сами устраивали его появление. Одно другому, однако, не мешало, и сами подделыватели привидения его тоже побаивались. Так, иные „ложные сказатели чудес“ сами их воспроизводят и сами им поклоняются и даже верят в их действительность».[17]

Интересно, что дедовщина в Михайловском замке была старше, чем призрак Павла. Мы выяснили, что в первые десятилетия существования училища, будущие инженеры и не помышляли о призраках, но специфические отношения между старшими и младшими воспитанниками упоминаются и Ф.М. Достоевским и Д.М. Григоровичем, да, в общем, практически каждым мемуаристом, вспоминающим об Инженерном училище за столетие его существования.

Сложно сказать, удалось ли Н.С. Лескову при помощи своего рассказа обратить внимание общественности на дедовщину и улучшить положение младших воспитанников училища. Но привлечь внимание к Михайловскому замку ему, безусловно, удалось. Как в случае собора Парижской Богоматери, словно возникшего из небытия для парижан после выхода одноимённого произведения В. Гюго, Михайловский замок благодаря рассказу Н.С. Лескова получил мистическое наполнение, его заметили, про него стали говорить. И всё из-за призрака, которого согласно мнению Н.С. Лескова и, видимо, его информатора, И.С. Запорожского, выдумали старшие кадеты для того, чтобы запугивать младших.