Юлия Вознесенская - Мои посмертные приключения Страница 31

— Счет, пожалуйста.

Это он услышал. Я расплатилась по карточке. Все это время наглый тип сидел, вальяжно развалясь на стуле, и разглядывал меня в упор. Я встала, и он тотчас поднялся, явно готовый следовать за мной.

— Где у вас туалет? — вполголоса спросила я официанта. Он показал мне дверь за углом стойки бара. Я пошла к туалету, а тип остался ждать меня у выхода из ресторана.

Я прошла мимо туалета и толкнула наугад какую-то дверь без надписи. Она открылась, и я увидела перед собой тесный дворик, заставленный ящиками и бочками. Быстро перебежав его, я оказалась у ворот, выходящих на другую улицу. Больше в этом городе я одна в ресторан не пойду даже ранним утром.

Я подошла к пансиону, когда уже начало темнеть. Но и здесь меня поджидали. У входа стоял незнакомый человек с белой розой в руке. Увидев меня, он подошел, улыбаясь и протягивая розу.

— Вот ваша роза!

— Какая еще роза? Вы с ума сошли?

— Еще нет. Вы просили принести вам белую розу, я и принес. Пожалуйста!

— Кто вы такой и что вам от меня надо? Я сейчас позову портье, а он вызовет полицию!

— Не сердитесь, я сейчас все объясню!

— Хорошо. Объясняйте, — я поднялась на крыльцо и коснулась пальцем кнопки звонка, но не нажала. — Ну, что вы там хотели мне объяснить? Говорите. Я даю вам три минуты.

У незнакомца сделалось такое несчастное и растерянное лицо, что мне стало его жаль. К тому же лицо показалось мне смутно знакомым.

— Я не могу объясняться с вами прямо на улице. Может быть, мы пойдем в ресторан и поужинаем вместе?

— Я уже поужинала. И к тому же мне кажется, что вы уже подходили ко мне сегодня или вчера и даже без приглашения усаживались за мой столик. Прекратите меня преследовать!

— Пожалуйста, выслушайте меня! — его голос стал умоляющим и показался мне искренним.

— Хорошо, будь по-вашему. Я вас выслушаю. Но для этого мы пройдем в бар моего пансиона, закажем кофе, и за ним вы расскажете мне, по какому праву все время оказываетесь у меня на пути. Согласны?

— Благодарю вас!

Мы вошли в фойе, и я вопросительно поглядела в глаза портье. Он помотал головой и подал мне ключ от номера. Я положила его в сумочку и направилась в бар, а мой преследователь — за мной.

Мы сели на высокие табуреты у стойки, над которой висело огромное зеркало, и заказали кофе: я — двойной эспрессо, а он — большую чашку простого кофе с молоком и сахаром.

— Я слушаю вас.

— Как вас зовут?

Стоит ли называть свое имя? Впрочем, почему бы и нет…

— Анни. А вас как?

— Юрий.

Никогда не встречала никого, кого бы так звали.

— Что вы хотели мне рассказать?

— Не рассказать, а спросить: где мы могли с вами встречаться? Мне так знакомо ваше лицо!

— Мне тоже знакомо ваше лицо. Мы встречались на улице. На днях. И не раз и не два.

— Нет, не сейчас, а раньше?

— А где вы жили раньше?

— Я жил в другой стране. Но я не помню, что это за страна и что я там делал. Я был женат на красивой и разумной женщине. Пока она была жива, все было прекрасно, я жил нормальной жизнью и был счастлив.

— У вас были дети?

— Да, сын. Но он исчез после смерти моей жены. Может быть, его взяли на воспитание ее или мои родственники? — он потер рукой лоб. — Нет, в точности я не помню.

— Как звали вашу жену?

— А в самом деле, как же ее звали? Лиззи? Марьяна? Руфь? Нет, не могу вспомнить…

— Чем вы занимаетесь в этом городе?

— Ничем… Просто стараюсь как можно веселее проводить свободное время.

— А в прошлом чем занимались?

— Кажется, я был моряком или рыбаком.

Мне часто снится море стального цвета, холодное и неприютное. А берег плоский и песчаный.

— Это может быть Балтика.

— Вы там бывали?

— Нет. По-моему, я об этом где-то читала. Теперь ваша очередь спрашивать.

— Я уже знаю, что вы вдова. У вас была какая-нибудь профессия до того, как вы попали в этот город?

— Я не помню, чтобы я когда-нибудь вынуждена была работать. Но я интересовалась искусством, ходила на выставки и, кажется, очень любила кино.

— А кем был ваш муж? Он, я думаю, был состоятельным человеком?

— Не помню. Скорее всего, да. Но он не занимался бизнесом, он был добрый и слабый человек.

— У вас были дети?

— Нет, детей не было.

— А как он погиб?

— Разбился самолет, в котором он летел домой. Или погибло судно, на котором он плыл. По-моему, мне так и не сообщили подробностей.

— Вы сказали, что любили искусство. А какую, например, музыку?

— Бах, Вивальди, Гайдн…

— Вы говорили о кино. Какие вы помните фильмы?

— Старые польские фильмы. «Пепел и алмаз», «Пейзаж после битвы», «Канал»… Помню, мне когда-то нравился русский режиссер Тарковский. «Сталкер», «Солярис»…

— Может быть, вы русская или полька?

— Определенно нет. Я ощущаю себя жительницей Западной Европы. Россия — это что-то далекое и чужое, какие-то неприятные ассоциации у меня с этим связаны.

— А какой вам запомнился пейзаж из прошлой жизни?

Я закрыла глаза, припоминая.

— Пейзаж… Знаете, мне тоже вспоминается серое море в дюнах.

— Значит, Прибалтика! Или Северная Германия! Мы с вами встречались на берегах Балтийского или Северного моря. И откройте, пожалуйста, глаза. Мне так нравится смотреть в них. Вам кто-нибудь говорил, что у вас необыкновенные фиалковые глаза?

Так он просто изысканный курортный ловелас, если не жиголо.

— Да будет вам! — я рассердилась и нарочно поглядела на него карими глазами.

— Зачем вы это сделали? Пожалуйста, верните себе естественный цвет глаз!

Как он меня утомил! Естественный цвет глаз… А почему бы и не все остальное? Ну что ж, это будет даже забавно.

Я повернулась лицом к стойке бара, чтобы увидеть отражение своего лица, когда оно изменится, и сосредоточилась, прикрыв глаза. Когда я их открыла, я увидела в зеркале изможденное безгубое лицо старухи с воспаленными блекло-серыми глазами и седыми космами, висящими вдоль провалившихся щек.

— Это ты! Я нашел тебя!

Я обернулась к моему собеседнику. Он глядел на меня счастливыми глазами.

— Ты меня не узнаешь? Это же я, я! Ты звала меня Лопоухим!.. Смотри!

Он на миг закрыл глаза. Лицо его исказилось, поплыло, а потом превратилось в обтянутый пергаментной кожей череп с огромными торчащими ушами. Он открыл свои глупые зенки, и из них градом посыпались слезы.

— Лопоухенький! Чудище мое бесценное! Где же тебя носило?

Мы вскочили, роняя стулья, и бросились в объятия друг друга.

Глава 10

Мы поселились в белой вилле на холме, неподалеку от моря, и больше друг с другом не расставались.

Днем мы бродили по городу, гуляли в парках, ходили на пляж. Облики спортивного красавчика и холеной леди мы сбросили с себя, как надоевшие карнавальные костюмы, и ходили по городским улицам в своем подлинном виде, похожие на двух старичков, сбежавших из приюта. На нас с удивлением посматривали прохожие, а некоторые откровенно смеялись и указывали на нас пальцем. В городе, где каждый мог принять любую внешность и менять ее так же легко, как меняет туалеты кинозвезда, такое не носили. Но прежний облик был нам дорог еще и потому, что вместе с ним к нам вернулась память.

— Ты очень красивая! — по десяти раз на день говорил мне Лопоухий, и его лягушачий рот умильно растягивался до ушей, а глаза сияли, как звезды. И мне была привычна и дорога каждая складочка на его нелепых ушах.

Вечера, а часто и добрую половину ночи, мы проводили у себя на веранде, сидя в плетеных креслах, глядя на сверкающий внизу город и предаваясь воспоминаниям. Мы вновь и вновь вспоминали пережитое вместе: жуткий лагерь, где мы узнали друг друга, бегство и полную опасностей жизнь в убогой каменной лачуге у черной скалы, потом долгий путь через пустыню и унылую жизнь в сером городе у серого моря.

— Помнишь, как ты сердилась, когда я сказал, что море должно быть синим?

— А ты помнишь, как смешно мы называли стулья? — «То, на чем сидят».

Опасный переход по дну моря теперь казался уже не таким страшным, ведь в конце концов все закончилось хорошо. Лопоухий рассказал, что он тогда сумел выбраться на берег сам и вынес меня на руках. Вынес, положил на песок и попытался привести в чувство, а потом отвлекся и ушел, позабыв меня на берегу. Он очень в этом раскаивался.

Лопоухий полюбил мои рассказы о Рае, о жизни в Долине, о моей райской семье. Он мог их слушать без конца, и мне приходилось повторять их помногу раз.

— Но ведь тут тоже хорошо, правда? — неизменно заканчивал он беседы о Рае. — Теперь мы никогда не расстанемся и вечно будем жить в этом городе, правда? — Но в его глазах была тревога.

Я успокаивала его как могла. Я видела, он понимает, что мне совсем не нравится этот роскошный благополучный город. Если бы не он, я бы давно ушла отсюда куда глаза глядят. Я могла бы разведать, например, что там находится за скалами, замыкающими бухту с одной стороны. Или предпринять путешествие по берегу моря, уйти за цепь городских и диких пляжей. Но я боялась даже начинать об этом разговор.