Лаура Джексон - Смерти нет, я знаю! Правдивая история о том, что нас ждет за последней чертой Страница 31

– Нет-нет, Кэти мне совершенно определенно сказала, что хочет газовую плиту. Винтажную такую, с красными кранами. Я точно помню.

И Джим установил плиту, которую выбрала Кэти.

Вскоре после этого Джим возвращался с семейного ужина. Он вел машину по шоссе 101 возле Шелл-Бич. Вдруг в поле зрения мелькнуло что-то яркое. Джим поднял взгляд и сквозь лобовое стекло увидел в темном небе два метеора, прочертивших небо над пляжем. Они были невероятно яркие и падали очень быстро, и Джим подобрался в ожидании ударной волны. Он на мгновение перевел взгляд на шоссе впереди, а когда снова посмотрел на небо, метеоры уже исчезли. Небо было ясное. Можно было подумать, будто Джиму все это привиделось.

В тот вечер Джим заехал к брату Кэти и спросил, не слышал ли тот новостей о двух огромных метеорах в районе Шелл-Бич. Шурин ничего не слыхал, как и никто другой из опрошенных Джимом.

А через пару недель Джиму позвонил его сын, Кевин.

– Мне нужно кое-что тебе показать, – заявил он.

Кевин приехал к отцу и привез видеозапись сеанса, который его жена Марин прошла с медиумом-ясновидящей. Этим медиумом была я.

Так получилось, что наш с Марин сеанс состоялся всего через пару-тройку часов после того, как Джим видел метеоры.

– Просто посмотри, – сказал Кевин. – Доверься мне.

Отец с сыном смотрели запись вместе. Почти сразу Джим заметил, что я жестикулирую как-то очень знакомо. Это были жесты Кэти.

Он подался вперед и внимательно слушал, как я описываю череду семейных событий, рождений, встреч – в точности так, как их описала бы его жена.

– Откуда она может все это знать? – поразился Джим. – И почему она ведет себя как Кэти?

Еще час он слушал, как говорит – через меня – Кэти.

В конце сеанса Марин задала мне вопрос:

– Скажите, Кэти пыталась как-то связаться с Джимом после того, как покинула земной мир?

Джим затаил дыхание. То, что он слышал и видел, не укладывалось у него в голове. И все же он должен был услышать ответ.

– Да, конечно, – ответила я на вопрос Марин. – Кэти пыталась, и не раз и не два. Но едва ей удается протянуть к нему ниточку, как он все глубже и глубже проваливается в темноту. Она не хочет делать ему больно, но не оставляет попыток. Она уже всё перепробовала. Говорит, даже метеоры в ход пустила!

Джим вскочил.

– Я должен увидеться с этой женщиной сам! – воскликнул он.

Наш с Джимом сеанс состоялся, когда с момента ухода Кэти прошел почти год. Мы встретились в доме родителей Марин в Хантингтон Стейшн на Лонг-Айленде. Я ничего не знала об этом человеке, только то, что год назад у него умерла жена. Он заметно нервничал. Высокий, с копной седеющих волос и улыбкой в глазах. Он был немолод, но в нем проглядывало нечто мальчишеское. Лицо открытое и дружелюбное, а энергия порывистая, но устойчивая. С таким человеком хочется быть рядом. Но я чувствовала и огромную глубину его печали.

Мы сели, и я минуту-другую считывала его энергетику. Затем очень быстро я почувствовала, как проявилась его жена. Она показала мне очень четкую картинку.

– Ваша супруга показывает мне, что дом ваш пребывает в разорении, – сообщила я. – Стены снесены, полы содраны, потолок снят. Все вверх дном.

Джим поднял голову и улыбнулся. Ремонт был в разгаре. Стены, пол, потолок – все было, как я описала.

– Кроме того, я вижу нечто вроде плиты, – продолжала я. – Плиту с красными кранами.

Джим заплакал.

А Кэти одну за другой сообщала мне подробности, подтверждавшие ее присутствие. Например, показала отпечаток ладони на стене.

– Кэти показывает мне отпечаток ладони на кухонной стене и говорит, что видит, как вы касаетесь стены в кухне.

Джим покачал головой и улыбнулся.

– Кухня была ее самым любимым помещением во всем доме, – объяснил он. – Каждое утро, входя в кухню, касаюсь стены за нее. Каждое утро.

– Кэти ценит это и передает вам, что касается вас в ответ.

Затем Кэти показала мне маленькую вещицу в ящике комода – бутылочку с лаком для ногтей.

– Кэти смеется, – передала я Джиму. – Она смеется и говорит: «Поддразни его, мол, зачем это ему мой лак для ногтей?».

Теперь рассмеялся и Джим.

– Кэти права. Я сохранил ее лак. Держу его в гараже. Он такого же оттенка красного, что и моя машина. Поэтому я использую его всякий раз, когда надо подкрасить капот.

Было что-то очень трогательное в том, что он сохранил этот лак для ногтей. Когда-то флакончик принадлежал ей, а теперь принадлежит Джиму, и до чего по-разному они его применяют, но для обоих это важная и ценная вещь. Крохотный пузырек стал стежком, сшивающим воедино ткань их жизни – по-прежнему соединяющим их вопреки времени и пространству.

Мы с Джимом проговорили больше часа. Кэти поделилась еще множеством личных подробности. Джим всё качал головой, поражаясь тому, откуда я могу знать такие вещи. Разумеется, я их не знала. Я лишь передавала их Джиму со слов Кэти.

Когда сеанс кончился, Джим был потрясен. Он поднялся, пару раз глубоко вздохнул, а потом обнял меня.

– У меня такое ощущение, будто я поговорил с самой Кэти, – признался он. – Думал, больше никогда с ней словечком не перемолвлюсь.

Джим попросил меня провести еще один сеанс, но я знала, что необходимости в этом нет.

– Я вам больше не нужна, – сказала я. – Чтобы поговорить с Кэти, посредник вам больше не требуется. Вам нужно лишь осознанное внимание к тому, что вас окружает. Если происходит что-то необычное, присмотритесь повнимательнее.

Джим отправился домой, завел особую тетрадь и начал записывать все, что казалось ему необычным. Так он записал историю с розовым кустом, подаренным Кэти коллегами в честь выхода на пенсию. Джим и Кэти посадили куст перед домом, и после кончины Кэти куст вдруг расцвел небывало пышным цветом. Розы на нем были ярче и крупнее всех прочих цветов в саду.

Записал он и случай, связанный с годовщиной их с Кэти свадьбы. Джим и его сын Скотт отправились в ресторан, где давно не бывали, и первое, что они увидели в меню, была необычная закуска: «Креветки в медово-ореховом соусе» – любимое блюдо Кэти.

Записал и как однажды возился в гараже, и вдруг внутрь влетел белый голубь. Птица села на крышу машины и посмотрела на него, а он уставился в ответ. Так они и глядели друг другу в глаза, долго-долго, а потом голубь улетел. Джим посмотрел ему вслед и сказал вслух, самому себе, но громко и отчетливо: «Это была Кэти».

Джим даже вернулся на работу: занял пост почетного геолога и продолжил исследования в калифорнийской Долине Смерти. В Долине Смерти нет ни деревьев, ни холмов, ни клочка зелени. Однако для Джима Долина Смерти – место красивое и надежное, полное интересных скал и различных пород минералов, которые можно подержать в руках. Но среди голого бурого ландшафта Джим отыскал нечто, столь же реальное для него, как камни и земля. Он отыскал Кэти.

– У меня такое ощущение, что там она со мной, – признается Джим. – Как будто она постоянно со мной, и мы все время общаемся. Мне кажется, что наша любовь такая же, какой была всегда.

Теперь Джим верит в то, что наука доказать не может, – что настанет день, когда они с Кэти снова будут вместе. Сеанс открыл ему глаза и сердце.

– И теперь я могу представить себе, что мы с Кэти еще воссоединимся, – говорит он. – Теперь у меня есть опора, которая помогает жить дальше, жить так, как хотела бы для меня Кэти.

Джиму больше не требуются яркие знаки наподобие двух метеоров, прочертивших ночное небо. Ему достаточно увидеть белого голубя. Или «креветок в медовом соусе» в меню. В сущности, ему достаточно увидеть что угодно, лишь бы напоминало о Кэти и их любви.

«Думаю, Кэти бы мной гордилась, – утверждает Джим. – Да что там, я знаю: она мной гордится».

Когда ремонт был закончен, Джим привинтил на входную дверь изящную бронзовую табличку с гравировкой: «ДОМ КЭТИ».

Уиндбридж

Стремление найти свое место в мире никогда не покидало меня. Как учитель я побуждала своих подопечных упорно овладевать знаниями, а как медиум-ясновидящая применяла этот урок на практике. Многие серьезные вопросы по-прежнему требовали ответа.

Фран и Боб Гинзберги посоветовали мне заглянуть в Уиндбриджский Институт прикладных исследований человеческого потенциала, научное общество, посвященное изучению явлений, на данный момент необъяснимых в рамках традиционных научных дисциплин. Одним из основателей базировавшегося в Аризоне института была доктор Джули Бейшель, она же руководила исследованиями. Двое медиумов Фонда вечной семьи, Джоан Гербер и Дорин Моллой, уже прошли Уиндбриджскую сертификацию. Идея применить свой дар не только в помощь скорбящим, но и на благо науки мне очень понравилась.

В программном заявлении Уиндбриджа говорится, что общество «озаботилось вопросом: как применить потенциал, заложенный в нашем теле, сознании и духе? Способны ли мы исцелять друг друга? Самих себя? …Способны ли мы общаться с ушедшими близкими?»