Лоллий Замойский - Масонство и глобализм. Невидимая империя Страница 32

У них царила оккультная вера в «панацеи», «озарения», общение с потусторонними силами. Как писал один русский историк: «Маленьким фаустам XVIII века не хватало очень многого, чтобы стать подлинными Фаустами — и прежде всего способности к самостоятельной мысли и энергии». Они тешили себя миражами о принадлежности к «тамплиерам», мечтали о тевтонском рыцарстве. Мечтания эти были далеки от прогресса, по сути своей реакционны. Позже мы увидим, какой поворот совершила эта полузадушенная и искаженная общественная мысль, когда от состояния приниженности она сделала скачок к идеям национального высокомерия и расизма.

Пожалуй, лишь в секретном обществе «иллюминатов» Адама Вейсгаупта в Баварии теплились идеи освобождения от тираний и монархий. Но само общество по организационным принципам было точной копией ненавистной Вейсгаупту организации иезуитов, до этого фактически правившей в Баварии. Идея Вейсгаупта привлечь к делу свержения тирании самих европейских государей и даже римского папу говорила о внутренней слабости «иллюминатов». Да и сами инструкции Вейсгаупта свидетельствовали об иезуитской технике: «Наши люди должны быть предприимчивы, ловки, вкрадчивы… Ищите, прежде всего, знатных, могущественных, богатых. Иногда необходимо даже унизиться, чтобы получше овладеть человеком». Но несмотря на все эти предосторожности, на шифрованный язык членов ложи, оформившейся в 1781 году в Ингольштадте, она уже в 1785 году была закрыта, а «Спартак» — Вейсгаупт вынужден был бежать под защиту знатного покровителя в Регенсбур.[63]

И хотя «иллюминатам» нередко приписывали большое международное влияние, такое мнение скорее основано на отношении к их тираноборческим идеям, чем соответствовало их реальному весу.

Глава 5

От зависимости к самостоятельности? Особенности российского масонства

Вернадскому отказано в доступе к архивам Швеции и Германии. — «Братья» проникают в царские покои. — Поворот к просветительству. — Екатерина запрещает ложи. — Неудобный П. — Вторичный запрет. — Тень «европейской Карбонады». — Пушкин и масонство. — Злоключения Пьера Безухова. — Легенда о великом инквизиторе.

В самый канун революционных событий, в 1917 году, в Петрограде вышла книга Г. Вернадского «Русское масонство в царствование Екатерины II». Она добавилась к ряду исследований русского масонства; уже имелись труды А. Пыпина «Масонство в России», двухтомник «Масонство в его прошлом и настоящем» (1914–1915), под редакцией С. Мельгунова и Н. Сидорова, где обстоятельно разбиралась также история международного масонства, работы Я. Барскова, М. Лонгинова, В. Семевского и других. Г. Вернадский воспринял от отца, известного ученого, увлечение загадками Космоса, вопросами эволюции живого вещества на Земле, вообще крупными, глобальными проблемами, и решил обратиться к теме масонства. Это был не очень удачный момент для публикации: власть в России переходила как раз к масонам, в лице Керенского и министров его правительства. Позже, в 1925 году, будучи в США, где он преподавал в Йельском университете, Вернадский сам вступил в ряды масонов, но в тот период, работая над упомянутой книгой, он старался быть объективным и обратился за помощью в архивы Швеции и Германии, которые весьма активно в екатерининские времена контактировали с российскими «братьями». К величайшему удивлению, он получил отказ к доступу в эти архивы, хотя речь шла о событиях весьма отдаленных. Причем в момент просьбы Россия еще не была в состоянии войны с Германией, не говоря уже о вполне мирных отношениях с нейтральной Швецией.

Некоторые секреты не теряют своей остроты за давностью лет. Так было и в отношении масонских битв екатерининских времен, которые и привели к первому в истории России запрету масонских лож в 1792 году. В этот период, независимо от ритуальных особенностей, центры европейского масонства соперничали друг с другом в борьбе за влияние на ложи России. Немецкое «тамплиерство» Карла Хунда боролось в Москве и Петербурге с влиянием немецко-шведской системы Иохана Вильгельма Циннендорфа, оспаривая прерогативы «материнской» ложи Англии, первой проложившей дорогу в Россию. Многие их представители находились на службе у русских царей, образовали своего рода кланы при дворе. Масонские ложи служили теми клубами, через которые они могли лучше наблюдать за внутренними процессами в Петербурге и Москве, продвигать близких им лиц к власти, имея в виду не только интересы своей прослойки, но и более крупные.

Швеция, например, веками боролась с Россией, мешая ей выйти к морям — Балтийскому и Баренцеву. Петр I сумел прорвать шведскую блокаду, утвердив на Неве свою столицу, а на севере укрепив Архангельск. Карл XII попытался было оторвать от России западные земли, но после битвы под Полтавой был вынужден ретироваться.

«Масонские дипломы, — писал Г. Вернадский, — служили отличными паспортами для проникновения в среду петербургской иностранной колонии, ключом к внедрению в среду русских купцов и вельмож». Каждая из конкурирующих сторон действовала по-своему. Шведские монархи, вступившие в масонство (они патронируют ему и по сей день. — Л. З.), были поклонниками системы «строгого чина», разработанной Циннендорфом. Она предусматривала беспрекословное подчинение «братьев» вышестоящим ступеням, а созданных по этой системе лож—»материнской», во главе которой стояли шведские монархи. Такого рода подчинение предлагалось работавшим по системе Циннендорфа ложам в России.

В распространении немецких систем особую активность еще в 40-х годах XVIII века проявляли прусские масоны во главе с Фридрихом II, являвшимся гроссмейстером ордена. Ему даже удавалось завербовать в свой орден ряд представителей высшей русской знати. От них потребовали выполнять функции, которые мало чем отличались от шпионских.

Берлинская ложа «К трем глобусам», которой руководил Фридрих II, контролировала работу значительной части русского масонства и даже хранила их архивы. Позже в Петербурге и Москве немцы стали распространять свой обряд «строгого чина» барона Хунда, включавшего высшие, «тамплиерские» степени.

Деятельность орденов окупалась сторицей. Ставка делалась на наличие в среде аристократии немалого числа обращенных в русское подданство иностранцев и на моду русской аристократии рядиться в чужеземные камзолы. Особенно притягательными были царские покои. В неспокойной нашей истории дворцовые перевороты приводили на трон лиц, еще вчера находившихся в безвестности, в том числе иноземцев и иноземок. Они становились могущественными, самодержцами. При их дворах иностранцам было куда уютнее, чем коренному населению. Нередко берлинский, лондонский, шведский послы имели в Петербурге родственника, командующего армией или флотом России. Это позволяло, особенно после ухода со сцены Петра, проводить в чужой стране чуть ли не собственную политику. А на помощь приходили и масонские организации самой России.

Распространена версия, будто масонство в России появилось в годы царствования Петра I. Связывают это со знакомством императора во время визита в Англию в 1698 году с сэром Кристофером Реном, специалистом по масонству. Согласно этой версии, Петр, возвратившись в Россию, основал ложу, во главе которой встал Лефорт, и в которую входили сам царь и генерал Патрик Гордон. А позже Петр якобы преобразовал ложу в секретное общество под названием «общество Нептуна» с участием того же Лефорта, Феофана Прокоповича, князей Меншикова, Черкасского, Апраксина и Голицына, а также двух шотландцев — генерала Джеймса Брюса, увлекавшегося химией и астрономией и имевшего репутацию колдуна, и Генри Фаркуахэрсона, математика, выписанного Петром I из Англии.

Версия эта подверглась критике в самой Англии, причем со стороны наиболее квалифицированной части историков масонства. Речь идет об исследователе Специальной исторической ложи Quatuor Coronati Lodge — ложи Четырех коронованных — А. Г. Кроссе. Кросс считает, что эта версия была «придумана позднейшими поколениями российских масонов, распевавшими “Песнь Петру Великому” Державина на заседаниях своих лож». «Апокрифический характер этой истории проистекает не только из отсутствия последующих доказательств, но и из сомнительного масонского статуса Кристофера Рена, которого русские историки, опираясь скорее на германские, чем на английские, источники, упорно называют «известным основателем английского масонства». Кросс пришел к такому выводу, работая над фондом славянских документов Оксфордского университета.[64]

Масонство начиналось в России действительно как англоязычное, когда с 1731 года Великой ложей Англии Провинциальным Великим магистром Российской империи был назначен Джон Филлипс, капитан, находившийся на русской службе. Состояла российская ложа только из иностранцев. Преемником Филлипса был англичанин Джеймс Кейт, генерал русской службы. Русских стали принимать в ложи только с 1741 года при Джеймсе Кейте. Бравый шотландец сбежал в Россию от преследований у себя на родине (он был «якобитом»), но брат его Джон оставался в Англии и являлся там Великим мастером. Третий брат — Роберт с 1758 по 1762 год был послом Англии в Петербурге. К тому времени «русский» Кейт, в честь которого наши отечественные масоны даже сложили песню-здравицу, стал «прусским», перейдя на службу в Берлин. Через два года, он, погиб в о время Семилетней войны. В Берлин прибыл и четвертый брат — генерал, служивший Фридриху II, гроссмейстеру прусского масонства.