Даниил Андреев - Железная мистерия Страница 34

Голос Яросвета

Рати! вторгайтесь

лучами

без страха

К первосвященнику дьявольских месс!

Голоса Синклита

– Архистратиг наш к обителям мрака

Мчится с оружием наперевес.

– Токами света сдвинуто капище,

Сорваны пугала песьих личин.

– Хлопают по ветру пестрые

рубища,

Строй потаенных машин

обнажен.

– Силятся светом слепимые скопища

Скрыть в глубине тайновесы причин.

– Поздно! Жрецы волокутся по требищу,

Пастырь лжемифа

разоблачен!

Голос Великого Игвы

Разоблачен я?… Что рядом с вашим,

Мой вышний ум,

Прозревший все – от райских башен

И вниз, в Уппум?!

Игва впадает в исступление

Миг настает: моя трансформа.

Уж плоть – как дым;

К тебе, Гагтунгр, к тебе, Фокерма,

Взойду живым.

Погиб Друккарг, но будет новый

Подобный град,

Одет неслыханною славой

Тысячекрат.

Преображаясь, лью прощально

Вино – полынь

В Энроф – по стогнам ближним, дальним…

Аминь! Аминь!

Великий Игва появляется на острие конуса с двурогим сосудом в руках.

Сжав, берегла тебя колба;

рванись

Пламя Гагтунгра!

Игва выплескивает сосуд в пространство. На вершине городской

Цитадели, превратившейся в закругленный конус, является Жрец черного

кристалла с факелом в руках:

– Стань же, Энроф,

обезжизнен и ржав,

Гол, точно тундра!

Жрец повергает факел вниз, сигнализируя этим Речному форту.

Эхо в войсках Речного форта

Эй вы, столицы держав!

Берегись!

Полундра! полундра!

С форта раздается рокочущий гул орудий – жерлами на все четыре стороны горизонта. Становится светло, как днем: по ту сторону разбитых гор со всех сторон встают фантастические зарева. Великие города

чужеземных стран дематериализуются. Игва воздевает руки к подземному солнцу – Антикосмосу. Материальный состав его тела вступает в великую трансформу. Как бы тая на глазах, он начинает свое вознесение заживо на диск подземного солнца.

АКТ 10. ПЕПЕЛИЩЕ

Уицраор Устр

Проклятый! Выродок миров!

Так пусть

Друккарг сгорит

и станет слой ваш пуст.

Устр распарывает свое туловище, вырывает сердце и, залив его кровью капище, поникает без жизни, подобно опустошенной оболочке воздушного шара. Инфрабазальт капища вспыхивает как солома. Огонь во мгновение ока охватывает Друккарг со всем его населением. Вой игв заглушается гудением огня и гулом разрушения. В ту же секунду в городе на поверхности земли удар термоядерного оружия обрушивается на Речной форт. Форт и вся сосредоточенная там армия превращаются в зарево – иссиня-белое, малиновое и, наконец, фиолетовое. Земля расседается. Цитадель пошатывается, но удерживается, как монолит. Город прорезается из конца в конец трещиной. Из трещины поднимается нечто, отдаленно напоминающее исполинский туманный гриб; оно как бы раскачивается на своем стебле. С каждой секундой становится отчетливее подобие головы, увитой лилово-черным развевающимся покрывалом. Голова делает мотающиеся, маятникообразные движения, амплитуда их возрастает. Голова ширяет то в один, то в другой квартал, то припадая к земле, то взмывая выше небоскребов.

Голос Велги

Наконец-то хлестнет

в храм

кровь

бешеная!

Выхожу госпожой

к вам

в мир

прошеная.

Войска международной армии звереют.

Громим предместья, рельсы гнем -

рвем

в скрежете

Цеха на части – топчем сад -

мнем

пажити, -

– Бей! A la guerre comme a la guerre…*

рушь

в крошево,

– Напалмом жги – Brulez lа terre! **

– Жарь

заживо!

* На войне как на войне! (фр.) – (Ред.)

** Жги землю! (фр.) – (Ред.)

Голос Укурмии

Не поглумимся

над погибающими

во брани!

Рабам развенчанного безумия не отомстим:

Тот, кто мечтал об ослепительнейшей короне,

Уже повергнут,

и тьма распластывается

над ним.

Голоса командиров

– Но он – тиран, он превзошел

всех

зверствами!

– Он сам заставил все сердца

стать

черствыми!

– Нерасторжимо здесь с добром

зло

спутано,

В один рыдающий комок

сплошь

смотано…

Уцелевшие горожане стараются забиться в самые глубокие убежища.

Крики среди банд,

добивающих сторонников великого государства

– Конец их игре скоморошьей!

– Весь мир довели до удушья…

– Всех гнали в утробу молошью.

– Пищите ж

раздавленной мышью!

Возгласы в отряде изгнанников отечества,

влившихся в международную армию

– А где ж знаменитый каналище?

– Боже, везде – зола…

– Пылают книгохранилища…

– Соборы, дворцы – дотла…

– Разваливаются заводы…

– С плавилен хлынула медь…

– Прости нас, Ангел Народа!

– Пойми, Пресвятая Мать!

Голос Карны

Больно, владыки судилища! больно!

Уж ни палат, ни садов, ни жилья…

Русь моя! край мой многострадальный!

Распятая надежда моя!

Я ли предчувствий не посевала

В мудрости лучших,

в тоске матерей,

Я ль не пророчила, не предвещала

Лютого мстителя из-за морей?

Голоса Синклита

– Кровь дохлестнула до стен Собора,

До пьедесталов священных лир.

– Горе! впервые – в бликах пожара

Храм Солнца Мира, алтарь, потир.

– Горе! до сердца Шаданакара

Вздрогнуло все бытие,

весь мир.

Голос Стэбинга

Но Цитадель – прочна, как твердь!

Враг -

жив,

Пред ним робеет даже смерть,

град

сжав!

Кто вгрызся там в глубинный пласт,

как крот?

Кто там таится во весь рост?

кто скрыт?

Голос Укурмии

Оставь ее! Пусть броневой

тот холм,

Размыв, поглотят времена

в глубь волн…

Стэбинг

Нет! Пусть мне погибель,

муки,

вечный гнет,

Но жить с врагом в одной вселенной?

Нет.

Подобно Устру, Стэбинг вырывает свое сердце, бросая его в пылающий Друккарг. Пламя усиливается во много раз. Материальный четырехмерный слой, в котором пребывало античеловечество России, перестает быть. Кажется, точно диски подземных лун, сорванные с орбит, закатываются за горизонт. В то же время молния сверхъестественной силы поражает Цитадель наземного Города. Бронированный конус разламывается пополам, как ореховая скорлупа. Немалую долю секунды внутри мелькает контур чудовищного червя, с подобием черт лица, вздыбившегося винтом. Кажется, что он готов, ища спасения, ринуться прямо на разоблачителей. Но воспламеняется все – его тело, земля, сам воздух. Нестерпимую для глаз вспышку сменяет тьма, затапливающая весь Средний слой мистерии. Но в Нижнем – в том пустынном мире, где совершались битвы уицраоров, предстает демиург Яросвет. Ничего схожего с человеческим обликом нет в нем; единственное, о чем можно помыслить, это о белом блистании, как бы коронованном золотыми пламенами.

В Навне, виднеющейся поодаль как голубое зарево, едва уловимо намечается абрис женского образа. То, что говорит Яросвет, выразимо лишь средствами музыки. Это – невмещаемая в словах мука сознания своей вины: вины того, кому был вверен сверхнарод российский и кто, создав некогда род уицраоров как щит от внешнего врага, этим завязал узел великой исторической трагедии. Музыкальное звучание, которым отвечает Навна, говорит об идее искупления. Тогда демиург направляет световое оружие на самого себя. Совершается нечто, схожее с рассечением груди. Видится так, как если бы освобожденные светящиеся волны ринулись из медленно поникающего, погасающего их вместилища вниз и вверх, по всем измерениям пространства. Космос метакулыуры вздрагивает весь, сверху донизу, Навна склоняется, собирая часть этих кровавых струй в нечто, подобное эфирной чаше. Видение обрывается. Во мраке слышны новые и новые судороги пластов, подобные землетрясению. Слабее и слабее, глуше и глуше. На фоне мрака возникают несколько слабых красноватых точек огня. Становятся различимы маячащие возле них человеческие тени и завихрения снега, опускающегося вокруг. Уясняется, наконец, что это – пепелище на месте великого города и уцелевшие его обитатели у бездомных костров. Мрак становится менее густым: это отсвечивает снежный покров, укутывающий пепелище. Посвистывает ветер. Где-то поодаль, то приближаясь, то удаляясь, пиликает гармоника.