Бхагаван Раджниш - Заратустра. Смеющийся пророк Страница 36

Заратустра говорит: Враждебен я Духу Тяжести, поистине, смертельна, непримирима, исконно вражда моя! — все мистики таковы. Мистицизм можно определить как борьбу против Духа Тяжести.

Я могу теперь спеть об этом, и хочу петь: хотя один я в пустом доме, и придется петь песню для собственных ушей.

Есть, конечно, другие певцы, у кого только в полном доме голос делается мягким, жест — выразительным, взор — красноречивым, сердце — бодрым: но я не похож на них.

Тот, кто научит людей летать, сдвинет все пограничные камни; сами эти камни заставит он воспарить, и новым именем назовет землю — именем "легкая".

Для начала нужно составить некоторое представление о том, из чего складывается в вас Дух Тяжести.

Любая собственность делает вас тяжелым, не позволяет летать; она отнимает у вас крылья. Я не против пользования вещами. Пользуйтесь, сколько хотите, но не обладайте вещами, потому что в тот момент, когда вы начинаете владеть чем-либо, вы, не зная этого сами, становитесь собственностью этих вещей. Человек, который желает только денег, вскоре обнаруживает, что стал пленником своего собственного состояния. Он по привычке считает себя собственником, но, в конце концов, обнаруживает, что он — собственность.

Есть одна суфийская история. В маленькой хижине, совсем крохотной, жил один суфийский мистик со своей женой. Среди ночи — шел дождь, было это в темном лесу, диком и опасном — кто-то постучал в дверь. Жена была у двери, она спала. В хижине было не так уж много места, его едва хватало для двоих.

Муж сказал:

— Открой дверь. Ночь темна, в лесу полно диких зверей. Кто-то сбился с пути. Ему нужно убежище. Жена рассердилась. Она ответила:

— Но в нашей хижине нет места! Мы с тобой здесь едва помещаемся!

Мистик засмеялся и сказал:

— Это не королевский дворец, — каким бы большим он ни был, дворец всегда меньше хижины бедного мистика. Двое могут спать, а трое прекрасно усядутся. Мы будем сидеть, разговаривать, рассказывать истории и петь. Ночь так прекрасна и тиха; и даже в дожде есть своя музыка. Открой дверь!

Жена открыла. Насквозь промокший человек вошел и сказал:

— Мне неловко беспокоить вас. Я заблудился, и нигде не видно никакого света, кроме огонька в вашей хижине. Я понимаю, что она слишком мала, но у меня не было другого выхода. Снаружи очень опасно. Лес полон диких зверей.

Мистик сказал:

— Ничего страшного; здесь достаточно места. Двое могут спать, трое могут сидеть. Мы редко выходим и не слишком много знаем о мире. Мы рады вам. Вы расскажете нам то многое, что знаете о мире, а мы будем слушать. Мы умеем петь песни — мы подарим их вам, и ночь пролетит быстро; почти полночи уже прошло. Пожалуйста, закрывайте дверь и будьте как дома; не волнуйтесь о том, что причиняете нам неудобства. Вы удостоили нас большой чести; вы дали нам возможность принять гостя; вы сделали нас богаче. Мы очень бедны — гости никогда не стучат в нашу дверь. Наши сердца взволнованы.

Человек сел. Мистик запел песню; она была так прекрасна и так созвучна дождю, так гармонировала звучащей тишине леса. И тут еще кто-то постучал в дверь. Мистик сказал гостю:

— Вы сидите у двери, откройте, пожалуйста. Кому-то нужен приют; ночь опасна.

Но человек, который сам всего несколько минут назад просил убежища, рассердился. Он сказал:

— Что вы хотите сказать? Здесь нет места. Мистик ответил:

— Это не королевский дворец, в котором всегда недостает места. Это маленькая хижина бедного мистика. Мы сидим; трое могут сидеть свободно. Четверым придется сесть потеснее, поближе друг к другу. И это настоящая радость — чувствовать тепло и любовь другого человека: ведь ночь холодна. Это желанный гость. Откройте же дверь! Вспомните, несколько минут назад вы сами были в таком же положении.

Первый гость нехотя открыл дверь. Второй человек тоже потерял дорогу в лесу; он сказал:

— Простите меня, я ничего не мог поделать; иначе я не постучался бы к вам. Я видел, что места очень мало, и здесь уже сидят трое.

Мистик ответил:

— Ничего особенного. Мы сядем чуть поближе. Между троими оставались промежутки; между четверыми их не будет. Чувствовать любовь друг друга, чувствовать тепло друг друга, чувствовать жизнь друг друга — такая радость! Мы вам рады. Закрывайте дверь и садитесь.

Теперь хижина была полностью занята. Мистик запел другую песню, и когда он кончил, в дверь снова постучали, и этот стук был совершенно не похож на обычный. Все вздрогнули. Они знали, что мистик впустит любого, кто стучит в его дверь. Мистик сказал:

— Откройте дверь. Это один из моих друзей — осел, живущий поблизости, дикий осел.

Оба гостя и жена были в гневе; они закричали:

— Ну, это уж слишком! Это невыносимо. Здесь нет места даже для того, чтобы сидеть удобно, а ты хочешь пустить еще и осла?

Мистик сказал:

— Сколько раз я должен вам повторять, что это — хижина бедного мистика? Здесь всегда есть место, нужно только поискать. Мы сидели; теперь мы будем стоять. Да и ночь уже почти на исходе. Скоро рассвет. Откройте дверь и впустите гостя — неважно, человек это или осел. По-моему, нужно приветствовать любого, кто нуждается в приюте. И вы прекрасно знаете: несколько минут назад вы были в таком же положении.

С большой неохотой второй гость открыл дверь. Вошел осел, с которого стекали потоки воды, и мистик сказал:

— Бедный ослик, ему нужна наша помощь. Давайте пропустим его в середину, а сами встанем вокруг. Он немного согреется. Вы, наверное, не знаете, что он любит мои песни. Я спою особую песню в его честь. Закройте дверь.

Все были в замешательстве. Он запел песню, и осел слушал очень внимательно.

А утром... они разошлись. Когда они собирались уходить и благодарили хозяина за гостеприимство, он сказал:

— Дело не в этом — вы оказали мне честь. Вы заставили меня почувствовать себя хозяином дворца. Простите же меня: я не мог предоставить вам достаточно места, ведь одновременно пришло так много гостей. Но всегда помните: пространство — вопрос вашего духа. Дело не в физическом пространстве; это вопрос духовной вместимости.

Этот мистик неподвластен закону притяжения, который тянет людей вниз. Его отношение к проблеме показывает, что у него есть крылья. Дух Тяжести не может вмешаться в его жизнь.

Всякий раз, когда вы чувствуете, что делаете нечто вредное, когда вы делаете что-то только из лицемерия, когда вы делаете что-то такое, что есть лишь игра, притворство, неподлинное, неискреннее, когда вы не правдивы, — вы падаете вниз, вы теряете высоту. Когда вы чувствуете ревность, когда вас наполняет ненависть, насильственность, гнев, ярость, вы можете даже почувствовать это — вы становитесь тяжелыми. Ревность делает вас тяжелыми, гнев делает вас тяжелыми, эгоистические претензии делают вас тяжелыми.

Это можно почувствовать и почти точно разделить — что делает вас тяжелыми и что делает вас легкими. Любовь делает вас легче, доброта делает вас легче, сострадание делает вас легче, безмолвие делает вас легче, радость делает вас легче. Все, что делает вас легкими и невесомыми, помогает вам освободиться от плена.

Но человек настолько слеп, что порой ведет себя невообразимо. Я слышал: двое мужчин ехали работать на далекую Аляску. Вот и последняя деревня; вполне возможно, что дальше им не встретится ни один человек. Они покупали все, что им может потребоваться на три-четыре месяца работы на Аляске. Это были неординарные люди: оба — ученые-исследователи, они отправлялись в научную экспедицию.

Хозяин маленькой лавки, где они покупали все необходимое, предложил им:

— Может быть, вы думаете, что не мое дело — советовать вам, но я знаю Аляску; мне известно, что вы не встретите там ни одной живой души. Это последний населенный пункт. Вы отправляетесь в глубокое безлюдье. Очень возможно, что вы начнете скучать по своим женам, но вы не сможете найти там женщин. Как раз для людей, которые отправляются на работу в безлюдные места, у меня есть резиновая женщина, надувная. Это произведение искусства. Вам нужно только надуть ее; насос прилагается. Вы будете приятно удивлены: вы никогда не видели такой красивой женщины, с таким прекрасным пропорциональным телом. Один мужчина заявил:

— Все это ерунда. Не слушай этого человека — это просто глупо.

Но второй ученый заинтересовался. Он сказал:

— Я куплю ее, — и добавил своему другу: — запомни, это моя женщина, и я не потерплю, чтобы кто-нибудь увивался вокруг моей женщины.