Питер Кэлдер - Око возрождения Страница 4

— Ты очень неплохо говоришь по-английски... — произнес полковник.

— У меня было время научиться, — уклончиво сказал Кы. — И не только говорить по-английски.

— И давно ты водишь людей в обитель? — поинтересовался полковник.

— Давно.

— А кто был ламой Кы до тебя?

— Никто.

— Да, но я слышал, что лама Кы приходил за избранными и триста лет назад.

— Приходил.

— Значит, кто-то был ламой Кы-Ньям до тебя?

— Почему ты так решил?

— Но не мог же ты...

— Почему?

— Но ведь ты же совсем молод. По виду тебе не дашь больше сорока. Триста лет назад... Даже если источник молодости...

И тут полковник вдруг осекся. Он начинал понимать.

— Спи, — сказал лама Кы, — завтра я разбужу тебя на рассвете.

Затем он принялся выполнять какие-то упражнения. Полковник не мог видеть ламу в темноте, засыпая, он слышал только его ритмичное дыхание.

Наутро Кы сварил немного горных бобов, накормил полковника, и они вновь отправились в путь. На вопрос полковника, почему лама ничего не ест, тот ответил, что ламы вообще не едят в пути. Накануне вечером полковник не очень хорошо разглядел ламу в свете угасающего костра. А в течение предыдущего дня пути тот ни разу не снял свой плащ с капюшоном. Теперь же полковник получил возможность рассмотреть ламу Кы без плаща. На нем были мягкие сапоги из невыделанной ячьей кожи, легкие хлопчатобумажные штаны и красная безрукавка из какой-то странной ткани. Гладкая упругая оливкового цвета кожа и идеальные линии сухощавого мускулистого тела ламы произвели на полковника поистине потрясающее впечатление. Перекинув свой плащ через плечо, лама Кы легко шагал по камням и молчал.

Полковник с удивлением обнаружил, что поспевать за ламой не так уж трудно. Конечно, тот шел медленно, однако не настолько, чтобы сэр Генри со своей тросточкой мог следовать за ним с такой легкостью. Он спросил у ламы, в чем тут дело.

— Это моя работа — водить стариков через горы к источнику молодости. Сейчас моя сила — твоя сила. А возвратиться ты сможешь и сам.

— Возвратиться? Но люди ведь говорят, что оттуда не возвращаются?!

— Люди? Ты больше слушай, что говорят люди... Не возвращаются те, кто хочет остаться. А ты принадлежишь к совсем другому миру и несомненно решишь вернуться.

— И меня отпустят?

— Страшных сказок наслушался? Тебя позвали, чтобы научить. А уходить или оставаться — твое дело. Никто никого не держит, никто никого не заманивает хитростью и никого не загоняет в обитель силой. Ты искал и был достаточно настойчив, значит, тебе это действительно необходимо, ты принял решение изменить себя и готов идти до конца. А наше дело — научить тебя способу преодолеть этот путь...

— Научить способу?.. Ты хочешь сказать, что “Око возрождения” это...

— Увидишь. Всему свое время.

— Послушай, Кы, ты полагаешь, я смогу научиться?

— А почему нет? Или ты — не такой, как остальные люди?

— А научившись сам, смогу ли я учить других?

— Сначала научись. Хотя, если честно, мы очень на это рассчитываем...

Больше до самого вечера не было произнесено ни слова. Ночевали они в пещерке, похожей на первую. По-видимому, за сотни лет практика провода стариков через горы была отработана до мелочей. Засыпал полковник, как и в предыдущую ночь, под ритмичное сопение упражнявшегося ламы Кы.

Утром полковник спросил:

— Скажи мне, Кы, а кому принадлежали те скелеты, о которых рассказывали “горные бегуны”?

— Откуда мне знать? Наверное, людям, которых убили горы.

— Но ведь их находили в одном и том же ущелье...

— Ущелье может быть очень длинным. Может быть, именно в нем живут большие леопарды. Если люди эти шли в одно и то же место, то и путь их проходил именно через то ущелье.

— Но они шли не к источнику молодости?

— Кто знает?.. Я провожу в монастырь не всех жаждущих, а только тех из них, кого мы выбираем.

— А каков критерий отбора?

— В человеке не должно быть алчности. Ведь часто случается, что человек стремится к “Оку возрождения”, чтобы после торговать молодостью. Давным-давно перестало быть секретом то, что “Око возрождения” есть нечто, что каждый может унести с собой и передать другому человеку.

— А как вы можете узнать глубоко скрытые мотивы, движущие человеком?

Лама Кы-Ньям промолчал, только на губах его возникла улыбка.

— Ну хорошо, — сказал полковник, — вы знаете, что человеком движет алчность. Однако ему удалось добраться до монастыря. Что тогда? Вы не допустите его к источнику?

— Решать такие проблемы — дело не мое, а лам-учителей в обители. Лично я думаю, что если алчному человеку удалось добраться до монастыря, значит, в том была необходимость. Полагаю, он получит все то же, что получают другие. Но кто сказал, что за время пребывания в обители движущие им мотивы не претерпят изменений? Хотя, знаешь, я не очень-то верю в то, что алчный дойдет до источника. Ведь его никто не станет вести.

— А бывает ли так, что вы... как бы это сказать... останавливаете алчных одиночек, стремящихся самостоятельно добраться до обители?

Лама рассмеялся:

— Конечно же, нет! Зачем? Для этого существуют горы, которые не прощают ошибок.

— Алчность — ошибка?

— Разумеется. Ошибка всей жизни. И еще один день пути прошел в полном молчании. Дни сменялись ночами, ночи — днями, они шли от пещеры к пещере, и скоро полковник утратил счет времени. Лама Кы в основном молчал. Изредка полковник начинал его о чем-нибудь расспрашивать. Лама отвечал охотно, но кратко и точно.

Еще одна беседа запомнилась сэру Генри. Однажды вечером, незадолго до того, как они пришли в монастырь, полковник спросил:

— Кы, ты говорил в начале нашего путешествия, что вы рассчитываете на то, что я, овладев “Оком возрождения”, сумею научить этому других людей. Почему вас это интересует? Кстати, за все время я ни разу не спросил, кого это — “вас”?

— О том, кто такие “мы”, я все равно ничего тебе не скажу. А рассчитываем мы на тебя потому, что через несколько десятков лет люди в “большом мире” — назовем это так — вплотную столкнутся с необходимостью бороться с самими собой за собственное выживание. Их склонность потакать себе во всех своих слабостях заведет их чересчур далеко. И тогда “Око возрождения” может оказать им неоценимую помощь. Ты — первый человек оттуда, кто получит сокровище этого знания. Никто не будет требовать от тебя, чтобы ты, вернувшись домой, тут же начал собирать вокруг себя толпы и преподносить “Око возрождения” как некое откровение. Но если кто-либо попросит тебя научить его искусству оставаться молодым, тебе не следует отказывать.

Наконец однажды — это была уже почти середина лета — они пришли.

Через два часа после того, как они утром отправились в путь, ущелье, по дну которого они шли вдоль небольшой горной речки, начало понемногу расширяться, а около полудня горы расступились и они вышли в узкую долину. Речка в этом месте расширялась, ветвилась и делала несколько петель. Над одной из ее излучин полковник увидел крохотный поселок, состоявший примерно из полутора-двух десятков небольших домиков с плоскими крышами, наполовину врытых в пологий склон. Из поселка к мостику через речку спускалась тропа. На другом берегу тропа пересекала долину и круто взбиралась вверх, скрываясь в густом лесу, покрывавшем высокий склон. Выше, там, где лес уступал место голым каменистым скалам, виднелось некое подобие лестницы, которая вела к стерам монастыря, размещавшегося отчасти в сложенных из обтесанных каменных глыб строениях, отчасти — в вырубленных прямо в скалах помещениях, темные окна которых зияли над отвесными скальными обрывами.

— Ну вот и все, мы пришли, — сказал полковнику лама Кы. — Дальше ты пойдешь один. Видишь тропу? Поднимешься по ней в монастырь. Там тебя примут.

— А ты? Ты где живешь? Разве не в монастыре? — удивился сэр Генри.

— Я живу везде, — ответил лама Кы-Ньям, широким жестом руки обведя высокие синие горы, со всех сторон окружавшие долину.

И на глазах изумленного полковника он начал делаться прозрачным, в конце концов растворившись в неподвижном кристально чистом воздухе гор.

Сказать, что сэр Генри был в шоке, — значит не сказать ничего. На то, чтобы прийти в себя от впечатления, которое произвел на него столь эксцентричный способ ламы Кы-Ньям говорить “до свидания”, ему потребовалось никак не меньше четверти часа.

Остаток пути занял у полковника весь день до вечера. Тропа поднималась вверх очень круто, и почти через каждые сто футов пути старику приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть. Наконец, когда над долиной начали сгущаться сиреневые сумерки, полковник подошел к монастырской стене и постучал в низенькую дощатую дверь.