Эми Минделл - Психотерапия как духовная практика Страница 4

Третье. в этой книге мы можем увидеть, как основные чувства и переживания терапевта отражают его отношение к жизни, природе и развитию человека. По мере того как он осознает эти чувства, он проявляет свои духовные убеждения и ценности в реальной жизни. Следовательно, психотерапия становится духовной задачей.

Перед тем, как приступить к описанию концепции метанавыков, позвольте мне ненадолго отвлечься и рассказать предысторию этой работы и роль метанавыков в современной психотерапии.

В 1989 году я и мой муж Арни жили и работали в Эсаленском институте в Биг Суре, штат Калифорния. В видеотеке института были записи работы многих выдающихся терапевтов. Мы видели “в действии” тех терапевтов, работы которых до этого я могла только читать. С волнением мы следили за их стилем, особыми нюансами и слиянием их уникальных личностей с высоким профессионализмом. Я была поражена тем, как теоретические идеи и приемы воплощаются в жизнь.

Помню, мы смотрели видеопленку с записью работы Фрица Перлза, основателя гештальт-терапии, а затем запись Дика Прайса (Dick Price), гештальт-терапевта и прежнего совладельца Эсалена. Оба считали себя гештальт-терапевтами и использовали схожие приемы. И несмотря на это, способы применения гештальт-терапии на этих сессиях абсолютно не совпадали. Перлз предпочитал конфронтацию и директивный стиль, в то время как Прайс, интересующийся випассана-медитацией, при взаимодействии с клиентом был более пассивным, открытым и мягким.

Это произвело на меня сильное впечатление; и возник закономерный вопрос: если методы работы этих терапевтов с людьми так различны, почему они оба используют гештальт-терапию? Если их теория и приемы были схожи, но отношения столь разнились, почему оба они принадлежат к одной школе? Дело здесь просто в различии персональных стилей или же мы видим нечто существенно отличное в их подходах к жизни и терапии? Я хотела сделать акцент преимущественно на том, как мы используем терапию и как глубочайшие верования, приверженности и чувства открываются в этой живой практике.

Вообразите себе двух людей, работающих молотком. Один из них прилагает массу усилий, забивая гвоздь, в то время как другой спокоен и осторожен. Инструмент тот же, но способы его применения сильно различаются и отражают некие представления человека о работе молотком и о намеченной цели. Хотя оба решают одну и ту же задачу — забить гвоздь в стену, совершенно различны и дух и обстановка. Понимание этого — первый шаг в отделении приемов от стоящих за ними отношений.

В самом деле, приемы никогда не смогут точно описать, что же мы делаем. Они — пустые сосуды, которые могут быть использованы как угодно. Студенты, особенно в середине обучения, иногда очень напоминают какие-то бездушные машины по использованию этих приемов. Это все равно что вырвать из земли цветок, не имея представления ни о его корнях, ни о происхождении.

Теория метанавыков предлагает взглянуть на работу психотерапевтов по-иному. Я могу, например, предпочесть одного практикующего терапевта данной школы другому — не потому что их приемы различны, а потому что отношения, пронизывающие эти приемы, отвечают моим представлениям о природе и жизни в целом. Либо не отвечают. Некоторые приписывают это стилю терапевта, но я считаю, что это не совсем так. Слишком мало внимания мы уделяем действительным, сиюминутным состояниям терапевта и тому, что он говорит о терапевтической практике и поле психотерапии в целом.

Посмотрим на другую ситуацию. Многие люди, впервые сталкивающиеся с процессуально-ориентированной психологией (процессуальной работой), говорят: ”О, я делаю то же самое”. Однако они обучались в совершенно различных школах психотерапии за тысячи миль отсюда. После беседы с ними я понимаю: они, не вдаваясь в тонкости процессуальной работы, обратили внимание прежде всего на отношение процессуально-ориентированного терапевта к клиенту — более, чем на специфические техники и умения. Поэтому любой человек с подобными убеждениями и отношением к людям может чувствовать, что “делает то же самое” или иметь прямую чувственную связь с тем, что происходит, даже если его или ее умения совершенно другие.

Один телесный терапевт, для которого главное — открытость природе и уникальному процессу клиента, может ощущать себя близким союзником специалиста по процессуальной работе, даже если его техники совершенно иные. Другой же специалист по работе с телом, принадлежащий к той же школе и использующий те же приемы, может придерживаться совершенно другого подхода. Он чувствует, что тело клиента нуждается в изменении и преобразовании, потому что оно несет старые или негативные паттерны. Его отношение к клиенту отражает его убеждения, верования, ценности. Он наверняка не ощущает союза со специалистом по процессуальной работе или даже с собственными коллегами. Оба подхода важны, но разве они принадлежат к одной школе мышления или у них общие основополагающие убеждения?

Рассматривая эти базисные убеждения и чувства терапевта, мы сталкиваемся с основой основ психотерапии — источником, почвой, на которой она произрастает; сосудом, вмещающим и продуцирующим все остальные умения.

Конечно, существует много разных видов почв. Например, очень твердая и тяжелая почва, или скалистая, или сырая и болотистая. Некоторые земли мягкие, в то время как другие сухие. Конечно, невозможно строго отделить один тип почвы от другого; они плавно переходят друг в друга, подобно тому, как одна занимаемая терапевтом позиция перетекает в другие и многие школы психотерапии перекрывают одна другую.

На этой почве — наших основополагающих убеждениях и отношениях — произрастают различные растения (приемы). Можно вырвать цветок (прием) из этой земли и пересадить в другой горшок. Однако первооснова или чувства могут быть при этом утеряны.

Например, убеждение процессуально-ориентированной психологии в том, что “природа являет свою мудрость, когда мы осознанно раскрываем ее содержание”, порождает прием, названный "усилением” (подробнее о нем — в главе 6). Это метод усиливать наши переживания таким образом, чтобы они смогли развиться и раскрыться. Можно пройти мимо, выдернуть это растение “усиления” из почвы и применить без учета его первоначального смысла, но это будет совершенно другой подход. Это и есть та самая первооснова, которая пронизывает наши техники и приемы и, в конечном итоге, озаряет людей, с которыми мы взаимодействуем.

Пока существуют разные и разделенные школы психотерапии, практикующие терапевты объединены способом работы более, нежели школами, к которым принадлежат. С другой стороны, если два психотерапевта одной школы занимают совершенно различные позиции, но используют схожие приемы, то, возможно, в действительности они принадлежат к совершенно разным школам.

Вот заметка из книги Сиднея Блоха (Sidney Bloch) "Что такое психотерапия". Блох говорит, что каждый терапевт развивает свой особый стиль работы, который “может быть вызывающим или поддерживающим, авторитарным или либеральным, активным или пассивным, неявным или саморазоблачающим, отчужденном или вовлеченным”.[5]

Он говорит, что этот стиль может вовсе не иметь связи с профессиональной школой, из которой вышел терапевт.

"То, что в конечном итоге определяет стиль психотерапевта, может быть лишь отчасти связано с его профессиональной школой, либо совсем не иметь этой взаимосвязи. Например, два сторонника юнгианской психологии могут использовать одинаковые теоретические подходы, но демонстрировать совершенно разные стили работы. Более того, один из них может быть по стилю ближе к терапевту другой школы, чем к своему коллеге".

Я убеждена, что современное пересечение различных школ психотерапии и стремление к эклектизму могут многое сделать для определения школ в зависимости от того, как относится терапевт к жизни, какие чувства он к ней испытывает, и как выражает их на практике. Действительно, если говорить о чувствах, то юнгианец может быть более фрейдистом, чем юнгианцем. А гештальт-терапевт с позиций отношения к людям может быть скорее бихевиористом, чем гештальтистом. Некоторые процессуально-ориентированные терапевты в основе своей более бихевиористы, чем процессуальные терапевты, если мы внимательно посмотрим, как они делают свое дело.

Возможно, наше деление психотерапии на категории нуждается в фундаментальном пересмотре. Делая акцент на чувственной основе терапии, мы можем заметить гораздо большее сходство между одними терапевтами и расхождение между другими, чем предполагали ранее. Если мы обратим заинтересованный взгляд на чувственные особенности терапевтической работы и на то, что делают терапевты на практике, то мы значительно глубже поймем их истинные убеждения. Такое изучение может указать на необходимость нового понимания поля психотерапии и новой его организации.