Г. Бореев - Пифагор (Том 1) Страница 5

Итак, самый необычный за всю историю Древней Эллады диспут состоялся. Однако строгие старейшины ареопага впервые не смогли выявить победителя, так как дискуссия с самого начала шла на равных. Все материалистические доводы Анаксимандра Пифагор парировал интуитивным знанием Реальности. Например, в дискуссии «О любви» самосский отрок перечеркнул все рассудочные построения философа таким заявлением: «Любовь, как вы ее понимаете, предполагает разделенность — тот, кто любит, и те, кого любят. Но в истинном свете мы не любим других — мы и есть суть эти другие… Если человек не ощущает единства с миром, если он воспринимает себя, как отдельную сущность, то его удел — всегда пребывать в состоянии страдания и озадаченности, так как его сознание постоянно создает себе новые загадки и проблемы. Все, что происходит на земле — это иллюзии рассудочного ума, это забавы Сознания. Ощущение себя живым, отдельным от мира, настолько пьянит человека, что, зачарованный, он забывает выяснить главное: существует ли это зрелище в действительности или картины внешнего мира не более чем галлюцинация, сон, мираж. Однако с реализацией Истины субъект и объект сливаются в Единое Целое; тот, кто спрашивает, сливается с Тем, у Кого спрашивают. И тот мир, который нам снится во сне, и этот мир, который нам снится наяву, сливаются и исчезают в космическом растворении, подобном состоянию глубокого сна… Из всего сказанного можно заключить, что Любовь есть Истина, а Истина есть единство познающего и познаваемого, Единство Всего Сущего. Или другими словами, Любовь — это Бог».

При этих словах великий Анаксимандр удивленно вскинул бровь: «Кто ты, благословенный юноша? Не иначе сам Аполлон вещает через твои уста!» И два мудреца, один убеленный сединами, другой — безусый отрок, уже не прибегали к софистским уловкам и демагогии, не блистали неразрешимыми парадоксами, а вели возвышенную беседу о самом главном: о Едином Боге, о Творении Мира, об Абсолютной Реальности и великом предназначении человека. В конце разговора о божественном, Анаксимандр призвал Пифагора отправиться в Египет и познать там себя, ибо «если сыны Эллады обладают знанием богов, то знание Единого Бога сохраняется лишь в одном Египте».

Пифагор очень внимательно отнесся к совету мудреца. Он обучался в храме Аполлона, изучал философию у Гермодаса, слушал речи лучших мудрецов Греции — Анакреона и Фалеса, но не находила его душа удовлетворения в философии Эллады. Юноша понимал, что множество гигантов философии, поэзии, науки и искусства родились на греческой земле, но все их достижения не выходят за пределы рассудочного ума и чувств, а значит, иллюзорны и преходящи. В науке и философии Эллады нет силы, достаточной для осознания душой самой себя, для соединения ее с Богом. Человеческий разум, не направляемый Духом, склонен служить заботам о внешнем, преходящем, и не постигает вечного закона. Поэтому Пифагор к ужасу родителей испросил у отца позволения оставить Самос и отбыть на обучение в Египет. Однако Мнесарх не дал своего отцовского согласия на отъезд Пифагора с острова, опасаясь за его жизнь и благополучие. Он сам нанимал знаменитых мудрецов Древней Греции и приглашал их в свое имение, дабы те посвятили в свои знания юного Пифагора. В одном случае Мнесарх нанял в учителя сыну знаменитого Креофила, в другом — известного мудреца Ферекида Сиросского. Юноша рос в окружении лучших умов и мудрецов Ионии. К восемнадцати годам Пифагор превратился в знаменитого поэта и музыканта, знатока олимпийских искусств и абстрактных наук, с фигурою атлета и ростом в сто восемьдесят четыре сантиметра. Из великих людей, о красоте которых когда-либо рассказывали современники, Пифагор имел самый прекрасный облик, и свет божества исходил от его лица. Его достоинства и благоразумие с годами только увеличивались. Будучи и совсем юным, он был всячески внимателен к людям и по-девичьи стыдлив. Наблюдаемый и прославляемый учителями, Пифагор привлекал к себе своей аурой внимание всех, как будто бы притягивая к себе людей внутренним магнитом. Кто бы ни взглянул на Пифагора, кто бы ни прошел мимо — всем он казался удивительно добрым, красивым и благословенным, так что многие современники справедливо утвердились во мнении, что он — сын бога Аполлона. Юноша же, приобретая силу и от такой репутации, и от добродетельного воспитания с детства, и от богоподобной внешности, еще более стремился быть достойным этих преимуществ и преумножить их благодаря богопочитанию, ученым занятиям и особому образу жизни. Благодаря прекрасным свойствам души, Пифагор говорил и делал все тихо, спокойно и с какой-то неподражаемой кротостью, не поддаваясь ни гневу, ни смеху, ни зависти, ни спору, ни какому-либо волнению или спешке. Будто бы какой-то благой демон явился на остров Самос, чтобы греки лицезрели его и на его примере стяжали добродетель.

Когда Пифагор был еще пятнадцатилетним юношей, великая слава о нем докатилась до города Милета к мудрецу Фалесу и до города Приены к другому из семи мудрецов Эллады — Бианту. Слава о мудрости и кротости отрока дошла и до ближайших греческих городов: Галикарнаса, Эфеса, Пергама и Фокеи. Множество людей Ионии восхваляли повсюду самосского юношу, обожествляли и прославляли его. На восемнадцатом году жизни, проходя обряды «таинства куретов», Пифагор отказался коротко остричь свои роскошные золотые длинные волосы, как поступали другие юноши. И с тех пор он долго ходил длинноволосым. Прозвище Пифагора «длинноволосый» превратилось во всей Ионии в поговорку.

ОСТРОВ САМОС

Трубят глашатаи: «Измена!

Десантники вмешались в бой…»

Но к мыслям, как к военнопленным,

Уже приставлен был конвой…

Дорогие мои, здесь музы подсказывают мне, что пора обрисовать политическую обстановку на «острове Буяне». Когда богоподобному юноше исполнилось 17 лет, то на Самосе власть захватил тиран Поликрат. Произошло это во время большого праздника Геры. Жители города отправились в святилище, находившееся в полутора часах ходьбы от столицы острова, и там при входе в храм сложили оружие, как этого требовал древний обычай. И в это праздничное время всенародного веселья сердитый Поликрат со своими родными братьями Пантагностом и Силосоном подговорили жадных представителей своего сословия захватить власть, посулив бунтовщикам щедрое вознаграждение. Поликрат с группой заговорщиков напал сначала на обезоруженных прихожан в храме Геры, а затем силой захватил центральные кварталы города, в том числе и акрополь. Но жители острова не смирились с потерей свобод, они вооружились топорами, лопатами, вилами, да и просто своими большими от усталости руками и встали на защиту демократии. Им даже удалось вытеснить бунтовщиков из центра Самоса и осадить мятежников в акрополе. Однако предусмотрительный Поликрат уже запросил военной помощи у Лигдама, сурового тирана острова Наксос, с которым он был дружен. За обещанное вознаграждение Лигдам срочно выслал ему армию греческих наемников, состоящую из пяти тысяч гоплитов. Галеры с десантниками неожиданно ворвались в порт Самоса. Когорты тяжело вооруженной греческой пехоты прочесали восставший город, доказывая огнем и мечом взволнованным островитянам чувство своей правоты. С помощью наемников Поликрат навсегда усмирил недовольных и утвердил свою власть на Самосе.

У власти тьмы всегда тьма власти.

Тот прав — кто скушал больше прав…

Вот так мышей открытой пастью

Гипнотизирует удав…

После этого обрадованный тиран разделил город Самос на три части и правил островом совместно со своими братьями Пантагностом и Силосоном. Затем Поликрат убил своего непослушного брата Пантагноста, а младшего — Силосона, изгнал с острова. Силосон, опасаясь за свою жизнь, нашел политическое убежище при дворе персидского царя Кира. Противники тоталитарного режима, — а это были богачи и аристократы, — срочно покинули разбуянившийся остров, не желая становиться мертвыми. В основном, знатные самосцы бежали в города Южной Италии и Сицилии. Хотя были некоторые олигархи, которые переехали жить в Карфаген и Мемфис. Малообеспеченное население Самоса, загипнотизированное сладкими обещаниями Поликрата, наоборот приветствовало приход к власти «сильной руки». У простолюдинов появилась возможность неплохо заработать на строительстве новых судов, на грабеже торговых караванов, на завоевании прибрежных городов и поселков Малой Азии. Флот, который достался Поликрату после переворота, насчитывал до ста 50-весельных судов и около сорока триер. Но этого было мало тирану. Заперся в своем дворце Поликрат и задумался: как ему стать властелином всего Средиземного моря? И вот по приказу сердитого тирана лучшие инженеры Эллады конструируют и изобретают новый тип быстроходного судна. Боевой корабль, который они изобрели, назвали «самена». То был стремительный морской парусник, оснащенный веслами для пиратских рейдов по рекам. За короткое время самосцы заложили и построили на своих верфях до 150 самен. Поликрат успешно использовал эти боевые корабли в морских сражениях с военными кораблями греческих полисов — триремами, а также для завоевания островов и небольших городов Эллады. В честь своих морских побед Поликрат приказал директору монетного двора Самоса чеканить монету, на которой изображалась самена, идущая под всеми парусами в атаку. Поэтому и в наши времена археологи всех стран находят множество серебряных монет на берегах Черного, Средиземного и Красного морей с изображением пиратского корабля — самены.