В. Южин - Реинкарнация – странствия души Страница 5

«О себе он (Пифагор) говорил (по словам Гераклида Понтийского), что некогда он был Эфалидом и почитался сыном Гермеса; и Гермес предложил ему на выбор любой дар, кроме бессмертия, а он попросил оставить ему и живому и мертвому память о том, что с ним было. Поэтому и при жизни он помнил обо всем, и в смерти сохранил ту же память. В последствии времени он вошел в Евфорба, был ранен Менелаем; и Евфорб рассказывал, что он был когда-то Эфалидом, что получил от Гермеса его дар, как странствовала его душа, в каких растениях и животных она оказывалась, что претерпела она в Аиде и что терпят там остальные души. После смерти Евфорба душа его перешла в Гермотима, который, желая доказать это, явился в Бранхиды и в храме Аполлона указал щит, посвященный богу Менелаем, – отплывая от Трои, говорил он, Менелай посвятил Аполлону этот щит, а теперь он уже весь прогнил, оставалась только обделка из слоновой кости. После смерти Гермотима он стал Пирром, делосским рыбаком, и по-прежнему все помнил, как он был сперва Эфалидом, потом Евфорбом, потом Гермотимом, потом Пирром. А после смерти Пирра он стал Пифагором и тоже сохранил память обо всем вышесказанном».

«Греки также рассказывали, – пишет Фрезер, уточняя Диогена Лаэртского, – как душа некоего Гермотима из Клазомен нередко покидала пределы тела и блуждала вдалеке, а потом делилась с друзьями воспоминаниями об увиденном во время своих странствий. Но когда однажды душа путешествовала, враги Гермотима схватили покинутое тело и предали его огню.»

Эмпедокл (около 490–430 годов до нашей эры) описал себя как бога, осужденного за грехи «блуждать трижды десять тысяч сезонов [вдалеке] от благословенных мест». Он сказал своим последователям: «Несчастные, держите ваши руки подальше от бобов» и, как говорили некоторые очевидцы, был похищен в своем телесном воплощении (подобно Еноху или некоторым современным людям, входившим в контакт с НЛО) на небеса. Циники утверждали, что Эмпедокл спрыгнул в кратер Этны, чтобы его смерть осталась тайной, а он мог бы продолжать считаться богом… пока Этна, к сожалению, при извержении не изрыгнет одну из его сандалий!

В философии Платона идея души достигает высокой степени абстракции. Словом «психика» он обычно определяет невидимую личность, ее суть в контрасте с материальным телом. Душа, говорит он, «является одним из первых созданий, рожденных намного раньше всех физических вещей, и главной причиной всех их изменений и преобразований». В «Тимее» Платон описывает три части души: разум, эмоции и аппетит. Растения имеют аппетит; животные – аппетит и эмоции; но только человек (в дополнение к аппетиту в животе и эмоциям в груди) имеет рациональную душу, расположенную в голове, бессмертную и божественную. Однако разум считает трудным управлять эмоциями и аппетитом. В «Федре» Платон сравнивает рациональную душу с колесницей, запряженной двумя лошадьми (как в карте VII аркане Таро «Колесница»).

Душа, утверждает Платон, изначально населяет царство Истины, источник «форм». Они реальны в отличие от мирских явлений, которые являются простыми внешними проявлениями. При потере дома через некий неопределенный грех, душа опускается в земное воплощение на, по крайней мере, 10000 лет. Души, выбирающие в каждом воплощении философскую жизнь, могут вернуться скорее. Первые воплощения – в виде людей. Мужчина, который живет бесцветно, при втором рождении становится женщиной; постоянные грешники становятся животными. Платон сказал, что душа – истинный человек, и описал ее в смерти: «Наш истинная личность – наша бессмертная душа, как ее называют – отбывает… к нижним богам, чтобы дать о себе отчет. Для злых это ужасающая доктрина, но хороший человек станет приветствовать ее». Платоническое восприятие души является мистическим. С более «научной» стороны атомисты пытались сделать материальную интерпретацию, бесконечно обсуждая природу основной сущности мира.

Талий (VI в. до нашей эры) думал, что это вода; Анаксимен (около 500 года до нашей эры) называл воздух; Гераклит говорил, что это огонь и что мир претерпевает непрерывное преобразование от которого душа, смешанная из четырех элементов, не освобождена. Только чистая душа, сопротивляясь преобразованию в воду, могла бы надеяться присоединиться к космическому огню. Парменид сказал, что душа – это лишь одно существо, вечное, неделимое и однородное, и что доктрина непрерывного преобразования Гераклита является результатом сенсорного обмана; разум по природе схож с телом. Эмпедокл аналогично учил, что основная постоянная – материя, а не мигрирующая душа.

Анаксагор (ок. 500–432.гг. до н. э.) сказал, что все живые существа обладают разумом – самостоятельным элементом, присутствующим в различных степенях во всех проявлениях жизни, и что в смерти душа погашена, иначе как может происходить независимое выживание душ, если все оживляемые существа происходят от одного Разума?

Демокрит (род. ок. 460 года до н. э.) сказал, что душа и разум состоят из одного и того же атомного вещества.

Аристотель (384–322 гг. до н. э.) определяет душу как «форму» тела, неотделимую от него и вместе с ним погибающую; в то же время Эпикур (342–270 годы до нашей эры) рассматривал тело и душу как взаимозависимые – «Одно не может существовать без другого».

Таким образом, основные позиции спора в основном проявляющиеся сегодня – мистическая (душа первична: тело вторично) против материальной (наоборот) – были установлены греками в дохристианское время. Наше отношение к нормальному или паранормальному остается под влиянием этого наследия.

У древних римлян душа считалась состоящей из трех компонентов – manes, anima (или spiritus) и umbra. При этом после смерти человека manes уходила в преисподнюю, anima возносилась на небо, a umbra оставалась в гробнице.

У древних кельтов вера в бессмертие и перерождение души была безусловной. «Валерий Максим (начало 1 в. н.э) пишет о старом обычае галлов давать друг другу в долг с тем, чтобы отдать его в другом мире, настолько они убеждены, что души бессмертны. «Я назвал бы их глупыми, если бы они, носящие штаны, не полагали того же, во что верил одетый в хитон Пифагор».

Аммиан Марцеллин, опирающийся на Тимагена, писавшего, вероятно, в I в. до н. э., также утверждает, что друиды разделяли доктрину Пифагора и говорит об объединениях друидов, сравнивая их с содружествами философов-пифагорейцев.

Очень важным автором для нас является Гай Юлий Цезарь. В «Записках о галльской войне», являющихся ценнейшим источником кельтской этнографии, Цезарь так описывает учение друидов: «Между прочим друи-ды стараются вселить убеждение, что души не подлежат разрушению, а по смерти одного существа переходят в другое; цель этого учения – внушить презрение к смерти и сделать храбрее. Кроме того они много рассуждают о светилах и их движении, о величине мира и земли, о природе вещей, о силе и могуществе богов бессмертных…».

Помпоний Мела (cер. I века н. э.) пишет о галлах очень похоже на Цезаря и, вероятно, опираясь на него: «У них есть также ораторское искусство и учителя мудрости, друиды, которые заявляют, что знают величину и форму земли и мира, движение небес и звезд и волю богов… Одно из того, чему они учат, стало широко известно, дабы они были смелее на войне: а именно, что души вечны, и для душ умерших есть иная жизнь».

Марк Анней Лукан в поэме «Фарсалия» также затрагивает учение друидов, основным источником его при этом являются, вероятно, все те же «Записки о галльской войне»:

Вы же, друиды, опять с окончаньем войны возвратилисьК богослужениям злым и варварским вашим обрядам.Вам лишь дано познавать богов и небесную волю.Или не ведать ее; вы живете в дремучих дубравах,Где не сияют лучи: по учению вашему тениНе улетают от нас в приют молчаливый Эреба,К Диту в подземный чертог: но тот же дух управляетТелом и в мире ином; и если гласите вы правду,Смерть посредине лежит продолжительной жизни.Народы Северных стран в ошибке такой, должно быть, блаженны,Ибо несноснейший страх – страх смерти их не тревожит.Вот и стремится солдат навстречу мечу и охотноГибель приемлет в бою, не щадя возвращаемой жизни.

Таким образом, несмотря на разделение души на составные части, несмотря на перу в путешествие души в состоянии сна, в то, что души великих философов порой переселяются, греки и римляне вовсе не исповедовали метемпсихоза, а даже над ним посмеивались. Так, в диалоге древнегреческого сатирика Лукиана (ок. 120–180 гг. н. э.) «Сновидение, или Петух» остроумной критике подвергается мистическая философия пифагореизма. Эта блестящая сатира представляет собой диалог между бедняком Микиллом и его петухом, в которого вселился дух Пифагора. Именно петух и рассказывает обо всей упомянутой выше чудесной череде превращений Пифагора в коня, галку, лягушку и т. д. Так, например, Микилл спрашивает своего чудесного петуха, бывшего некогда Пифагором, а еще раньше – троянским воином: «Расскажи мне сперва о том, что происходило в Илионе. Так все это и было, как повествует Гомер?» На что петух отвечает: «Откуда же он мог знать, Микилл, когда во время этих событий он был верблюдом в Бактрии?»