Александр Афанасьев - Волхвы, колдуны упыри в религии древних славян Страница 59

Заявление это сделали шуяне в съезжей избе воеводе - для того, как они выразились, «чтобы нам всем шуяном посацким людишкам в том не погибнут, и в пене и в опале не быть; а кто тех страждущих, скорбных людей портит, про то мы не ведаем».

В 1671 году заявил в шуйской земской избе посадский человек Федька Саратовцев:

«... была-де у них свадьба, женился брат его Степка, и на той-де свадьбе учинилась над матерью их Федоркою и над снохою Овдотьицею скорбь - почали быть без ума и без памяти, стали кликать в порче; а отпускал-де ту свадьбу от всякого лиха Гришка Трофимов, сын Панин».

В 1674 году поступило явочное челобитье от шуянина Гришки Юешина на Федосью, жену Степана Иконника, которая бранила его всякою бранью и поносными словами, да взвела на него злохитрым своим умыслом, будто он ее испортил. Чтобы противодействовать этой нравственной заразе, Петр Великий указом своим 1715 года повелел хватать кликуш обоего пола и приводить в приказы для розыска, действительно ли они больны или нарочно накидывают на себя порчу. В указе приведен следующий пример притворного кликушества: в 1714 году в Петербурге плотничья жена Варвара Логинова стала кричать, что она испорчена. Взятая к допросу, она повинилась, что кричала нарочно: случилось ей быть в гостях и вместе с своим деверем; там произошла ссора, и деверя ее прибили. Желая отомстить за родича, Варвара умыслила обвинить своих недругов в порче, спустя несколько дней после драки стала выкрикивать дома и в церкви, раза по два и по три в неделю, как бы в совершенном беспамятье.

В 1770 году в Яренском уезде Вологодской губернии несколько баб и девок притворились кликушами и по злобе на разных лиц стали оговаривать их в порче. Оговоренные были схвачены, привезены в город и там под плетьми вынуждены были признать себя чародеями и чародейками. Одна из этих мнимых преступниц (по ее собственному сознанию) напускала порчу по ветру посредством червей, полученных ею от дьявола; она доставила судьям и самих червей, а те препроводили их в сенат; оказалось, что это - личинки обыкновенных мух. Сенат отрешил за такое невежество городские власти от мест, а кликуш за их ложные обвинения присудил к наказанию плетьми; да и впредь подобных кликалыциц предписал наказывать и оговорам их не верить.

Влиянием колдовства объяснялись не только болезни, но и всякие житейские неудачи. В 1660 году заявил в съезжей избе на Тюмени кречатий помощник Дмитрий Головин: «,в прошлом-де году он, Митька, не добыл кречета, потому что-де на него хвалили кречатьи помощники Федька Онохин с братом с Ивашком с Меншим и говорили ему, что-де тебе не добыть кречета, и над ним-де Митькою Федька с братью ведовал; да кто подле них и рыбу ловит, иноде ничего не добудут, Да пашенной же крестьянин Ивашко Букин сказывал ему Митьке: за то-де над тобою Ивашко Онохин и похимостил (поколдовал), что-де ты его бранил; а он-де, Митька, его, Ивашка, не бранивал».

Царские свадьбы в старину так же редко обходились без подозрений в злом чародействе, как теперь не обходятся без них свадьбы поселян. Великий князь Симеон Гордый по кончине первой жены своей в 1345 году сочетался браком с Гвпраксией, дочерью одного из князей Смоленских, но через несколько месяцев отослал ее к отцу - для того, что «великую княгиню на свадьбе испортили: ляжет с великим князем, и она ему покажется мертвец».

Третья жена Ивана Грозного, Марфа Васильевна Собакина, дочь новгородского купца, занемогла еще невестою, стала сохнуть и через две недели после брака скончалась, что также приписано порче злых людей. И первые заботы о семейном счастии царя Михаила Федоровича были неудачны: когда не состоялась его свадьба на Марье Ивановне Хлоповой, он взял за себя княжну Марью Владимировну Долгорукову; но она вскоре умерла, и летопись утверждает, что царица была испорчена: «,грех же наших ради от начала враг наш диявол, не хотяй добра роду хрестьянскому, научи врага человека своим дьявольским ухищрением испортиша(ти) царицу Марью Володимеровну, и бысть государыня больна от радости (то есть со дня свадьбы, которая совершилась 18 сентября) до Крещения Господня», а в Крещенье предала душу свою Богу.

Известна печальная судьба первой невесты царя Алексея Михайловича, дочери Рафа Всеволожского. Котошихин говорит, что избранную невесту испортили жившие во дворце матери и сестры знатных девиц, упоив ее из зависти отравами; а по свидетельству Коллинса, когда, по принятому свадебному обряду, расчесывали и окручивали невесте волосы, то назначенные к тому женщины нарочно завязали ей косу так крепко, что бедная девушка упала в обморок. Тогда ее огласили страдающею падучей болезнею; отца ее высекли кнутом и вместе с дочерью сослали в Сибирь; но после царь узнал истину и назначил своей бывшей невесте двойное содержание.

Рассказ Коллинса подтверждается отчасти и нашими официальными актами: в 1647 году царь Алексей указал послать в заточение в Кириллов монастырь под крепкое начало крестьянина Мишку Иванова «за чародейство и косный развод и за наговор, что обьявилися в Рафове деле Всеволожского». Из челобитной боярина Матвеева, на которую укажем ниже подробнее, видно, что враждебная ему боярская партия, стараясь помешать браку царя Алексея Михайловича с Натальей Кирилловною Нарышкиною, прибегнула для этого к обычному оговору в волшебстве.

Понятно теперь, почему так заботливо старались оберегать на царских свадьбах и жениха, и невесту, и их платье («стряпню»), и места для сиденья, и подаваемые яства и напитки. Ежедневная жизнь царской семьи обставлялась теми же заботами: зорко следили за всякими попытками к чародейству и порче, и беспрерывно возникали дела о волшебстве.

От XVII века сохранились в архивах некоторые из этих любопытных дел. Из них мы узнаем, что на Москве, в разных концах города, жили бабы-ворожейки, или колдуньи, к которым приезжали боярские и иных сословий жены просить помощи против супружеской ревности, советоваться о своих любовных интригах и о средствах, как умерять мужнин гнев или изводить недругов.

В 1635 году одна золотная мастерица выронила во дворце платок, в котором был завернут корень. По этому поводу произвели розыск. Мастерица на вопрос: где она взяла корень и зачем ходит с ним к государю? - отвечала, что корень нелихой, а носит его при себе «от сердечной боли, что сердцем больна». Жаловалась она одной женке, что до нее муж лих, и та женка дала ей корень обратим (то есть обращающий на любовь), а велела класть его на зеркальное стекло и, глядясь в то зеркало, приговаривать: «Как люди в зеркало смотрятся, так бы муж смотрел на жену да не насмотрелся!» Тогда муж будет к ней ласков и милостив [162 - Такова была вера в силу «приворотных кореньев». Из розыскных дел видно, что и любовь Петра Великого к Екатерине, и расположение его к Меншикову объяснялись в народе тем, будто бы она и Меншиков обвели государя кореньями.]. На царском же дворе она никого портить не хотела и с иными корешницами не знается. Золотную мастерицу и ту женку, на которую она сослалась, пытали и потом отправили в ссылку в дальние города.

Другое подобное дело было в 1638 году; оно возникло вследствие ссоры нескольких мастериц из-за какой-то пропажи. Под влиянием личного озлобления сделан был извет на мастерицу Дарью Ламанову, что она сыпала порошок на след государыни царицы и говорила: «Только б мне умилить царское и царицыно сердце, а другие мне дешевы!» Ее допрашивали, и она, обливаясь слезами, призналась: ходила она к бабе-ворожейке, что людей приворачивает и у мужей к женам сердце и ревность отымает; баба эта наговаривала ей на соль и мыло и приказывала соль давать мужу в «естве», а мылом умываться самой и уверяла, что после того муж станет молчать, что б она ни делала, хотя б воровала (любилась) с другими.

Наговоры были следующие: «Как де соль в естве любят, так (бы) муж жену любил!», «Сколь-де мыло борзо смоется, столь бы (скоро) муж полюбил; а какова рубашка на теле бела, столь бы муж был светел!» И другой мастерице та же колдунья давала наговоренную соль - для того, чтобы муж ее был добр до детей. Кроме того, дознались, что Дарья Ламанова приносила к бабе-ворожейке оторванный ворот от своей рубашки; ворожея сожгла ворот на шестке и, спросив, прямое ли имя Авдотья [163 - Царицу звали Евдокией Лукьяновной; это была вторая жена Михаила Федоровича.], наговорила и велела тот пепел сыпать на государский след, чтобы царь, царица и их ближние люди были милостивы к Дарье и ко всем ее челобитьям.

Привлеченная к делу колдунья объявила, что зовут ее Настасьицею, родом черниговка, замужем за литвином Янкою, а учила ее ведовству другая баба. Привели эту последнюю, и на допросе она показала, что умывает малых детей, уговаривает болезнь жабу и наметывает на живот горшки, а ворожбу эту оставила ей покойная мать; да и не одна она промышляет таким ремеслом, есть на Москве многие ворожейки - Ульяна Слепая и другие, к которым ходят всякие люди.