Флоринда Доннер - Шабоно Страница 6

Точными сильными движениями он направлял каноэ против течения, пока мы не добрались до узкого притока.

Бамбуковые заросли уступили место мрачной густой растительности, бесконечной стене деревьев, тесно столпившихся у самого берега. Корневища и ветви нависали над водой; по деревьям ползли лианы, словно змеи обвиваясь вокруг стволов, стремясь сокрушить их в смертельной хватке.

— Ага, вот она, — сказал мистер Барт, указав на просвет в этой, казалось бы, непроницаемой стене.

Мы протащили лодку по болотистому берегу и надежно привязали к стволу дерева. Солнце едва пробивалось сквозь густую листву; чем дальше я шла сквозь заросли следом за мистером Бартом, тем больше все краски сливались в прозрачную зелень. Лианы и ветки цеплялись за меня как живые. Жара здесь уже не была такой сильной, но из-за липкой влажности одежда пристала ко мне, как слизь.

Вскоре лицо мое покрылось слоем растительной трухи и паутины, от которой шел запах разложения.

— Это и есть тропа? — недоверчиво спросила я, чуть не вступив в лужу зеленоватой воды. Ее поверхность кишела сотнями насекомых, беспокойно суетящихся в мутной жиже. Куда-то улетели вспугнутые птицы, и в этой сплошной зелени я не смогла различить ни их цвета, ни величины, а только услышала их возмущенные крики в знак протеста против нашего вторжения. Я поняла, что мистер Барт старается напугать меня. Мысль о том, что он, возможно, ведет меня в другую католическую миссию, тоже приходила мне в голову. — Это и есть тропа? — спросила я еще раз.

Мистер Барт резко остановился перед деревом, таким высоким, что его верхние ветви, казалось, задевали небо.

Ползучие растения тянулись вверх, обвиваясь вокруг ствола и веток.

— Я собирался преподать вам урок и напугать до полусмерти, — мрачно сказал мистер Барт. — Но все, что я готовился вам сказать, сейчас прозвучало бы глупо. Так что передохнем немного и пойдем обратно.

Мистер Барт позволил лодке плыть по течению, берясь за весло лишь тогда, когда ее заносило слишком близко к берегу.

— Джунгли — это мир, который невозможно себе представить, — сказал он. — Я не могу вам его описать, хотя так часто испытывал его на своей шкуре. Это дело личное. Опыт каждого человека уникален и не похож на другие.

Вместо того чтобы вернуться в миссию, мистер Барт пригласил меня к себе домой. Это была большая круглая хижина с конической крышей из пальмовых листьев.

Внутри было довольно темно; свет попадал внутрь только через небольшой вход и прямоугольное окно в крыше с люком из пальмовых листьев, который открывался с помощью блока из сыромятной кожи. Посреди хижины висели два гамака. Вдоль побеленных стен стояли корзины, полные книг и журналов; над ними висели калабаши, кухонная утварь, мачете и ружье.

С одного из гамаков поднялась нагая молодая женщина. Она была высока ростом, полногруда, с широкими бедрами, но лицо ее было лицом ребенка, круглым и гладким, с раскосыми темными глазами. Улыбнувшись, она потянулась за платьем, висевшим у плетеного опахала для раздувания огня.

— Кофе? — спросила она по-испански, усаживаясь у очага на земляной пол, уставленный алюминиевыми кастрюлями и сковородками.

— Вы хорошо знаете Милагроса? — спросила я у мистера Барта после того, как он познакомил меня со своей женой, и все мы расселись в гамаках, причем мы с молодой женщиной сели вдвоем в один гамак.

— Трудно сказать, — ответил он, берясь за стоящую на полу кружку с кофе. — Он приходит и уходит; он как река.

Он никогда не останавливается и, похоже, никогда не отдыхает. Как далеко Милагрос уходит, как долго он там остается, этого никто не знает. Все, что я слышал, — это то, что какие-то белые люди забрали его в юности из родного племени. Рассказывает он об этом всегда по-разному. То он говорит, что это были сборщики каучука, то — что это были миссионеры, а в другой раз может сказать, что это были старатели, ученые. Неважно, кто это был, но с ними он путешествовал много лет.

— А из какого он племени? Где живет? — Он из племени Макиритаре, — сказал мистер Барт. — Но никто не знает, где он живет. Время от времени он возвращается к своим сородичам. Но из какой он деревни, я не знаю.

— Анхелика ушла его искать. Интересно, знает ли она, где его можно найти? — Знает наверняка, — сказал мистер Барт. — Они очень близки. Я не удивлюсь, если они окажутся в каком-то родстве. — Он поставил кружку на землю, выбрался из гамака и на мгновение исчез в густом кустарнике рядом с хижиной. Спустя несколько секунд мистер Барт появился снова с небольшой жестянкой в руках. — Откройте ее, — сказал он, вручая мне жестянку.

Внутри был маленький кожаный мешочек. — Алмазы? — спросила я, пробуя его на ощупь.

Мистер Барт, улыбнувшись, кивнул и жестом пригласил меня подсесть к нему поближе на земляном полу. Он снял рубашку, расстелил на полу и попросил меня высыпать на нее содержимое мешочка. Я едва могла скрыть разочарование. Эти камни не сверкали; они были скорее похожи на мутный кварц.

— Вы уверены, что это алмазы? — спросила я.

— Совершенно уверен, — ответил мистер Барт, кладя мне в ладонь камень величиной с ягодный помидор. Если его как следует огранить, получится очень славное колечко.

— Вы здесь нашли эти алмазы? — Нет, — рассмеялся мистер Барт. — Недалеко от Сьерра Паримы, много лет назад. — Полуприкрыв глаза, он стал раскачиваться взад-вперед. Щеки его покрывала багровая сетка склеротических сосудов, щетина на подбородке была чуть влажной. — Давным-давно единственной целью в моей жизни было найти алмазы, чтобы вернуться домой богачом. — Мистер Барт тяжело вздохнул, уставясь глазами куда-то за пределы хижины. — А потом в один прекрасный день я понял, что моя мечта разбогатеть, так сказать, пересохла; она перестала быть навязчивой идеей, да и сам я уже не хотел возвращаться в мир, который знал когда-то. И я остался здесь. — В глазах мистера Барта блеснули слезы, когда он сделал жест в сторону алмазов. — С ними — Он часто замигал, потом взглянул на меня и улыбнулся. — Я люблю их, как люблю эти края.

Я так много хотела у него спросить, но побоялась вконец его расстроить. И мы умолкли, прислушиваясь к ровному, тихому журчанию реки.

Мистер Барт заговорил снова: — А знаете, антропологи и миссионеры одного поля ягода. Для этой земли плохи и те, и другие. Антропологи даже лицемернее; они жульничают и лгут ради того, чтобы заполучить нужную информацию. По-моему, они свято верят, что во имя науки всякие средства хороши. Нет, нет, не перебивайте меня, — предупредил мистер Барт, замахав рукой у меня перед лицом.

— Антропологи, — продолжал он тем же резким тоном, — жаловались мне на заносчивость миссионеров, на их бесцеремонное и высокомерное отношение к индейцам.

А сами-то хороши, никто так нагло не сует нос в дела других людей, как они, да еще так, будто имеют на это полное право. — Мистер Барт глубоко вздохнул, словно эта вспышка исчерпала его силы.

Опасаясь новой вспышки, я решила не защищать антропологов и утешилась разглядыванием алмаза, лежавшего у меня на ладони.

— Очень красивый, — сказала я, возвращая камень.

— Оставьте его себе, — сказал он и начал собирать остальные камешки. Один за другим он бросал их в кожаный мешочек.

— Боюсь, что не смогу принять такой ценный подарок, — хихикнула я и в свое оправдание добавила: — Я не ношу драгоценностей.

— А вы не считайте это ценным подарком. Считайте его талисманом. Это только горожане считают его драгоценностью, — сказал он небрежно, сжав мои пальцы на камне.

— Он принесет вам удачу. — Он поднялся, расправив ладонями отсыревшие сзади штаны, и растянулся в гамаке.

Молодая женщина снова наполнила наши кружки.

Потягивая приторно сладкий кофе, мы смотрели, как с приходом сумерек выбеленные стены приобретают пурпурный оттенок. Тени не успели вырасти, потому что сразу же упала темнота.

Меня разбудила Анхелика, прошептавшая на ухо: — Мы выходим утром.

— Что? — мгновенно проснувшись, я выпрыгнула из гамака. — Я думала, что на поиски Милагроса у тебя уйдет пара дней. Сейчас я соберусь в дорогу.

Анхелика рассмеялась. — Соберусь? Нечего тебе собирать. Вторую пару твоих трусиков и топ я отдала мальчишке-индейцу. Две пары тебе ни к чему. Иди-ка лучше спать. Завтра будет долгий день. Милагрос ходит быстро.

— Не могу я спать, — взволнованно сказала я. — Скоро начнет светать. Я напишу записку друзьям. Надеюсь, гамак и тонкое одеяло поместятся у меня в рюкзаке. А что с едой? — Отец Кориолано отложил для нас на завтра сардины и маниоковые лепешки. Я понесу их в корзине.

— Ты говорила с ним этим вечером? Что он сказал? — Он сказал, что все в руках Божьих.

Когда зазвонил к службе церковный колокол, я уже полностью собралась в дорогу. В первый раз со дня приезда в миссию я пошла к мессе. Индейцы и racionales заполнили деревянные скамьи. Они смеялись и болтали, словно на пирушке. Отцу Кориолано пришлось довольно долго их унимать, прежде чем он смог начать мессу.