Анни Безант - В преддверии Храма Страница 6

Он читает с определенной целью, последовательно останавливаясь на известных рассуждениях, которые заставляют ум продолжительно работать по намеченной линии; он не позволяет ему скакать с предмета на предмет, питая свойственную ему тревожность, ибо эта тревожность является препятствием на пути и может его совершенно сковать, если не будет побеждена. Таким образом, день за днем, месяц за месяцем, год за годом он воспитывает свой ум, приучая его к мышлению и выбирая для него объект работы.

Он больше не позволяет своим мыслям приходить и уходить и не позволяет также какой-нибудь мысли завладеть им, он хочет быть хозяином в своем собственном доме. У него могут быть огорчения и заботы, но он ими пользуется для воспитания своего ума. Когда скопляется много забот и волнений и когда является соблазн тревожиться о будущем, о том, что может еще случиться через несколько дней, недель или месяцев, он говорит: «Я не позволю такой тревоге жить в моей душе, не дам приюта таким беспокойным мыслям; во мне будет жить только то, что я хочу, что я выбрал, а то, что приходит помимо меня, то будет изгнано». Есть люди, которые не спят по ночам, вследствие тревоги; не заботы их убивают, а мысли об этих заботах. Ученик так действовать не может; он не может допустить что-либо помимо своей воли и замыкает на запор двери своего ума уже перед этими назойливыми мыслями. Это определенная, медленная и нелегкая работа, мысли врываются, а он их должен выгонять; и это он должен повторять снова и снова, ибо нет другого пути к успеху: нужно схватить назойливую мысль, сколько бы раз она ни являлась, и спокойно ее выгонять, отказывая ей в приюте. Но как это сделать? Легче всего дать вначале уму какую-нибудь другую пищу; позднее ум просто откажется принять ее, но пока ученик не научился еще спокойно закрывать двери своего ума, не обращая никакого внимания на врывающиеся в него мысли, он мудро сделает, заменяя мысль о преходящем мыслью о вечном. Таким образом он достигает двух вещей: он освобождается от мимолетной мысли и вместе с тем приучает ум свой пребывать в вечном; он обретает чувство мира, понимание, что настоящее есть преходящее и потому не заслуживает волнений; пребывая в области вечного, ум обретает крепость и познает тайну мира в этом и других мирах.

Воспитывая таким образом свой ум и овладевая им, становясь способным выбирать и отгонять мысли, ученик сделает дальнейший, более трудный шаг вперед: он будет думать вне ума своего не потому, что он впадет в бессознательное состояние, а потому, что погрузится в более глубокое сознание; не потому, чтобы жизнь в нем начала замирать, а потому, что она сделалась настолько интенсивной, что мозг не в состоянии ее вместить. С этим ростом внутренней жизни, с возрастанием этой жизненной энергии, изливающейся из души, он познает ступень, на которой мысль не будет больше мыслью его ума, но сознанием самой души. Задолго до того, как он обретет это сознание и будет им владеть непрерывно, ему придется пройти через период тьмы и пустоты, через одну из самых тяжелых стадий Преддверия. Тогда он начнет понимать слова Учителя: «Своим божественным покори свое низшее „я“, Вечным покори Божественное». Божественное «я» – это душа, которая должна покорить малый разум, но над душой пребывает Вечное, и при вступлении в Храм это Вечное должно владеть Божественным, подобно тому, как Божественное владеет низшим «я». Постепенно и медленно он учится господству над всем, что его окружает и с чем он приходит в соприкосновение.

Он вступает на ту ступень Преддверия, где его окружают тонкие соблазны, не те, что возбуждают низшую природу, но те, которые дерзают восстать против высшей, пользуясь для погибели ученика умом, так как грубым искушениям не удалось соблазнить его. Тонкие искушения отуманивают внутреннего человека во время его восхождения по крутой тропе; они окружают его сонмом суетных мыслей, и он должен обрести полное господство над образами, созданными им самим, прежде чем он будет в состоянии оставаться совершенно спокойным и ясным среди этого полчища наступающих мыслей, получающих новую жизнь и силу от сил противодействующих, всегда стремящихся задержать душу в ее восхождении. В Преддверии он встречается с ними лицом к лицу, они набрасываются на него с яростью, свойственной силам зла, и если он не научился владеть собой и ограждать свой ум от стремительных нападений внешнего мира, то как же ему устоять против жестокой рати Мары? Это враги души, не пропускающие никого, кто не обрел еще совершенного мира.

Понемногу в ученике вырастает сила, рождающаяся от сосредоточения ума, ибо ум его научился уже твердо останавливать свое внимание по желанию, несмотря на окружающие бури; и эта сосредоточенность так велика, так тверда, что ничто извне не может поколебать ее; она так выросла, что не нуждается более в усилии убить назойливую мысль: эту стадию она уже переросла. Чем сильнее душа, тем менее она тратит силы на борьбу, тем менее она чувствует нападение извне.

Теперь ум достиг той ступени, на которой непрошенные мысли сами умирают от прикосновения с высоконастроенной душой. Уму не нужно больше убивать и не надо больше быть убиваемым. Он очистился и сделался покорным. При этом слиянии ума с душой все негармоничное само собой отталкивается и умирает. Это та сосредоточенность ума, которая в восточном Священном Писании сравнивается с лампадой, поставленной в тихую обитель, куда не проникает колебание ветра; эта та обитель, где воля начинает проявляться, обитель абсолютного мира под тенью самого Христа. Об этой обители идет речь в древнем Священном Писании, где говорится, что человек, свободный от желания и скорби, узрит в тишине величие души.[1] В первый раз воистину он видит это величие не в молниеносном откровении, не в мимолетном луче, но в этой совершенной тишине, где нет ни желаний, ни трепета скорби; величие души сияет без преград, и ум, уподобившийся полированному зеркалу, отражает ее во всей чистоте. В прежние дни этот ум был зеркалом, покрытым пылью, озером, взволнованным ветром, но теперь он обратился в полированное зеркало, способное отражать в совершенстве. Ум стал подобен озеру, отражающему и горы, и небо, и деревья, и звезды, и всякий оттенок на небесах.

Но до этой минуты есть час великой опасности, о которой говорится ученику. Перед самым вступлением туда, где свет лампады больше не колеблется, когда ум и душа готовы слиться навсегда, ум внезапно превращается в «обезумевшего слона, беснующегося в джунглях».[2] Это последняя борьба ума, последнее усилие низшего восстать против высшего, бунт низшей природы, о котором творится во всех книгах Посвящения. В книгах, трактующих о сокровенной мудрости, говорится, что, когда ученик подходит к вратам Храма, все силы природы восстают против него, чтобы его удержать; это последняя борьба перед полной победой. Это отражение такой же борьбы на высших планах, столь высоких, что нам трудно их себе представить, ибо туда проникли лишь величайшие. Символически это переживание выражено в последней борьбе Будды под священным древом: когда на него снизошло последнее просветление, сделавшее его Буддой, полчища врагов собрались вокруг него, чтобы попытаться закрыть ему путь. На бесконечно более низких планах такая же крестная борьба происходит в жизни ученика, приближающегося к вратам Храма.

Как ученику остаться победителем, как шествовать ему на пути испытания, по следам тех, которые шли перед ним? Из уст Учителя приходит помощь. Он говорит: «Нужны указания, чтобы привлечь к Алмазной Душе».[3]

Что такое «Алмазная Душа»?

Это душа, совершившая слияние со своим «истинным Я». Душа без пятен и цельная, прозрачная, как алмаз, и пропускающая через себя свет Логоса, который собирается здесь, как в фокусе, для помощи человечеству.

Это высокое наименование «Алмазной Души» принадлежит той душе, поднявшейся над другими, через которую свет Логоса льется беспрепятственно, – так чист, так совершенен алмаз. К этой душе мы обращаем взоры в минуты нашего высочайшего вдохновения. Одного соприкосновения с ее красотой и огнем достаточно для нашего подъема, ибо душа тянется к своему идеалу, как цветок к свету; то, что влечет ее вверх, это – лучи, исходящие из Алмазной Души, которая изливает силу свою на то, что ей родственно, хотя бы это был только слабый росток, и привлекает его с божественной силой к слиянию с собой. Ученик начинает понимать, что означает Алмазная Душа; он понимает, что она должна быть воплощена в нем самом: «Взгляни на себя, ты – Будда!»

Он понимает, что и ум его, и тело – лишь орудия служения, что они лишь постольку ценны, поскольку творчество их достойно подниматься до высшего. Силою любви струны ума настраиваются душой, и ум делается музыкальным инструментом, достойным прикосновения Учителя, – инструментом, на котором могут прозвучать все мелодии неба и земли. Стоя на пороге, ученик понимает, что он нашел свое высшее Я, что душа устремляет свои взоры на нечто более высокое, с чем ему суждено слиться воедино. Но самое слияние происходит уже внутри Храма. На пороге он лишь слил свое величие со своим преходящим «я», душу с умом. И тогда начинается его истинная молитва, которая выражается как отождествление с Высшим. Он узнает, что в своей ежедневной жизни душа всегда может молиться, чем бы ни были заняты ум и тело его. Он понимает, что жизнь ученика есть непрерывное поклонение Высшему, непрерывное созерцание Алмазной Души. В то время, как душа человека трудится в Храме, тело и ум его работают в Преддверии для помощи миру, ибо тело и ум могут служить беспрерывно, пока человек жив; они его посланники и работники на земле, а дух его может пребывать в высших мирах. И тогда ему раскрывается значение слов: «На небе ангелы всегда лицезреют Отца», ибо видение Отца-Души есть непрерывное видение; никакое облако не может его затуманить, никакая работа на земле не может набросить тени на него. Душа постоянно зрит его в то время, как ум и тело ее работают. Когда душа этом достигла, порог перейден и душа вступает в Храм самом Господа.