Эдуардо Галеано - Первые голоса. Страница 6

И вот однажды раскрылась земля в том месте, где покоилась Мани. Подошел вождь, опустил руку в щель и вытащил оттуда большой сочный корень. Он растер его камнем, замесил тесто, раскатал и положил на огонь, испек для всех хлеб.

А корень этот назвали маниока, что значит «дом Мани». В землях у Амазонки и некоторых других местах ее называют мандиокой.

Картофель

Один касик с острова Чилоэ, где обитает много чаек, захотел любить так же, как любят боги.

Когда боги обнимались, земля начинала дрожать, а на море поднимались огромные волны. Все это знали, но никто не видел, как любят боги.

Касик решил подсмотреть, как это происходит, и поплыл на запретный остров.

Но там он увидел только огромного ящера с разинутой, полной пены пастью и длинным языком, с кончика которого стекал огонь.

Боги спрятали любопытного касика под землк5 и превратили его в съедобный плод. И в назидание друг, им любопытным покрыли его тело слепыми глазами.

Приготовление пищи

Одна женщина из племени тильмооков набрела в лесу на хижину, над которой поднимался дым. Ей захотелось посмотреть, что там такое, и она вошла внутрь.  {147}

Внутри хижины среди камней горел костер.

С потолка свешивалось несколько лососей. Один лосось упал ей на голову. Женщина подняла рыбу и повесила на прежнее место. Но лосось опять свалился на нее, и она снова повесила его.

Женщина бросила в огонь коренья, которые насобирала для еды. Но огонь сжег их в один миг. Женщина рассердилась и принялась колотить по очагу палкой. Она ударяла по нему с такой силой, что огонь чуть было не погас, но тут в хижину вошел хозяин и остановил ее.

Незнакомец сел около женщины и объяснил:

— Ты не умеешь обращаться с огнем. Когда ты колотила палкой по пламени и разбрасывала горящие головешки, огонь едва не ослепил тебя, потому что ты обошлась с ним несправедливо. Огонь съел твои корни, но он думал, что ты его угощаешь. И это огонь заставлял лососей падать тебе на голову, но совсем не для того, чтобы тебя обидеть, просто он хотел таким образом сказать, что ты можешь приготовить из них еду.

— Приготовить? А что это значит?

И тогда хозяин дома научил женщину разговаривать с огнем, поджаривать на угольях рыбу и наслаждаться едой.

Пока дух Бопэ-хоку насвистывал песенку, маис быстро рос. Был он несравненной красоты, початки на нем были огромные с ровными — одно к одному — зернами.

Одна женщина собирала эти початки, но собирала неумело. Она грубо срывала их, роняла, ломала. Початки в отместку повредили ей руку. Женщина обвинила во всем Бопэ-хоку и прокляла его свист.

Тогда Бопэ-хоку сомкнул губы, и маис стал вянуть и сохнуть.

Никогда больше не раздавался тот веселый свист, который помогал маису расти, придавал ему красоту и крепость. И индейцы бороро с тех пор с большим трудом выращивают маис и собирают скудный урожай.

Духи разговаривают свистом. Когда ночью зажигаются звезды, духи свистом приветствуют их. Каждая звезда отвечает на какой-то один звук, этот звук — ее имя.

Кумокумс, первый индеец племени модок, основал деревню на берегу реки. Медведям там вполне хватало места, чтобы спать, свернувшись клубком, а олени жаловались, что им очень холодно и не хватает травы.

Тогда Кумокумс построил другую деревню и решил жить половину года в одной и половину года в другой. Поэтому и год он разделил на две части: шесть лун — лето и шесть лун — зима. А одна луна, оставшаяся лишней, отводилась на переход из деревни в деревню.

И зажил он счастливой жизнью на две деревни, и стали модаки размножаться с удивительной быстротой, но те, кто умирал, не хотели уходить, и скоро их стало столько, что уже не хватало пищи на всех.

Тогда Кумокумс решил прогнать мертвых. Он знал, что вождь страны мертвых добрый человек и никому не откажет в гостеприимстве.

А вскоре у Кумокумса умерла дочь и тоже ушла из страны модоков, потому что ее отец приказал всем мертвым уходить.

Безутешный Кумокумс обратился за советом к гребенчатому дикобразу.

— Ведь ты сам так решил, — поразмыслив, сказал дикобраз, — и поэтому должен страдать, как все остальные.

Но Кумокумс отправился искать дочь в далекой стране мертвых.

— Твоя дочь теперь моя дочь, — сказал ему большой скелет, который был там вождем. — У нее теперь нет ни плоти, ни крови. Что она будет делать в твоей стране?  {148}

— Она моя дочь. Я люблю ее и живой и мертвой, — ответил Кумокумс.

Долго размышлял о его словах вождь страны мертвых. А затем сказал:

— Хорошо. Забирай ее.

И предупредил:

— Она пойдет позади тебя. Когда вы будете подходить к стране живых, ее кости начнут обрастать мясом. Но ты не должен оглядываться до самого конца пути. Такой у нас будет уговор. Нарушишь — пеняй на себя.

Кумокумс зашагал домой. Следом шла его дочь.

Четырежды он трогал ее за руку, становившуюся все более мягкой и теплой и ни разу не обернулся назад. Но когда вдали зазеленели леса, он не выдержал и оглянулся. И в тот же миг к его ногам рухнула груда костей.

Воскрешение

По обычаю, мертвые через шесть дней возвращались в Перу. Там они выпивалш стакан чичи и говорили:

— Теперь я вечен.

На свете стало слишком много людей. Землю засеивали даже на дне пропастей и на самом их краю, но еды для всех все равно не хватало.

В те времена в Хуарчири умер один человек.

На пятый день собралась вся община, чтобы встретить его. Ждали с утра и до поздней ночи. Остыли горячие блюда, сон смежил веки ожидавших. Мертвый так и не пришел.

Он появился только на следующий день. Все были в ярости. А одна женщина, совсем потерявшая рассудок от злости, крикнула:

— Бездельник! Лентяй! Все мертвые приходят вовремя, а ты? Воскресший бормотал какие-то оправдания, но женщина не слушала его, она схватила початок маиса, запустила им в голову провинившегося и ушла, оставив его лежать распростертым на земле.

Душа того человека вылетела из тела подобно гудящей мухе и навсегда умчалась прочь.

С тех пор мертвые больше не возвращаются к живым, не смешиваются с живыми и не притрагиваются к их пище.

Одна древняя старуха из племени тукунов наказывала девушек, которые не хотели кормить ее. По ночам она вытаскивала у них из ног кости и выпивала костный мозг. После этого девушки уже никогда не могли ходить.

Еще в детстве, когда она была совсем маленькой, одна лягушка научила ее помогать и вредить людям. Лягушка научила ее лечить и убивать, слышать неслышимые голоса и видеть невидимые цвета. Она научилась нападать и защищаться, когда еще не умела говорить, она еще не ходила, а уже могла попасть туда, куда захочет, потому что лучи любви и ненависти в одно мгновение переносили ее через густые леса и глубокие реки.

Когда индейцы тукуны перерезали ей горло, она собрала в ладони свою кровь, выплеснула ее в сторону солнца и крикнула:,

— Душа тоже идет к тебе!

С тех пор если человек убивает кого-нибудь, то вместе с телом своей жертвы он получает и ее душу.

Летучая мышь, которая висела вниз головой, зацепившись лапами за ветку, увидела воина кайапо, наклонившегося над источником. Ей захотелось подружиться с ним.  {149}

Она отцепилась от ветки, упала на воина и обняла его. Так как она не знала языка кацапо, она объяснялась знаками — с помощью рук. Щекотания летучей мыши вызвали у воина приступы смеха. Чем больще он смеялся, тем больше слабел. В конце концов он совсем обессилел, в глазах у него помутилось, и он рухнул на землю.

В деревне, когда узнали об этом, все пришли в ярость. Воины подожгли большую кучу сухих листьев в пещере, где жили летучие мыши, и закрыли в нее вход.

Потом они долго обсуждали этот случай. И решили, что впредь смеяться будут только женщины и дети.

Эти странные, невиданные существа приглашали к себе в дом мужчин племени ниваклей, но те не осмеливались войти. Они уже видели, как эти женщины едят: глотали куски рыбы верхним ртом, но до этого разжевывали их нижним ртом. Между ног у них были зубы.

Мужчины сами пригласили женщин к себе, они разожгли костры и стали петь и плясать.

Женщины сидели вокруг, скрестив ноги.

Мужчины пели и плясали всю ночь. Они извивались, как змеи, и летали, как птицы.

Когда рассвело, они повалились от усталости на землю. Женщины бережно их поднимали и поили водой.

А там, где женщины сидели, на земле остались зубы.

В отдаленные времена женщины сидели на носу каноэ, а мужчины — на корме. И не мужчины, а женщины охотились и ловили рыбу. Они уходили из деревень и возвращались когда им вздумается. Мужчины же строили хижины, готовили пищу, поддерживали в очагах огонь, чтобы не замерзнуть холодной ночью, растили детей и дубили кожи для одежды.