Виталий Эрбес - За гранью возможного Страница 7

Ночью около полуночи мне приснился сон, будто этот труп ловит меня, хочет украсть. В состоянии сна я соскочил с кровати, при этом сильно кричал, пытался выскочить в окно на улицу. Отец, проснувшись, поймал меня, положил между собой и матерью, крепко держал, успокаивал, некоторое время я вырывался, пытался убежать, но потом успокоился. Все это со слов отца – сам я ничего утром не помнил и, когда он мне это рассказывал, удивлялся, как такое могло быть.

После этого случая, не могу точно сказать, через какой период времени, у меня появилось повышенное предчувствие опасности. Я мог почувствовать, увидеть змею, тарантула, волка, которого другие не видели.

Спустя несколько месяцев я стал ночью во сне уходить из дома. Куда ходил, что делал, утром ничего не помнил. Единственно, просыпаясь, часто не обнаруживал подушку или одеяло, которые потом находили на улице соседи и приносили матери. Все соседи об этом уже знали.

Мать серьезно взялась за меня после того, как охотники, находившиеся в горах за 5 км от рудника, ночью увидели меня и узнали, причем сами перепугались. С их слов, в двенадцатом часу ночи они на костре подогревали чай и вдруг увидели пацана в трусах, босиком, с голым торсом. Под мышкой он нес подушку. Плавно, без особых усилий он поднимался в гору по тропинке мимо них. Ночь была достаточно светлая, лунная, туч в небе почти не было. Охотникам показалось, что пацан не идет, а как бы парит над тропинкой, передвигал ногами легко, поднимаясь по крутой тропинке. У него не было никакой реакции ни на костер, ни на сидящих вокруг костра охотников. Он смотрел прямо перед собой, не оглядываясь.

Охотники побоялись окликнуть пацана, тронуть. Вернее, их охватило оцепенение, а когда они очнулись от него, пацана уже не было видно, он ушел еще дальше от поселка Баладжал в горы.

На следующий день охотники пришли в больницу и рассказали обо всем моей матери. Как раз в это утро я не обнаружил у себя в постели подушку, которую потом принесли соседи. Мать стала разговаривать со мной, расспрашивать, какой мне снился сон, что я ночью видел. Я ничего не мог вспомнить. После этого мать осмотрела мое тело, ноги: не было ни ссадин, ни царапин, ноги чистые, не было ни грязи, ни колючек (обычно, когда бегали босиком по горам, подошва была в колючках, ссадинах и вся грязная).

Потом я случайно услышал разговор матери с отцом: «Если бы он ходил по горам, то в любом случае ноги у него были бы грязные, сбитые об камни и в колючках от карагайника». Ведь мать каждый вечер грела воду и заставляла парить ноги в горячей воде, после этого мочалкой с мылом тщательно мыть подошву, и каждый раз она иглой вытаскивала из подошвы колючки, обрабатывала сбитые пальцы.

С этого дня мать стала ставить у постели на полу ванночку с холодной водой, и как только я во сне вставал с кровати, ноги мои касались холодной воды. Я вздрагивал и сразу вновь ложился. Проснувшись утром, я также ничего не помнил.

По всем меркам, для детей моего возраста я был нормальным, физически крепким, хоть и небольшого роста, но сбитым, волевым ребенком. Ночные хождения на этом закончились на продолжительное время.

МОНГОЛЫ – ОСТАТЬСЯ В ЖИВЫХ

В 1949—50 гг. из Монголии в г. Семипалатинск (Казахстан), где находился самый большой в Союзе мясокомбинат, перегонялся скот: бараны, коровы, лошади. Перегон производился большими партиями. В километрах семи от рудника Баладжал по сравнительно ровной местности днем и ночью гнался скот, караван растягивался на несколько километров. Стада сопровождали монголы на конях – охрана. Бывало, стадо проходило приличное расстояние само, без сопровождения пастухов-перегонщиков.

Ясным летним днем мы с братом Вилькой и другом Пашкой как обычно собрались на охоту, соответственно подготовившись. Перейдя через горы в долину, увидели стада баранов, коров, быков, растянувшиеся на несколько километров, при этом сопровождающих монголов не было.

Спустившись вниз, перейдя речку, спрятались в кустах в надежде, что какой-нибудь баран подойдет поближе. Приготовили боевой лук, стрелу. Поскольку лук был рассчитан на взрослого, сильного человека, мы его могли натянуть только втроем, сидя на земле и упираясь ногами в древко лука. Так просидели некоторое время, но ни один баран близко не подходил. Вдруг из-за кустов вышел бык с большим медным кольцом в носу. Он, вероятно, почувствовал опасность, стал передними копытами грести и раскидывать в стороны землю, опустив вниз голову с большими рогами, при этом злобно ревел. Мы сидели за кустами, и навряд ли он нас мог видеть. Когда бык сделал несколько шагов в нашу сторону, кто-то из нас от испуга отпустил тетиву, а остальные не смогли ее удержать. Стрела мелькнула. Это произошло случайно, мы не хотели убивать быка. Бык рявкнул, прокрутился два раза и упал на землю. Тут только мы увидели, что стрела попала ему в бок, под левую переднюю ногу, ушла по самое оперение. Естественно, от неожиданности мы перепугались. Первый вопрос: что теперь нам делать? В любой момент могли появиться монголы. Мы вышли по кустам на изгиб речки и действительно увидели трех всадников с двумя собаками. Что делать? Зная со слов отца и других о мстительности монголов, быстро приняли решение, как спастись.

В подобных речках мы часто играли в прятки: берешь камышовую трубочку, ныряешь и – к берегу, под траву. Трава от берега стелилась по поверхности воды сплошным толстым ковром, под нее подныривали, через нее просовывали камышовую трубочку для дыхания и сидели затаившись. В руки брали два небольших камня и действовали по условному стуку: три частых удара – опасность, четыре редких удара – можно выходить из воды, и т. п. Стук камней очень четко слышен под водой. Когда мы со всей амуницией забрались под траву, дали сигналы друг другу о том, что все в порядке, я услышал стук копыт лошадей на берегу. Вода холодная, ключевая, долго в ней не просидишь. Потом топот копыт удалился. Видимо, искали, кто мог завалить быка. Просидев примерно полчаса под водой, я раздвинул руками траву, просунул голову, немного осмотрелся. Вблизи никого не было, стада тоже не было. Я дал сигнал стуком камней и вылез через траву, Вилька и Пашка вылезли за мной. Мы выползли на бережок, легли, переохлаждение было очень сильным: дрожь прошибала насквозь, зубы отбивали дробь, цвет кожи фиолетово-синий, губы синие. Согревшись немного на солнце, я встал на колени, выглянул из-за куста: вокруг никого не было.

На месте, где лежал большой бык, остались его внутренности, голова, кости и большая задняя ляжка. Все остальное увезли. Так быстро разделать быка могли только скотоводы. Мы подумали, что монголы бросили заднюю ляжку, потому что не смогли увезти, но мы ошибались… Проткнув ножом отверстие между сухожилием и костью и надев бычью ногу на палку, мы с Пашкой понесли ее, а Вилька – все наше охотничье снаряжение.

Пришли домой уже в 9 вечера. Мать, конечно же, наподдала мне ремнем, она как будто чувствовала, что с нами что-то случилось. В это время вмешался отец, спросил, где были и откуда столько мяса. Пришлось рассказать всю правду. Отец отрезал кусок мяса, дал собаке, собака съела и минут через десять сдохла.

«Вот видите, бесплатный сыр бывает только в мышеловке! И хорошо, что вы еще не ели это мясо! Что, не знаете, какие монголы мстительные? А если бы они нашли вас в горах?»

Этот был единственный случай, когда я взял что-то чужое. Больше я никогда не брал чужого, даже когда был очень голоден. Видимо, человек так устроен: осознание приходит тогда, когда он в полной мере прочувствует страх, стресс и вину за содеянное. Чувство безнаказанности, противозаконные действия, противоречащие общепринятым нормам (не укради, не солги, не убей), всегда приводят к отрицательным последствиям. Человек становится изгоем общества, и его жизнь портится во всех отношениях, со временем становясь все хуже и хуже.

Быть может, описанные здесь факты кому-нибудь помогут в жизненных ситуациях. Я очень на это надеюсь.

КАЗУС С ПЧЕЛАМИ

В Баладжале жил дед-пчеловод, держал на огороде пасеку. Как-то в Баладжал приехала команда футболистов из района играть с местными. Таких мероприятий у нас раньше не было, поэтому большинство жителей пришли посмотреть. Играть должны были на заранее приготовленном поле. Мы с братом Вилькой тоже побежали смотреть. Когда пробегали мимо двора пчеловода, брат от меня отстал, я остановился, чтобы его подождать, а он заскочил во двор. Вдруг он выскочил, в руке держал соту из улья, а за ним летела туча пчел. Мы помчались со всех ног, уже было недалеко до футбольного поля, где началась игра, прошмыгнули в толпу. Я посмотрел на Вильку: у него над бровью была шишка от укуса пчелы, но соту он не выпускал, кусок воска с медом дал мне и оторвал себе, остальное выбросил. В это время зрители стали разбегаться кто куда, потому что рой пчел летал над полем и жалил нещадно, и все футболисты тоже разбежались.