Андрей Ветер - Святой Грааль Страница 7

— Не удалось им поживиться. Славно же кто-то разделался с ними.

— Не повезло мерзавцам…

— Утром надо прислать за ними повозку, — заключил старший. — Запомните, куда ехать. Квартал хлебопёков…

Ван Хель отполз немного по кровле в сторону, но из-за плохо державшейся черепицы, грозившей осыпаться при неосторожном движении, решил дождаться, пока ночной дозор отойдёт подальше. С крыши дома ему были видны далёкие мерцающие точки факелов на городских стенах. Снова по стенам прокатилась шумная волна трещоток и колотушек со стен — часовые оповещали друг друга об истечении очередных тридцати минут ночного дежурства.

Выждав ещё немного после того, как дозор удалился, Ван Хель бесшумно спустился на дорогу и продолжил свой путь. Через несколько минут он добрался до квартала ткачей и остановился перед трёхэтажным домом, над входом в который был нарисован громадный белый лебедь с причудливо изогнутой длинной шеей, а всё остальное пространство стены было покрыто изображениями женщин, занимающихся пряжей и вышиванием. Фасады очень многих домов в городе были так или иначе разрисованы, указывая на характер деятельности домовладельца и его семьи.

Окошко на втором этаже было распахнуто, и оттуда сочился тусклый жёлтый свет.

«Не спит», — понял Ван Хель и, осмотревшись, взобрался вверх по стене, ловко наступая на торчавшие балки и крючья, к которым крепились вывески. Заглянув в окно, он тихонько позвал:

— Изабелла!

В комнате послышалось шуршание платья, и в следующее мгновение перед ним появилась девичья голова. Большие тёмные глаза взволнованно блестели.

— Ванхель, милый мой Ванхель, наконец-то вы пришли! А я уж чего только не подумала…

— Со мной ничего не может случиться, ангел мой.

— Я боялась, что мы уже не свидимся более.

— Что за глупости! О чём вы говорите, Изабелла? Разве я хоть раз не держал данного слова?

— Речь не вовсе о вас, сударь.

— О чём же?

— О моём отъезде. — Девушка всхлипнула. — Боюсь, сегодня ночью мы расстанемся с вами навсегда.

— Вы решили уехать?

— Не я, а мой батюшка принял такое решение. Он отсылает меня в замок графа де Парси. Завтра рыцари графа отправятся в его владения, они будут сопровождать обоз с товарами. Поеду и я.

— Но почему вдруг?

— Граф прознал о том, что никто не может превзойти меня в искусстве вышивания. И мой отец решил не упустить случая хорошенько заработать на мне. Вдобавок отныне у него всегда будет повод показаться на глаза графу, дабы испросить какой-нибудь милости, навещая меня в его владениях… Будь проклят тот день, когда я взяла в руки иглу с ниткой!

— Не печальтесь, моя дорогая, и не вините своё мастерство, — успокаивающе проговорил Ван Хель и нежно коснулся ладонью щеки Изабеллы. — Я что-нибудь непременно придумаю, чтобы оказаться подле вас.

— Но как?

— Я найду способ… А теперь позвольте мне влезть в окошко, потому что висеть на стене не так удобно, как восседать на табурете…

— Конечно, мой милый Ванхель…

Она порывисто отстранилась, давая мужчине возможность проникнуть в уютную комнату, стены которой были обтянуты коричневыми шерстяными тканями, с искусно вышитыми на них белыми, жёлтыми и красными цветами. На стоявшей в углу кровати лежало несколько подушек, а подле спального места громоздился сундук, где хранилось бельё и одежда. Горевшая свеча бросала свет и на элегантную этажерку из резного дерева, где лежали большие ножницы и множество катушек с разноцветными нитками.

— Вы продолжаете одеваться не по погоде, — посетовала она, оглядывая гостя. — Уже декабрь, а вы до сих пор не сменили платье на зимнее.

— Я не боюсь холода и почти не ощущаю его, — отмахнулся он.

— Вы испачканы. — Изабелла указала на его плащ, измазанный грязью на плече.

— Должно быть, это грабитель задел меня грязным башмаком, когда я перебросил его через себя.

— Вы столкнулись с разбойниками?

— Пришлось вступиться за одного несчастного.

— Как вы не боитесь? Ванхель, неужели вас ничто не страшит?

— Только разлука с вами, — пошутил он.

— Вы настоящий сумасшедший. — Она припала головой к его груди и с наслаждением вслушалась в тепло, потёкшее в неё из его крепких рук, бережно обнявших её плечи. — Никогда не забуду, как вы разбросали тех бесстыжих господ, которые пристали ко мне на рыночной площади. А ведь их было пятеро! И все вооружены!

— Разве я мог позволить, чтобы кто-то отпускал мерзкие шутки в вашу сторону?

— Безрассудный… Они могли убить вас, и это сошло бы им с рук, ведь они — рыцари, люди благородных кровей, не привыкшие считаться с людьми более низкого происхождения. У меня сердце замирает, когда я вспоминаю тот день. Как они схватились за мечи, готовые изрубить вас! А вы каким-то непостижимым образом расшвыряли их, расправились с ними голыми руками! Я никогда не перестану восхищаться вами, мой милый Ванхель…

— Изабелла, почему бы вам не уйти со мной прямо сейчас?

— Без родительского благословения? — вздохнула она. — Я не смею.

— Вы слишком много значения придаёте этим пустякам.

— Зачем вы говорите, что благословение — пустяк? — с горечью проговорила она. — Порой ваши слова пугают меня.

— Не будем спорить об этом… Не сейчас… Просто придётся повременить с нашим счастьем. Наберитесь терпения, родная… И ложитесь спать, вам следует отдохнуть перед завтрашним путешествием. Путь до владений графа де Парси не близкий.

— Ванхель, не оставляйте меня сейчас…

Она отчаянно прижалась к нему всем телом, чего не позволяла себе никогда при их прежних встречах с глазу на глаз.

— Я люблю вас!

— Знаю, мой ангел. Я тоже люблю вас.

— Как же нам быть? — шептала она.

— Если бы вы согласились уйти со мной… Впрочем, всё уже сказано. Езжайте к графу де Парси, раз такова воля вашего батюшки. Обещаю вам нагнать вас в скором времени, а там и решим, как нам быть.

Он мягко отстранил её от себя.

— Ванхель…

Девушка снова протянула к нему руки, и он увидел в её глазах мольбу.

— Изабелла, мой нежный цветок. — Он шагнул к ней и наклонил голову, припав к её губам долгим поцелуем.

Тело девушки задрожало.

— Я хочу быть вашей, — проговорила она, задыхаясь.

— В недалёком будущем у нас обязательно появится такая возможность. И нам не нужно будет скрываться от посторонних глаз, нам не придётся таиться. Обещаю. — Он поцеловал её ещё раз, но теперь коротко, почти по-братски. — А теперь прощайте… И помните, что мы с вами разлучаемся на очень малое время…

Сказав это, он легко выбрался в окно и спрыгнул на дорогу…

С Изабеллой он познакомился три месяца назад, когда вступился за неё на улице. Увидев горячие слёзы в её глазах, Хель уже не мог выбросить из головы Изабеллу. Такого не случалось с ним прежде. Он относился к женщинам легко, принимал их ласки и даже любовь, но сам не допускал никого из них к своему сердцу. Бывало, он увлекался кем-то ненадолго, но забывал о своём увлечении, едва дела звали его в путь. Он даже не прощался с той, которая согревала его ночами… И вдруг в его сердце поселилась любовь. Образ Изабеллы постоянно возникал перед его глазами, и Ван Хель не знал, как к этому относиться. Девушка стала казаться ему самым дорогим существом на свете, и он — человек, которого и человеком-то было трудно назвать, ибо он познал тайные глубины многих оккультных сообществ, был посвящён в знания, дававшие ему огромную власть над людьми, прошёл через самые кровавые войны последних нескольких веков и не только остался жив, но заполучил бессмертие, — он тосковал, разлучаясь с Изабеллой, как тоскует по девушке всей душой безусый юнец, не познавший ещё сладости женского тела.

Ван Хель удивлялся себе и вопрошал: «Ты ли это, дружище? Откуда в тебе нелепое мальчишеское волнение? Откуда жажда глядеть в девичьи глаза, надеясь увидеть в них всякий раз нечто особенное? У тебя было много женщин. Некоторые по праву считались прекраснейшими женщинами своего времени. Лучшие гетеры дарили тебе свои ласки. Лучшие танцовщицы плясали для тебя. Но ты всегда оставался спокоен, потому что никогда не признавал никакой тайны за тем, что принято называть любовью. И вдруг что-то изменилось в тебе. Может, ты заболел? Или ты прозрел, внезапно разглядев в привычной для тебя жизни новую грань? Ты удивляешь меня…»

Шарль по прозванию Толстяк низко склонился над столом и что-то записывал, поскрипывая гусиным пером по пергаменту. Жёлтый подрагивающий свет свечи придавал его одутловатому небритому лицу мягкость, сглаживая некрасивость крупных черт. Этот зрелый мужчина, прошедший нелёгкий жизненный путь, смотрел на появлявшиеся из-под пера чернильные буквы почти с тем же восторгом, с каким мальчишка смотрит за появлением сверкающего меча из ножен прославленного рыцаря.