Арсений Селецкий - Колдовство в Юго-Западной Руси в XVIII столетии Страница 8

Чары на имущество

После физического благосостояния видное место занимает материальное, и колдовство не оставило без внимания и эту сторону обыденной жизни. Из взятого в нашем исследовании периода сохранилось несколько исторических свидетельств об употреблении колдовства ремесленниками и торговыми людьми для приобретения заказов и увеличения своих доходов. Интересен особенно процесс мастеровых, представляющий довольно обстоятельно магические секреты их чародейственного ритуала.

В Каменец-Подольский магистрат, 1704 года, была подана жалоба ткацким подмастерьем, Василием Фиалковским, на своего хозяина Ивана Затварзяловича, вследствие какого-то недоразумения в денежных расчетах и обмане со стороны хозяина.

На суде дошло до разных попреков и разоблачений, не имевших уже отношения к данному делу. Подмастерье уличал между прочим своего хозяина, что тот для снискания работы прибегал к чарам; мастер в свою очередь показал, что сам Фиалковский был при этом его сообщником, давал разные советы, доставлял и сами средства для этого чародейства. Дело приняло таким образом совершенно другое направление, вызвали уже свидетелей для показаний о чародействе тяжущихся. Из данных на суде свидетельских показаний обнаружилось, что почти все мастера употребляли какие-то магические средства для увеличения своих доходов. Самым распространенным было колдование посредством урезка веревки от церковного колокола.

Будучи еще учеником, Фиалковский заметил, что его хозяйка окуривала таким отрезком свой ткацкий станок, приговаривая шепотом какие-то таинственные слова.

Поступив затем к новому мастеру, раз, во время отсутствия заказов, Фиалковский посоветовал ему испробовать пресловутое сродство, добыв при этом кусок требовавшейся веревки. Произвели окуривание станка, но без шептаний, которые Фиалковскому не были известны, и употребленное средство было признано поэтому недостаточным.

Сам Затвардзялович, кроме окуривания, употреблял и другие меры. Он забивал паклей из той же веревки все щели станка и, взяв у Фиалковского антидор, намочил его в святой воде и окропил ею станок. Но когда и это не помогало и заказов не было по-прежнему, он обратился за помощью к какой-то знаменитой Микитихе. Последняя снабдила его каким-то чудодейственным черным порошком, приговаривая: «нехай ся до паев все добре привертае», и советовала насыпать его за голенища. Вполне уверенный в силе сообщенного ему средства, Затвардзялович рекомендовал обратиться за ним к той же ворожке и своему товарищу Телицкому, который быль у него вечером того же дня. Телицкий последовал совету и на другой же день, вместе с матерью, отправился за магическим порошком. Третий ткач, Желиховский, когда ему указали на порошок Микитихи, заметил, что ему более искусная ворожка посоветовала гораздо лучшее средство, в действительности которого он убедился по собственному опыту.

Суд, основываясь на добровольном сознании мастеров, за то, что они «поступили против Бога и совести, прибегая к бабским предрассудкам», постановил: Затвардзяловича отрешить, от должности цехмистра впредь до следующих выборов; Телицкий и Желиховский, тоже до времени выборов, должны были на цеховых сходках занимать последние места и беспрекословно исполнять возложенные на них поручения цеха. Сверх того все они должны были дать на церковь или костел, смотря по вероисповеданиям, определенное количество воска. [77]

Колдовство посредством веревки от церковного колокола не ограничивалось однако пределами цеха мастеровых, а имело более широкое распространение, оно было во всеобщем употреблении, способствуя будто бы увеличению материального благосостояния.

1707 года, в том же каменецком магистрате братчиками церкви св. Николая была обжалована какая-то вдова Агафия из Острога за то, что заказав в их церкви обедню, приказала своему сыну, проникнув чрез церковь, во время службы, на колокольню, урезать несколько кусков веревки от колоколов. Мальчик был пойман на месте проступка учеником братской школы и вдова была представлена братчиками в суд для разъяснения этого дела. [78]

Такое же влияние на успех хозяйственных и других предприятий имела веревка от повешенного или повесившегося («вишалянка»), доставляя обладателю ее счастье в делах имеющих целью материальную прибыль, скорую наживу.

В 1717 году в Каменце же возникла тяжба между двумя шинкарями, Маньковским и Колецким. Последний распустил слух, будто бы жена Маньковского, для завлечения в свое заведение посетителей, держит отрезок веревки, добытый у палача, служившей ему для повешенья преступника.

Суд признал однако это обвинение пустой сплетнею и приговорил Колецкого за клевету к аресту при городской ратуше, впредь до взыскания с него 12-ти фунтов воску на магистратскую часовню. Кроме того, сторонам под угрозой баниции, было заказано делать какие-либо попреки. [79] (Банницией в древнем польском праве называлось лишение государственных преступников некоторых или всех прав; (баниция бывала временная или же вечная ‑ первая служила наказанием за сопротивление властям и грабеж; человека, подвергшегося такой банниции, держали в тюрьме до тех пор, пока он не удовлетворит требования истца. Банниты имели право подавать апелляцию в высший суд или королю в продолжение 12 недель и до окончательного решения дела запастись королевским глейтом, освобождавшим их от ареста. Вечная банниция, или лишение всех прав, позволяла каждому старосте, в юрисдикции которого найдется баннит, хватать его и карать смертью. Так, напр., погиб славный Самуил Зборовский).

В настоящее время можно видеть на пороге лавочек, кабаков и пр. прибитые с той же целью подковы. Нужно только, чтобы подкова была найдена. Характерно между прочим, что подобный предрассудок нашел себе последователя в лице одного из почтенных народных учителей местечка Ш. (на Полыни), И. Г., который, занимаясь продажей учебных принадлежностей, чаю и проч., прибил на пороге лошадиную подкову, «чтобы люди отходили», как объяснял он ее назначение. – Что же, действует? спросил я его. – И дверь никогда от посетителей не затворяется, ‑ отвечал он вполне серьезно!

Гадальные практики

Колдовство служило также для гаданий, с целью наперед определить исход задуманного предприятия, чтобы, действуя по известным указаниям, обеспечить его успех.

Так, в 1749 году в Каменец-Подольском городском суде разбиралось дело по обвинению семерых крестьян и одного шляхтича в том, что они без ведома экономии откопали будто бы клад на земле, принадлежащей общине доминиканок в селе Пудловцах. Кладоискатели обращались при этом к знахарке, которая вполне обнадежила их в успехе предпринятого дела. Обстоятельства последнего, как уяснили показания подсудимых, состояли в следующем.

Трое крестьян села Пудловец, возвращаясь из церкви после пасхальной всенощной, заметили, что за селом, в прилегающих к нему кустах, показалось над землей какое-то пламя. По всей вероятности, это был падавший аэролит, свет которого и был принят крестьянами за пламя горевших денег, каким, по всеобщему народному поверью, должны были теплиться в эту ночь сокрытые в земле клады. Тотчас решили пойти одному для исследований, так как, по их мнению, на месте виденного огонька должно бы оттаять, – на дворе была заморозь. Но предполагавшейся приматы не оказалось. «Станем копать на Божью волю», заметил один из них успокоительно. Боясь недоразумений с экономией, крестьяне соглашались объявить о своем предприятии, но в виду общих насмешек, если оно окончится неудачей, решили работать тайно по ночам. Приступили к делу. Земля была мерзлая, приходилось рубить топорами. Работа подвигалась медленно и была слишком утомительна. Решили поэтому пригласить еще кого-нибудь из соседей; компания кладоискателей увеличилась. Работали уже несколько ночей подряд, но усилия были напрасны: клад не давался. «Не нам судил Бог», говорили одни, но тут же порешили обратиться к Его помощи. Сделали складчину и дали на службу в церковь и еще с большим рвением принялись вновь за работу, но все также безуспешно. Наткнулись было на какую-то твердую поверхность, принятую ими за плиту, которой и должен быть привален клад, но пока расчистили это место, вырубив росший на нем куст – никакой плиты не оказалось. С общего совета было принято обратиться за указаниями к ворожее, проживавшей в соседнем селе Пораевке. Прибывший туда с этим поручением один из кладоискателей, Процько, явился к ворожке и, не объявляя ей о цели своего посещения, потребовал, чтобы она угадала ее сама. Она «вылила воском» и сказала, что у него произошел урон в хозяйстве. Процько промолчал, ворожка смутилась. Накрыв стол белой скатертью, она вылила во второй раз и рассмотрев воск внимательно, ответила, что дело идет о кладе, который действительно зарыт в известном ему месте, в медном котле с железной дужкой, но несколько к западу от вырытой ямы. Она советовала затем продолжать работу, уверяя, что клад непременно найдется, и при этом указывала на следующие приметы: к юго-западу от большого, зарытого в земле, камня окажется мусор, немного далее черные черепки, а под ними уже и самые деньги. Клад этот следует откапывать в полнолуние ночью после вторых петухов, когда уже не может помешать в этом злая сила. Эти указания оказались правдоподобными: откопали действительно и большой камень, и мусор в указанном от него направлении, находили и черные черепки, но денег все таки не было. Крестьяне, полагаясь на эти приметы, работали уже в продолжении четырех недель. Между тем огонь, высекаемый в яме для закуривания трубок, был принят другими односельчанами тоже за пламень горящих денег, составилась вторая компания, открывшая свои работы не вдалеке от первой. Результаты и тут были те же, только черепья были зеленые.