Сборник статей - Тайны древних цивилизаций. Том 1 Страница 9

Рассматривая более простые, популярные и доступные людям театральные представления, можно сказать, что они также сыграли очень важную роль. Они являлись прекрасным способом в форме, близкой для души и доступной для понимания, указать людям на существование иной реальности, на которую, не будь этой формы, человек так и не обратил бы внимания. Они показывали, что за занавесом происходит много такого, что не всегда замечается в реальной жизни. Они давали понять, что после того, как опускается занавес, для зрителя настоящая работа только начинается. Ведь если человек не сможет открыть глаза, чтобы замечать в жизни то, что показывалось в театре, ему будет очень трудно уловить другие, незримые для глаз, более высокие духовные истины.

Кто является главным в инициатическом театре – автор, актер, зритель? Может ли любой человек написать произведение для театра?

Очевидно, что существует огромная разница между авторами эпохи классической греческой трагедии и теми, кто сегодня, зачастую не будучи профессионалами, берутся создавать пьесы (хотя всегда есть прекрасные исключения из правила).

Биографы Эсхила рассказывают, что писал он только тогда, когда был вдохновлен импульсом и силой Диониса; часто то, что изливалось из его души, пугало его, заставая врасплох. Эсхил был настолько погружен в Мистерии, в получаемые через них познания и мудрость, что загадочной и таинственной была не только его жизнь, но и смерть. Казалось, что в коллегиях жрецов все желали, чтобы он замолчал, перестал писать о сокровенном.

Столь сильным было его вдохновение и его способность проникать в глубокие таинства существования, что он открывал величайшие сокровенные истины, рассказывать о которых в рамках театрального действия, не искажая и не профанируя их, многие считали невозможным. В любом случае, большинство публики было не готово воспринять то глубокое содержание, которое передавалось таким способом.

Главным для автора является руководящий им принцип – вдохновение. Без вдохновения, без контакта с высшей Идеей, или Архетипом, невозможно создать не только театральное произведение, но и любое произведение искусства.

В греческом театре зрители не были простыми наблюдателями, сидящими на каменных трибунах. В эпоху, когда зарождались великие театральные представления, люди начинали смотреть пьесу на восходе солнца и заканчивали на закате (с небольшими перерывами). Но все это время зрители лишь формально оставались на своих местах – на самом деле они были на сцене, жили жизнью персонажей. Как говорил Аристотель, публику переносили в иной мир великие чувства страха и сострадания. Речь идет не об обычном ощущении страха. Это особое состояние рождалось, когда зритель проникался судьбой персонажа. Он боялся за него и одновременно за себя. Он страшился тех последствий, которые могут возникнуть, когда из-за собственного неведения, по собственной глупости человек нарушает неумолимые законы природы. Человек боялся реакции Судьбы на нарушение универсального порядка и гармонии. Именно благодаря этому чувству страха зрители более глубоко осознавали собственные ошибки, а также свои обязательства и ответственность за все, что происходит с ними и вокруг них. Они проявляли искреннее соучастие и сочувствие к великим героям, к тем, кто умеет проходить испытания с гораздо большим достоинством и благородством, чем они сами. Это было священное сострадание, благодаря которому зрители разделяли с персонажами добро и зло, радости и переживания. Они понимали, что каждое существо, начиная с богов и кончая человеком, переживает трудности и ситуации жизненного выбора, которые больше, чем всех остальных, мучают именно людей: это момент, когда приходится выбирать между человеческим и божественным. Зритель испытывал сострадание к персонажу и к самому себе, и в нем пробуждался удивительный процесс катарсиса, внутреннего очищения.

Актеры полностью жили инициатическим театром, каждый из них входил в роль так, словно она была создана для него. В течение представления актер несколько раз менял костюмы, маски, голос. Он играл разных персонажей одновременно. Роль мученика сменялась ролями женщины, старца, ребенка. Таким образом актер мог почувствовать, какими изменчивыми и относительными являются многие ситуации в жизни, как быстро они приходят и уходят, что значит родиться и что значит умереть. Он также мог почувствовать, как мало различаются между собой мужские и женские персонажи, состояние актера на сцене и зрителя перед ней.

Играя на сцене, человек жил многими жизнями на протяжении нескольких часов; за считанные минуты он проходил самые разнообразные этапы истории человечества. Если он был подлинным актером, то именно для него был создан инициатический театр.

Возвращаясь к театру нашего времени, можно сказать, что сегодня в его распоряжении находится многое из того, чего не существовало раньше, в том числе совершенные сценические и технические спецэффекты для воспроизведения перед зрителем самых разных обстоятельств и состояний. Но часто не хватает именно того древнего духа актера и духа зрителя, который позволял обоим жить тем, что происходит на сцене. Случается, что даже когда актеру удается уловить дух своего персонажа, он оказывается неспособен передать его, зажечь им зрителя.

С другой стороны, как изменилось содержание театральных представлений с тех пор! Сегодня в театре мы часто смотрим сцены из повседневной жизни с ее мелкими интересами, нам приходится наблюдать за тем, как люди ссорятся, враждуют, уничтожают друг друга – сюжеты, ничем не отличающиеся от того, что можно прочесть в любой газете. Мы все с удовольствием участвуем в этой коллективной театральной психотерапии (столкновение со стрессами, их выведение «наружу»), но таким образом мы не открываем никаких новых дверей, никаких новых далей, не учимся ничему новому. Инициатический театр, каким его создавали в древности, всегда ставил своей основной задачей научить чему-то, подтолкнуть к внутренним изменениям, трансформации. Профессор Ливрага, посвятивший одну из своих книг греческой трагедии, говорил, что инициатический театр никогда не был ни фарсом, ни чем-то искусственным. Он представлял собой живую реальность вне времени и пространства.

В своей жизни мы подвластны категориям и законам физического пространства и времени, оказывающим на нас давление, заставляющим совершать определенные, ограниченные действия за определенный временной интервал. В инициатическом театре, в этом прекрасном театре познания и ученичества, существовала абсолютная реальность, наполненная вечными ценностями, и человеку, погружавшемуся в нее, становилось совершенно не важно, какое пространство и какое время ему потребуется. Важна была та суть, которую он извлекал, то, что он узнавал и чему учился, тот живой внутренний опыт, который он уносил с собой.

Основная задача инициатического театра состояла в том, чтобы с каждого представления зрители выходили другими, немного более обогащенными в отношении человеческих качеств, понимания смысла существования. Но самое главное заключалось в том, что для этого не обязательно было испытывать «на собственной шкуре» все ситуации, события и противоречия реальной жизни.

Мы не можем говорить, что только древний инициатический театр преодолевал границы пространства и времени, так же как не можем призывать вернуться назад: категорий «назад» и «вперед» не существует. Мы можем предложить лишь вернуться к истокам инициатического театра, для того чтобы возродить его священные принципы и элементы, чтобы вновь, уже в другой форме, попытаться создать Театр жизни. Очень хочется возродить такой театр, в котором вновь стало бы возможно жить происходящим, а не просто наблюдать за ним, театр, в котором сидящие перед сценой магическим образом могли бы почувствовать себя одновременно и зрителями, и актерами, чтобы вернуться к глубинам собственной Души, к невидимой сути всего окружающего, как делали наши предки.

Откуда мы, кто мы, куда мы идем? В ответе на эти вопросы и заключается смысл инициатического театра.

Для того чтобы ответить на них, нужно, чтобы в душе каждого зрителя закрылось что-то старое и открылось нечто новое. Сегодня у нас нет инициатических театров, но несмотря на это мы также чувствуем потребность передать идеи, вечные ценности, принадлежащие человечеству всех времен и эпох. Ведь это то же самое человечество, которое живет сегодня и которое будет жить завтра.

Почему бы не помечтать о том, что среди людей, живущих в наше время, могут найтись те, кто был бы готов возродить театр, чтобы вновь научиться жить, чтобы вновь кто-то научил нас жить? Верить в это хочется хотя бы потому, что, так или иначе, желая этого или нет, каждый из нас играет определенную роль в великом Театре жизни, театре вечном, поистине инициатическом.