Звезда Альтаир. Старообрядческая сказка - Дмитрий Александрович Урушев Страница 17

Никелю было за восемьдесят лет. Но и в столь почтенные годы он сохранил необыкновенную живость и бодрость. Это был высокий и крепкий старик. В молодости он один, без рогатины хаживал на медведя. И сейчас не всякий мужчина мог сравниться с ним шириной плеч и прямизной спины. Длинная седая борода и строгий взгляд зеленых глаз дополняли величественный облик патриарха.

Царевич поцеловал руку Никелю. Святейший усадил гостя в кресла. Уселся сам и завел разговор. Юноша поведал о своем путешествии, о поисках веры, об увиденном и услышанном. Рассказ о епископе Аналогии рассмешил патриарха. Он громко и густо заговорил, будто в трубу загудел:

– Значит, Аналогий сказал, что вера – это послушание и смирение? Он слабый человек и думает слабо, немощно, бессильно. Но я вижу, ты, Иван, другой. Ты настоящий смельчак, храбрец и удалец. Ты не робкого десятка. Забудь эти смешные слова смешного человека. И запоминай то, что буду говорить я. Вера – это сила и власть.

Никель крепко ударил кулаком по подлокотнику кресел.

– Что написано в древних книгах? «Аще будете иметь веру с горчичное зерно, скажете горе сей: “Перейди отсюда туда”, и перейдет. И ничего не будет невозможного для вас». Примечай, Иван, какова сила веры.

Глава 14

Патриарх убежденно говорил и ударял по подлокотнику, будто хотел крепко-накрепко вбить слова в голову царевича.

– Вера – это сила и власть. Верным Бог дает могущество. Погляди на меня. Кем я был? Сыном нищего крестьянина, босым, оборванным, голодным. Но я верил, что Бог уготовил мне особую судьбу. Я добивался своего и наконец добился. Теперь я вместо слабовольного и слабоумного царя самодержавно управляю целой страной. Такая вера нужна и тебе, сын мой.

– Но я ищу веры не для себя, а для всего нашего государства.

– И ты ее нашел! Благодарение Богу, твои поиски окончились. В ближайшие дни ты можешь отправиться назад, к отцу. Я снаряжу с тобой посольство – священников и диаконов. Вы сядете на ковер-самолет и в мгновение ока перенесетесь к царю Додону.

– Но мне говорили, что твоя вера – новая. А есть еще какая-то старая вера, отеческая и дедовская. Я хотел бы познать и эту веру. Вдруг истина заключена в ней?

– Это говорили тебе ханжи и изуверы. Не слушай их! Оные паршивые псы учинили раскол, ослушались моей и царской воли, произвели смуту в стране. И теперь лают, сбивая с истинного пути маловерных и малоумных.

Святейший разозлился. В его глазах разгорелись болотные огоньки.

– Ты нашел истинную веру. Это говорю я, Никель, патриарх Великих, Малых и Белых Куличек. Дальнейшие поиски бессмысленны и безблагодатны. Советую подумать о возвращении домой. Тебе уготовано великое служение – принести свет самой наилучшей веры твоему темному народу.

Глубоко задумавшись, вернулся юноша в царский дворец. Что делать? Если Никель прав, то поиски окончены. Надо возвращаться домой. А если патриарх заблуждается?

Плутоний окликнул гостя:

– Что не весел? Что головушку повесил? Поехали смотреть мои потешные полки.

Иван согласился. Хотелось развеяться.

Сели в большую колымагу, украшенную пестрыми коврами. Алексашка залез на козлы к кучеру.

– Гони на Кукуй! – крикнул царевич.

И колымага загрохотала и затряслась по бревенчатой мостовой. Впереди скакали стрельцы, махали кнутами и кричали: «Пади! Пади!» Народ расступался, снимал шапки и низко кланялся.

На окраине Кучкова, уже за городскими стенами, располагалась слобода Кукуй, в которой жили иноземцы: послы, врачи, аптекари и разные умельцы – оружейники, часовщики, золотых дел мастера. Здесь же располагались казармы потешных полков.

Колымага выехала на площадь перед казармами. Тотчас раздались бой барабанов и вой труб. Парни, по-заграничному одетые в обрезанные кафтаны и нелепые шляпы, начали быстро строиться неровными рядами. Царевичи вышли из колымаги.

– Вот они, мои верные солдатики! – Плутоний весело хлопнул Ивана по плечу. – Вишь какие. Это не батюшкины стрельцы. Тем бы только водку лакать. А мои удальцы обучены и ближнему бою, и дальнему, и пушкарской хитрости. Настанет время, и мы потрясем весь белый свет. Здорово, орлы!

– Ура! Ура! Ура! – нестройно закричали парни.

Потом осматривали казармы. Плутоний охотно показывал немецкое солдатское платье, диковинное иностранное оружие: бомбарды, фузеи и палаши – полковую музыку: барабаны и трубы.

Все было ново и необычно для Ивана. На его родине ничего подобного не имелось. «Да, – думал юноша. – С такими воинами и с таким оружием он, пожалуй, вернет себе черкасскую землю. Много крови прольет мой братец, ежели станет царем».

Обошли казармы, налюбовались потешными полками и их снаряжением.

– Теперь едем обедать к моим друзьям-иноземцам! – Плутоний снова хлопнул гостя по плечу. – Ты хоть видал иноземцев-то?

Иван видел только заморских купцов, приезжавших торговать в сказочную страну.

– Нет, мои друзья не торгаши. Они люди ученые, учтивые, утонченные. А какие у них манеры! Сам увидишь. Галантерейное, черт возьми, обхождение! Думаю, они могут покалякать с тобой и о вере.

Колымага остановилась перед большим каменным домом с черепичной крышей. С высокого крыльца сбежал мужчина в черном бархатном камзоле с накрахмаленным воротником и в черных чулках. С нижайшим поклоном он изящно поцеловал руку Плутонию. Тот представил гостя:

– Мой кузен Иван, сын славного царя Додона.

Мужчина ловко чмокнул запястье царевича и назвался:

– Мопс – золотых дел мастер, покорнейший раб твоего пресветлого высочества.

Юноше это не понравилось. Рук ему никто сроду не лобызал. Камзол и чулки иностранца выглядели смешно и нелепо. И что за глупое имя – Мопс?

Вошли в дом. Не только снаружи, но и внутри он отличался от русского жилища. Стеклянные окна. На стенах зеркала и портреты. Вместо лавок – стулья и кресла. Вместо сундуков – шкафы. Впрочем, большие комнаты с высокими потолками не поражали опрятностью и порядком. Видимо, иноземцы не отличались чистоплотностью.

В заваленном книгами кабинете хозяин представил царевичам высокого мужчину по виду – лет сорока с лишним.

– Преподобный Шпиц, доктор теологии, настоятель нашей слободской церкви.

«Это немецкий поп! – догадался Иван. – Вот с ним-то я и побеседую о вере».

Впрочем, внешний вид Шпица несколько смутил юношу. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Черные чулки, как у Мопса. Такой же черный камзол, только чуть длиннее.

«Впрочем, это, несомненно, высокоумный муж, – уговаривал себя царевич. – Во всяком случае, он объехал многие страны и многое повидал. Пусть он нелепо одет, родители учили меня оценивать людей не по платью, а по уму».

Однако хозяин не позволил начать ученую беседу.

– Прошу отобедать, господа.

Иван ожидал увидеть на столе какие-нибудь сверхъестественные заморские яства. Но гостей угощали самым обыкновенным поросенком, жареной