Хаос. Закон. Свобода. Беседы о смыслах - Митрополит Антоний (Блум) Страница 22

Как я уже говорил, об утрате равновесия нам известно из физического мира, начиная с процесса хождения, но также и из мыслительной и эмоциональной сторон жизни. Время от времени нам приходится переосмысливать представления, убеждения, заново продумывать опыт, перерастать эмоциональные состояния. Каждый раз это кризис, то есть суд над прежней ситуацией, период смятения, который должен завершиться обретением равновесия в новой точке. И этот период может длиться дольше тех нескольких минут, которые мы потратили на рассуждения о нем.

Подумайте, например, о неверующем, который уверовал. Или о человеке, который жил по определенным моральным принципам и обнаружил, что ошибался, что был бесчеловечен, просто недостоин звания человека, независимо от каких-либо религиозных убеждений. Подумайте о тех, кто меняет политические убеждения, свои взгляды на социальные проблемы, на семейные отношения, на дружбу. Во всех этих ситуациях – развитие, которое предполагает осознание неадекватности, неполноты, ущербности, инфантилизма, незрелости и переоценку всей ситуации в свете нового понимания, новой перспективы. Это период нестабильности.

Поэтому становление нельзя представлять себе в виде безмятежного процесса наподобие того, как растет растение сантиметр за сантиметром. Это не тот тип роста. Становление – это возрастание жизни до того момента, когда она взломает, взорвет собственные формы существования – чтобы облечься в новые.

Применительно к духовной жизни, возможно, это происходит еще острее из-за отсутствия преемственности между психическим и духовным, между тем, что представляет собой человек как психосоматическое существо, и тем, что представляет собой тот, кто приобщается Богу: всецелая перемена, которая при этом происходит, неизмеримо более радикальна. Она состоит не в том, чтобы стать лучшим представителем Homo sapiens как биологического вида, а в том, чтобы стать существом совершенно иной меры и качества. Не в том, чтобы просто пересмотреть свои взгляды, а в том, чтобы стать иным. Это видно из жизни апостола Павла или других апостолов в момент Пятидесятницы, когда они получили Духа и стали совсем другими людьми.

Жития нам рассказывают не о людях, которые сменили моральные установки или по-новому проявили человеческие качества. Они повествуют о тех, кто обнаружил, что единственный способ стать человеком – это (отождествляясь со Христом, принимая Духа, приобщаясь вещам Божественным) стать святым.

О мистицизме и мистическом опыте[27]

В первую очередь разрешите поблагодарить ваше начальство за приглашение побеседовать с вами. Скажу также, что мое несколько необычное прошлое никак не оправдывает ту беседу, ради которой я оказался сегодня здесь. Единственная причина, по которой я могу говорить на эту тему, заключается в том, что никто, каковы бы ни были его убеждения и образ жизни, не может уйти от проблемы мистицизма. Существует «мистика» атеиста, так же как существует «мистика» верующего.

Первое, что необходимо сделать, если вы собираетесь говорить о мистицизме, – это дать ему определение, и это, возможно, самая трудная часть дела, потому что мистицизм понимается очень по-разному. Чаще всего и на практике под мистицизмом имеют в виду некий трансцендентальный опыт, переживания, не принадлежащие области чисто мыслительной. И ударение обычно ставится на слове «опыт». Это и справедливо, и таит в себе опасность, потому что хотя верно, что мистическая жизнь заключается в опыте, но чрезвычайно опасно свести ее к собственным переживаниям. В таком случае рискуешь фактически приравнять мистический опыт к переживанию, какое пытаются получить от употребления наркотиков или от искусственно вызванных психологических состояний. И здесь теряются любые объективные критерии.

К этому я еще вернусь. Сейчас скажу только, что приведенное выше определение – не единственное, какое можно дать мистицизму. Мистическую жизнь можно определить не только как опыт, но и как приобретение личного знания, обладание личным знанием и, следовательно, знанием чего-то, что превосходит твою собственную личность, что является опытом, который принадлежит многим или всем. Разница между этими двумя подходами заключается в том, что в первом случае в центре всего стоит опыт, в другом же централен тот факт, что я почуял присутствие чего-то большего, чем я, в центре – та область, куда я вступаю.

Я сказал, что есть аналогия между тем, кто пускается в мистический поиск с намерением пережить некий опыт, и тем, кто ради этой же цели прибегает к наркотическим средствам. Это следует пояснить. Общее в том и другом случае – сосредоточенность на себе. Ищет ли человек опыта в наркотике или старается привести сознание в определенное состояние – он ищет опыта, который принесет удовольствие и будет длиться как можно дольше. Опыт употребляется в свою пользу.

Подлинный мистицизм, как мы это видим на примере святых, подвижников духа, не обращен на себя. Он всегда как бы случаен. Он – часть целой жизни, в которой не ставится целью пережить такой опыт. Искусственно созданные состояния, переживания характеризуются тем, что они преходящие. Если употребить наркотик, если при помощи психологических приемов привести себя в определенное душевное или эмоциональное состояние, оно длится какое-то время, пока действует наркотик или пока примененное средство владеет нашей душой. А затем это состояние идет на спад и совершенно угасает. Единственный путь снова вернуть себе это состояние – прибегнуть к тем же внешним средствам.

Второе, что характерно для этих искусственно созданных состояний, – невозможность ими поделиться, их передать. Это важная черта. Когда человек употребляет наркотик или впадает в своего рода психологический транс, он испытывает некое переживание. Но его невозможно передать кому-то еще.

* * *

Эти две черты – обращенность на себя и невозможность поделиться – по-своему важны для верующего христианина, потому что нечто подобное мы видим в отношении греха вообще. Во-первых, грех всегда эгоцентричен, он сосредоточен на «мне». Цель греха – создать какое-то переживание, какое-то удовольствие или состояние, которое мне будет (как я надеюсь) приятно. Во-вторых, переживание это длится недолго и исчезает. И в-третьих, им так же, как наркотическим опытом, невозможно поделиться. Мне кажется, важно отметить, что греховно не само переживание, а обращенность на себя и то, что цель этого переживания – только лишь удовольствие. Другой цели нет.

И кроме того, такое переживание по самой своей природе требует повторения, повторение необходимо, потому что переживание кончается, и, чтобы снова погрузиться в него, требуется повторить опыт. От него не остается ощутимых результатов, он не приносит плодов, которые осмысленны и самоценны. Вот почему грех так скучен и так повторим. Вот почему люди снова и снова, до бесконечности, обращаются все к тому же. И