Сказки о Силе - Карлос Кастанеда Страница 23

– Имеют, – ответил он. – Чтобы воля стала действующим началом, тело должно быть совершенным.

Я с раздражением отметил про себя, что дон Хуан опять увел меня в сторону. Поднявшись, я пошел на кухню выпить воды. Дон Хуан последовал за мной и предложил мне потренироваться в воспроизведении крика животного, которому дон Хенаро обучил меня. Мы отошли от дома, я сел на поленницу дров и сосредоточился на имитации этого крика. Пару раз дон Хуан поправил меня и показал, как правильно дышать. Конечным результатом было состояние полной релаксации. Мы вернулись на веранду и снова сели. Я сказал, что моя беспомощность иногда раздражает меня самого.

– Нет ничего неправильного в чувстве собственной беспомощности, – сказал дон Хуан. – Все мы хорошо с ним знакомы. Вспомни, что мы провели целую вечность как беспомощные младенцы. Я уже говорил тебе, что сейчас ты похож на младенца, который не может выбраться сам из колыбели, а тем более – действовать самостоятельно. Хенаро вынимает тебя из колыбели – скажем, берет тебя на руки. Но ребенок хочет действовать, а поскольку он не может, он жалуется на жизнь. В этом нет ничего плохого, но совсем другое дело – индульгировать, протестуя и жалуясь.

Он велел мне расслабиться и предложил задавать вопросы до тех пор, пока мой ум не успокоится.

От неожиданности я не сразу нашелся, что спросить. Дон Хуан развернул соломенную циновку и сказал, чтобы я сел на нее. Затем он наполнил водой большую тыквенную флягу и положил ее в сумку. Казалось, он готовился к путешествию. Он снова сел и выжидательно поднял брови, как бы приглашая задавать вопросы.

Я попросил его еще раз рассказать мне о бабочке. Он бросил на меня изучающий взгляд и усмехнулся.

– Это союзник, – сказал он. – Ты знаешь это.

– Что такое в действительности союзник? – спросил я.

– Невозможно сказать, чем на самом деле является союзник. Точно так же как невозможно сказать, чем является дерево.

– Дерево – это живой организм, – сказал я.

– Мне это мало о чем говорит, – сказал он. – Я могу сказать также, что союзник – это сила, энергия, и я уже говорил тебе это, но это мало что сказало тебе о нем.

Так же как и в случае с деревом, узнать, что такое союзник, – значит воспринять его. Ты, возможно, не понимаешь этого, но тебе потребовалось несколько лет подготовки для того, чтобы встретиться с деревом. Встреча с союзником – это то же самое. Учитель должен знакомить своего ученика с союзником понемногу, шаг за шагом. С годами ты накопил достаточно знаний об этом, и теперь ты способен собрать эти знания воедино и ввести союзника в свой опыт так же, как ты ввел в свой опыт дерево.

– Я и понятия не имел, что делаю это.

– Твой разум не сознает этого прежде всего потому, что он не может принять саму возможность существования союзника. К счастью, совсем не разум собирает союзника вместе. Это делает тело. Ты воспринимал союзника много раз и в значительной степени. Каждое из этих восприятий откладывалось в твоем теле. Суммой всех этих кусочков и является союзник. Я не знаю никакого другого способа описать его.

Я сказал, что не могу взять в толк, как это тело может действовать само по себе, словно отдельное существо, независимое от моего рассудка.

– Они не разделены, это мы их сделали такими, – сказал он. – Наш мелочный разум всегда в разногласии с телом. Это, конечно, только способ говорить, но достижение человека знания как раз и состоит в том, что он объединяет эти две части воедино. Поскольку ты не являешься человеком знания, то твое тело сейчас делает странные вещи, которые твой разум не способен воспринять. Союзник – одна из таких вещей. Ты не был безумен и не спал, когда воспринимал союзника в ту ночь прямо здесь.

Я спросил о той пугающей мысли, которую они с доном Хенаро зачем-то внушили мне, что союзник является существом, ожидающим меня на краю маленькой долины в горах Северной Мексики. Они сказали мне, что рано или поздно я должен буду пойти на это свидание с союзником, чтобы бороться с ним.

– Все это лишь способы говорить о тех тайнах, для которых не существует слов. Мы с Хенаро сказали, что на краю той долины тебя ожидал союзник. Это заявление было правильным, но не в том смысле, который ты ему придаешь. Союзник ждет тебя, это совершенно верно. Но не на краю какой-либо долины, а прямо здесь, или вон там, или в любом другом месте. Союзник ждет тебя точно так же, как ждет тебя смерть, – повсюду и нигде.

– Зачем он ждет меня?

– Затем же, зачем тебя ждет смерть, – сказал он. – Потому что ты рожден. В данный момент невозможно объяснить, какой смысл кроется за всем этим. Сначала ты должен ввести союзника в свой опыт. Тогда объяснение магов сможет пролить на него свет. Пока что у тебя было достаточно силы, чтобы прояснить по крайней мере один момент, что союзник – это бабочка.

Несколько лет назад мы ходили в горы, и там ты столкнулся с чем-то неизвестным. Тогда я не мог рассказать тебе, что именно происходит. Ты видел странную тень, летающую взад и вперед над костром. Ты сам сказал, что она выглядит как бабочка. Хотя ты не знал, о чем говоришь, ты был абсолютно прав. Тень была бабочкой. Затем при других обстоятельствах что-то очень сильно испугало тебя после того, как ты заснул, опять-таки перед огнем. Я предупреждал тебя, чтобы ты не спал, но ты не обратил внимания на мои слова. Ты заснул, и это отдало тебя во власть союзника, и бабочка наступила тебе на шею. Почему ты остался жив, навсегда останется для меня загадкой. Тогда ты этого не знал, но я уже считал тебя мертвым. Настолько серьезной была твоя оплошность.

С тех пор каждый раз, когда мы бывали в горах или в пустыне, ты даже не замечал, что за тобой всегда следовала бабочка. Так что в общем мы можем сказать, что у тебя союзник – это бабочка. Но я не имею в виду, что это бабочка в обычном смысле этого слова. Называть союзника бабочкой – опять-таки способ говорить, способ сделать эту безбрежность вокруг нас понятной.

– А для тебя союзник тоже бабочка? – спросил я.

– Нет, то, как каждый понимает союзника, – это его личное дело.

Я заметил, что мы опять вернулись к тому, с чего начали. Он так и не рассказал мне, чем в действительности является союзник.

– Не стоит приходить в замешательство, – сказал он. – Замешательство – это