Что удивительного в благодати? - Филипп Янси Страница 34

В новостях практически не отмечалась роль христианской веры в мирном преображении Южной Африки. Когда посредники во главе с Генри Киссинджером оставили всякую надежду убедить Партию свободы Инката принять участие в выборах, христианин–дипломат из Кении встретился наедине с каждым из лидеров партии, молился с ними и сумел изменить их планы. (Не обошлось без мистики: на самолете испортился компас, вылет был отложен, и благодаря этому состоялась важнейшая встреча).

Нельсон Мандела разорвал безблагодатную цепь, выйдя на волю после двадцати шести лет тюремного заключения с вестью прощения и примирения, а не мести. Сам Де Клерк, представитель замкнутой и строжайшей кальвинистской церкви Южной Африки, почувствовал то, что позднее назвал «Божьим гласом». Он сказал прихожанам, что Бог призывает его спасти весь народ Южной Африки, даже если это означает, что он будет отвергнут своей паствой.

Чернокожие лидеры требовали от Де Клерка извинений за политику апартеида. Он колебался, поскольку среди зачинателей этой политики был его родной отец. Однако чернокожий епископ Десмонд Туту считал необходимым начать процесс примирения в Южной Африке с прощения и не отступался. Он говорил: «Один урок мы можем преподать миру, и в первую очередь народам Боснии, Руанды и Бурунди. Всегда будьте готовы простить».

Придя к власти, чернокожее большинство также вынуждено было задуматься над проблемой прощения. Министр юстиции прибег к богословскому языку, формулируя свою политику. «Никто не может прощать от имени жертв, — сказал он, — только жертвы могут простить сами за себя. И нельзя простить без полной откровенности. Сначала нужно сказать всем, что произошло, кто и что совершил. Те, кто виновен в жестокостях, должны просить прощения, иначе оно не будет им даровано». Так, шаг за шагом, Южная Африка училась вспоминать свое прошлое, чтобы расстаться с ним.

Жители Южной Африки на собственном опыте убедились, что прощение — вещь очень непростая. Папа простил человека, покушавшегося на него, но не просил освободить его из тюрьмы. Можно простить немцев, и тем не менее на будущее запретить им набирать большую армию. Можно простить насильника, но запереть его подальше от жертв. Можно простить расистов, но ввести законы, которые помешали бы им вновь прийти к власти.

Народы, стремящиеся к прощению, при всей сложности этого процесса по крайней мере имеют шанс избегнуть страшной альтернативы — непрощения. Вместо чудовищных сцен гражданской войны и убийств мир видел длинные цепочки чернокожих южноафриканцев, растягивавшиеся порой более чем на милю. Пританцовывая от счастья, они шли на первые в своей жизни выборы.

Прощение идет вразрез с человеческой природой, а потому ему надо учиться, практиковаться в нем, как во всяком непростом ремесле. «Прощение — не отдельный акт, а постоянное состояние духа», — сказал Мартин Лютер Кинг. Величайший дар христианства миру — общество благодати и прощения.

Так, у бенедиктинцев есть особая трогательная Месса прощения и примирения. Прочитав наставление из Библии, монахи, совершающие Мессу, просят всех присутствующих обдумать, какие поступки нуждаются в прощении. Потом верующие погружают руки в большую прозрачную чашу с водой и «зачерпывают» свои обиды. Когда они начинают молиться о благодати прощения, ладони постепенно раскрываются, символически «отпуская» обиды. «Совершая этот обряд, — говорит Брюс Демарест, один из участников, — испытываешь гораздо более глубокое преображение, чем попросту сказав: «Прощаю». Вот если бы чернокожие и белые христиане Южной Африки или Соединенных Штатов Америки погрузили руки в общий сосуд прощения!

В книге «Пленник и бомба» Лоренс ван дер Пост передает тяжкий опыт военнопленного в японском концлагере на Яве. В этом месте — подумать только! — он приходит к выводу:

Единственная надежда на будущее состоит во всеохватном прощении, прощении людей, которые были нашими врагами. Мой опыт узника научил меня: прощение — не только религиозное «переживание», но столь же фундаментальный закон нашей жизни, как закон всемирного тяготения. Кто попытается нарушить закон всемирного тяготения, тот сломает себе шею. А кто нарушит закон прощения, тот сломит свой дух и вновь войдет в замкнутый круг причин и следствий, из которого так долго, с такими муками пытался вырваться.

Часть III. Скандал

11. Прибежище ублюдков

Уилл Кэмпбелл вырос на бедной ферме в Миссисипи. Книжник, не вписывавшийся в свое сельское окружение, он прилежно учился и проложил себе путь в Йельскую духовную академию. После выпуска он вернулся на юг, чтобы проповедовать, и возглавил религиозную жизнь Университета Миссисипи. Это было в начале 1960–х, когда «полноценные» жители штата держали оборону против активистов борьбы за гражданские права. Как только студенты и администраторы университета узнали о либеральных взглядах Кэмпбелла на интеграцию, его контракт с университетом тут же был разорван.

Вскоре Кэмпбелл оказался в самой гуще сражения. Он вел регистрацию избирателей и руководил молодыми идеалистами с севера, приехавшими на юг для участия в крестовом походе за гражданские права. Среди них был студент Гарвардской Духовной Академии по имени Джонатан Дэниэльс, который откликнулся на призыв доктора Кинга и принял участие в походе на Сельму. Большинство добровольцев после великого похода вернулось домой, но Джонатан Дэниэльс остался и подружился с Уиллом Кэмпбеллом.

В ту пору вера Кэмпбелла подвергалась серьезному испытанию. Его работа наталкивалась на ожесточенное сопротивление «добрых христиан», не желавших впустить представителя другой расы в свои церкви и возмущавшихся любой попыткой изменить удобные для белых законы. Кэмпбелл находил больше союзников среди агностиков, социалистов и немногочисленных, но преданных делу северян.

«Сформулируйте христианскую весть в нескольких словах!» — предложил ему некий агностик, П. Д. Ист, отпавший от веры газетчик, который считал христиан своими заклятыми врагами и не понимал упорной приверженности Кэмпбелла вере.

Мы куда–то шли вместе, и тут он сказал: «Ну же! Говори коротко». Я ответил: «Все мы ублюдки (так раньше называли незаконнорожденных детей), но Бог все–таки любит нас и готов усыновить». Ист ничего не возразил по существу.

Формула, предложенная Кэмпбеллом, поразила Иста в самое сердце: он (хотя Кэмпбелл не мог этого знать) был незаконнорожденным и всю жизнь страдал от клейма «ублюдка». Кэмпбелл употребил именно это слово не только ради шока, но и ради богословской точности: в духовном смысле все мы незаконные дети, призванные, вопреки темному происхождению, в семью Бога. Чем дольше Кэмпбелл размышлял над родившейся у