Разочарование в Боге - Филипп Янси Страница 40

Величайшая несправедливость

Справедлив ли Бог? Ответ на этот вопрос зависит от того, отождествляем ли мы Бога с жизнью. Земная жизнь, безусловно, далека от совершенства. И Дуглас прав: сам факт распятия Христа способен кого угодно убедить в несправедливости жизни.

Писатель Генри Нувен рассказывает об одной парагвайской семье. Глава семьи, врач, открыто высказывался против военного режима и нарушения прав человека. Местные полицейские отомстили ему — схватили сына–подростка и замучили его насмерть. Жители деревни, возмутившись, предложили превратить похороны в демонстрацию протеста, но отец поступил иначе: он выставил на похоронах тело своего сына в том виде, в каком его выдали тюремщики — на пропитанном кровью матрасе вместо гроба, обнаженное, покрытое ожогами от сигарет и электрошока, все в синяках. Соседи прощались с этими окровавленными останками. Трудно было бы сильнее выразить свой протест, ибо тем самым совершенно очевидной и нестерпимой становилась совершившаяся несправедливость.

Разве не то же самое произошло на Голгофе. «Пусть Бог страдает, а мы–то тут причем?» — ворчат люди, возлагающие на Него ответственность за несправедливое устройство жизни. Расхожая фраза догнала нас: все стало «не слава Богу». Тело Иисуса, нагое, покрытое рубцами, висящее на кресте, раскрывает нам всю несправедливость, всю жестокость нашего мира. Крест показал нам, как устроен наш мир, и каков наш Бог — мир чудовищно несправедлив, Бог идет в Своей любви на самопожертвование.

Никому из нас не укрыться от трагедий и разочарований, как не избежал их и сам Господь. Иисус не сулил нам безопасности, не учил, как обойти несправедливость — мы должны пройти ее как бы насквозь, с начала до конца, пока не выйдем по другую сторону. Страстная пятница раз и навсегда избавила людей от слепой веры в справедливость жизни, Пасха дала нам ключ к загадке вселенной. Из тьмы воссиял яркий свет.

Конечно, страсть к справедливости не умирает. Так И должно быть. Кто из нас не мечтает, не вопиет о справедливости здесь и сейчас? Как бы я хотел, чтобы В этом мире существовала гарантия против разочарования, чтобы все мои статьи неизменно находили читателя, чтобы тело мое не старело и не дряхлело, чтобы У всех рождались здоровые дети… Но если я буду слепо верить в совершенство мира, моя вера подведет меня. Даже величайшее чудо не разрешит проблемы нашего мира, ведь те, кого исцелил Иисус, со временем умерли.

Нам нужно нечто большее, нежели чудо — нам нужны новое небо и новая земля! Пока мы не обрели их, несправедливость не прекратится.

Один мой знакомый, пытавшийся посреди боли и горя сохранить веру в любящего Бога, как–то раз воскликнул: «Единственное оправдание Бога — Пасха!» Разумеется, это высказывание нельзя причислить к богословским положениям, да и сформулировано оно чересчур резко, но истина в нем есть: распятие Христа одолело силы зла, но не уничтожило несправедливость — для этого потребовалась Пасха. Однажды Бог и физическую реальность преобразит в соответствии с законами Своего Царства, но до тех пор нам следует почаще вспоминать, что все дни нашей жизни — это Великая Суббота.

Заповедь возлюбить Бога — где бы она ни прозвучала, а тем более посреди пустыни, — звучит как требование: пусть ты тяжко болен — поднимись! пусть ты томишься жаждой — пой от радости! иди вперед на сломанных ногах! И все же это — первая и величайшая из заповедей. Мы должны любить Его даже посреди пустыни. В особенности посреди пустыни.

Фридрих Бюхнер

25. Почему Бог ничего не объясняет[42]

Так, я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал.

Иов 42:3

Ближе к концу Книги Иова самоуверенный юноша Елиуй произносит длинную речь, высмеивая желание Иова получить объяснения от Бога: неужто Богу есть дело до столь незначительного существа, как ты? Неужто Всемогущий Господь, творец Вселенной, удостоит Своим посещением землю, чтобы лично побеседовать с тобой? Разве Он обязан отчитываться перед нами? Брось эти глупости, Иов.

Едва Елиуй произнес последние слова, как на горизонте за его спиной сгустилось облако, надвинулось, превратившись в грозовую тучу, и из бури зазвучал Голос, заглушающий все голоса. Превосходная речь Елиуя так и оборвалась на полуслове. Иов содрогнулся: Бог и впрямь посетил его. Бог пришел, чтобы лицом к лицу ответить на жалобы Иова.

Если считать Иова главным библейским примером разочарования в Боге, то речь, прогремевшая из грозы и бури, должна помочь и нам преодолеть сомнение и смятение. Что же сказал Бог в Свое оправдание?

Я бы мог предложить Ему два–три разумных аргумента. Бог мог бы сказать: «Иов, Мне очень жаль, что все так сложилось. Ты претерпел ради Меня много тяжких испытаний. Я горжусь тобой. Ты сам не знаешь, как много сделал для Меня и для всего мира». Два–три комплимента, небольшая доза утешения или, по крайней мере, краткое описание того, что имело место за кулисами, в недоступном для нас мире — и Иов, скорее всего, успокоился бы.

Но Бог не говорит ничего подобного. Его ответ состоит из одних вопросов. Он словно отметает в сторону разговор о страдании, занявший тридцать пять глав, и вместо этого дает нам величественное описание чудес природы. Бог словно вводит Иова в галерею, где выставлены самые любимые Его шедевры. Бог с гордостью указывает страдальцу на горных козлов, диких ослов, страусов и орлов. Он говорит так, словно Сам дивится Своему творению. Прекрасные стихи, завершающие Книгу Иова, выдержат соперничество с любым произведением мировой поэзии. Но, восхищаясь поразительной картиной природы, нарисованной самим Творцом, я не мог избавиться от некоторого удивления. Почему Бог выбрал именно этот момент, чтобы напомнить Иову о многообразии животного мира? Имеют ли вообще Его слова какое–то отношение к делу?

В книге «Досужие домыслы» Фридрих Бюхнер так суммирует речь Бога: «Бог ничего не объясняет, Он «взрывается». Он спрашивает Иова, за кого тот себя принимает. Он показывает: пытаться объяснить Иову проблему страдания и несправедливости — все равно что объяснять улитке теорию относительности… Бог так и не явил Иову Свой великий замысел — Он явил ему только Самого Себя»[43]. Вся поэтическая речь Бога сводится к следующему: Иов, ты не знаешь, как управлять миром